Киликтук был ближе всего Кунару, потому что оба оказались шаманами, которым ведомы были многие чудесные тайны и понятны мысли друг друга. Кунар часто рассказывал о том, что видел в дальних странах. Иногда он говорил о непостижимых битвах на суше и на море, где использовалось такое оружие, что человеческая кровь лилась, как вода весенних ручьев. Рассказывают, что в эти минуты его лицо становилось так ужасно, что люди боялись оставаться около него, хотя им трудно было поверить, что убийства такого большого количества людей действительно могли где-то происходить.

Все шло хорошо в поселениях по реке, пока мальчику Хекво, чьи смышленость и способности давали отцу право гордиться им, не исполнилось семь лет. Той осенью, как легли снега, Киликтук решил, что настало время предпринять вылазку на юг за лесом для новых нарт, деревянных остовов каяков, шестов для жилищ и других необходимых вещей. Прежде такие вылазки совершались с большой опаской, дожидались, пока соберутся вместе Иннуит из многих становищ, чтобы защититься в лесу от Иткилит. Но теперь посчитали, что Иткилит после поражения в ущелье и у Убивающих водопадов изменились и должны присмиреть.

Из-за своей больной ноги Кунар не мог сам выходить за пределы поселения, чтобы учить сына Хекво навыкам мужчин нашей земли, поэтому учителем мальчика стал Киликтук. И теперь он попросил разрешения взять Хекво с собой в поход за лесом, чтобы тот повидал местность, лежащую на юге. Кунар любил сына и хотел, чтобы он вырос крепким и стал одним из первых людей в племени, поэтому не стал противиться. Мальчик сел на длинные нарты Киликтука, и большая группа мужчин, несколько женщин и еще несколько мальчиков отправились на юг. Они миновали землю с низкорослыми деревцами и по льду добрались до самого конца большого озера. Там и разбили лагерь.

Каждое утро мужчины запрягали собак и отправлялись по льду озера на южный его берег, где росло много хороших деревьев. Еще до темноты они возвращались в лагерь, где женщины встречали их мисками горячего супа и вареного мяса. Сначала несколько мужчин оставались на день в лагере, чтобы охранять его, но, не заметив никаких следов Иткилит, и они присоединились к лесорубам.

На шестой день, когда мужчины были далеко, из небольшого леска около лагеря выбежала группа Иткилит на снегоступах… Вернувшись вечером, мужчины увидели на снегу трупы троих женщин и троих мальчиков, среди которых был и Хекво.

Киликтук и его спутники не бросились в погоню за Иткилит, потому что знали, что в чаще леса они будут бессильны против длинных луков, посылающих из-за укрытия смертельные стрелы, Они опасались коварства врага, убившего их жен и детей, и боялись попасть в засаду. Поэтому они завернули печальные останки в оленьи шкуры, положили на нарты и двинулись обратно на север.

Их скорбные вопли услышали в стойбище, прежде чем показались из-за горизонта их упряжки. Рассказывают, что когда Киликтук вошел в иглу Кунара, то вынул железный нож, подаренный ему Кунаром, и вонзил его на треть себе в грудь, предлагая Кунару добить его.

Мои соплеменники никогда еще не видели столь яростного горя, как у Кунара, потерявшего сына. Кунар не оплакивал погибшего, как это делаем мы; он ревел и пылал в приступе безумия, он был так ужасен, что много дней и ночей никто не осмеливался к нему приблизиться. Потом затих… стал молчалив и холоден и своим молчанием вызывал еще больший страх, чем яростными криками. Наконец он приказал принести ему рога мускусных быков, самое крепкое дерево, свитые оленьи жилы и кое-какие другие вещи.

Три дня он трудился, не выходя из иглу, а когда кончил работу, в руках у него оказался предок того лука-арбалета, что сделал я, хотя мое изделие — лишь ребяческая поделка по сравнению с мастерским луком Кунара.

Еще много дней после этого он распоряжался жизнью людей поселения, как если бы они ничем не отличались от собак. Каждого охотника он заставил сделать арбалет. Если кому-то не удавалось выполнить задание достаточно хорошо, Кунар бил его и принуждал делать следующий, лучший. Для нас просто немыслимо ударить человека, ведь это считается безумием, но безумство Кунара люди терпели, оно вызывало у них благоговейный ужас — как если бы в него вселился демон.

