Глубоко вдохнув, девушка ухватилась за руку мужа.

Герцог был совершенно прав, говоря, что дядя сочтет своим долгом выдать ее замуж за какого-нибудь аристократа.

Но теперь Ева спасена от этого.

Прежде чем молодые отправились в ждущий их домик, граф преподнес своей племяннице подарок — очень красивую брошь от Оскара Мазина, знаменитого ювелира, который создал много прелестных вещей для императрицы. Среди его творений значились и великолепные ювелирные украшения для куртизанок.

Когда они вернулись на Сент-Оноре, герцог сказал:

— Один свадебный подарок ты уже получила, а теперь, моя дорогая, я хочу вручить тебе мой.

— Но у меня для тебя… ничего нет! — вскричала девушка.

— Ты можешь сделать мне подарок, который я хочу больше всего на свете. Но об этом я расскажу тебе позже.

Ева не совсем поняла, что имеет в виду герцог, но под его взглядом она зарделась.

Муж поцеловал ее и сказал:

— В замке Кинкрейг тебя ждут замечательные фамильные драгоценности, но это нечто особое, нечто очень личное, что будет принадлежать только тебе, и что, я надеюсь, ты всегда будешь носить.

И с этими словами он вытащил из кармана бархатную коробочку.

Герцог открыл ее, и девушка увидела необыкновенно изысканное кольцо, сделанное в форме сердца.

В центре его сверкал бриллиант, окруженный бриллиантами поменьше.

Когда они заискрились на свету, Ева поняла, что это самая большая драгоценность в ее жизни.

Она поцеловала мужа, а герцог обнял ее так крепко, что стало трудно дышать.

— Есть еще тысячи вещей, которые я хочу подарить тебе, — сказал он, — но в нашем свадебном путешествии у нас будет много времени для поиска сокровищ, которые всегда будут напоминать нам о нашем счастье.

— Тогда они будут действительно драгоценные! — тихо промолвила Ева.

Герцог до говорился, чтобы им прислали ужин из «Пару», куда они ходили вчера.

Анри, с помощью молодого официанта, торжественно подавал кушанья.

Как оказалось, герцог заказал именно те блюда, что понравились Еве больше всего, но в этот вечер девушка не могла думать о еде и все повторяла мысленно, как красив ее муж.

По выражению его глаз Ева поняла, что герцог думает только о ней. И то и дело в их беседе возникали паузы, и они разговаривали друг с другом без слов.

Намного позже той же ночью, когда они лежали в кровати, которую Ева всегда считала слишком большой для одной своей маленькой персоны, герцог спросил:

— Ты не спишь, моя прелесть?

— Как я могу заснуть… когда я так счастлива?

— Я сделал тебя счастливой?

— Безумно, необыкновенно счастливой! И мне даже не верится, что я все еще… жива. Нет… я должно быть сплю!

— Ты очень даже жива, — промолвил герцог, — а спать мы будем, дорогая, еще очень долго.