Когда у каждого мужчины уже был арбалет и запас стрел к нему, Кунар выполз из своего иглу и принудил всех день изо дня стрелять по целям. И хотя совсем не в природе моего народа предаваться подобным занятиям, они боялись противиться.

С наступлением долгой ночи, которая означала середину зимы, Киликтук, следуя воле Кунара, отобрал десять лучших стрелков и приказал им приготовить собак и снарядить нарты в дальнюю дорогу. Шесть нарт с шестью упряжками покинули стойбище, увозя отобранных мужчин на юг по льду замерзшей реки. На головной упряжке Киликтука лежал Кунар, закутанный от лютого мороза в косматые шкуры мускусного быка.

Рассказывают, что эти люди смело въехали в леса, потому что Кунар вырвал и страх и осторожность из их сердец. Семь дней они двигались на юг среди деревьев и к вечеру седьмого дня заметили дымки большого стойбища Иткилит на берегу озера.

Иинуит предпочли бы отступить и подождать рассвета для нападения, но Кунар не позволил ни малейшей задержки. Упряжки развернулись в линию, на полной скорости понеслись через отделяющую их от стойбища полоску льда и ворвались в самую сердцевину стойбища. Они налетели так быстро, что собаки Иткилит едва успели взлаять, а мужчины Иннуит уже спрыгнули с остановившихся друг подле друга нарт, каждый с арбалетом в руке.

Многие Иткилит выскакивали из своих жилищ без оружия, потому что они и представить не могли, что на них совершено такое смелое нападение. Их встретили треньканье тетивы и удары стрел.

В ту ночь погибло множество Иткилит. Иннуит бы не причинили вреда женщинам и детям, но Кунар потребовал убивать всех, кого удастся схватить. Когда бойня кончилась, Кунар приказал сжечь жилища Иткилит, чтобы спасшиеся в лесу погибли от голода и холода.

Еще не угасло пламя, а Иннуит уже повернули свои упряжки на север. Они ехали, почти не останавливаясь, пока деревья не начали редеть и впереди не развернулась широкая равнина тундры.

Только там они наконец сделали остановку. Кунар был слишком измучен, чтобы встать с нарт и лежал с закрытыми глазами, только пел чужие песни голосом, утерявшим былую силу. Когда Киликтук попытался дать ему мясного отвара, он оттолкнул миску, разлив содержимое на снег. Рассказывают, что люди не ликовали. Слишком много крови пролилось, и мрачно было на сердце у людей моего народа — спутников Кунара.

На рассвете упряжки снова двинулись на север, но, когда уже должны были показаться иглу родного становища, нарты Киликтука отвернули в сторону. Знаком он показал остальным двигаться вперед и сообщить людям о битве.

Той ночью, выйдя из иглу по нужде, один из мужчин становища вдруг увидел нечто, заставившее его закричать. Он замолк, только когда все жители высыпали наружу. На севере виднелся взметнувшийся вверх язык пламени, словно желающий достать зеленые сполохи северного сияния. Ненадолго из темноты выступили очертания покрытых снегом скал у Убивающих водопадов. Люди все еще с удивлением смотрели на эту картину, когда с севера вынырнули нарты и быстро стали приближаться. На них сидел Киликтук… один только Киликтук.

Его многие расспрашивали, но ни тогда, ни позже он не стал рассказывать, как ушел последний из Иннуховик. И только своему внуку, сыну дочери Кунара, поведал он эту историю. Того тоже звали Хекво, и от него мы ведем свой род, вот почему я знаю, как Киликтук довез Кунара до того места у реки, где была спрятана старая лодка Иннуховик. Через моих предков узнал я о том, как Киликтук осторожно положил Кунара в лодку и обложил его связками хвороста от карликовых ив. Потом он вложил в руки Кунара кресало и оставил чужестранца, ставшего ему сыном, одного.

Киликтук отъехал от лодки, как ему велел Кунар, а когда оглянулся, там уже занялось пламя, взметнувшееся над бортами. Так последний из Иннуховик ушел из нашей земли в те небесные выси, куда, как он нам рассказывал, попадают воины, когда приходит их срок.