– Павел Андреевич, ну это несерьезно, – сказал Артем Ветров, перевернув очередную страницу. – Что мы пытаемся найти? Доказательства действий одной и той же диверсионной группы? А как их можно найти, если из документов вообще невозможно понять, где и как произошла диверсия? Ни описания места происшествия, ни обнаруженных при этом следов, я уж не говорю о фотографиях, вообще ничего. Одни выводы. Так на пустом месте я могу еще не то придумать.

Чернышов устало посмотрел на Ветрова. Всем своим видом тот демонстрировал полное нежелание заниматься бессмысленной, с его точки зрения, работой.

– Артем, представь, что у тебя есть только эти документы, но тебе все равно надо разобраться, как в действительности происходило дело, – делая ударение на словах «эти» и «надо», сказал Чернышов.

– Ну тогда надо фактически проводить новое расследование, снова выезжать на места диверсий, по новой опрашивать свидетелей, – недовольно вздохнул Ветров, но все же опять уставился в бумаги.

В отличие от своих товарищей Павел Чернышов перед вылетом в Моздок самым внимательным образом изучил документы военной контрразведки, описывающие действия чеченских диверсантов во время военной кампании 1994 – 1996 годов. О событиях, описываемых Андреем Васильченко, он уже читал в изложении военных контрразведчиков. Поэтому скупые описания армейских разведчиков Чернышов дополнял деталями из отчетов военных контрразведчиков. И чем дольше Чернышов сравнивал эти отчеты, тем больше они ему не нравились. С отчетами военной разведки все было понятно. Они составлялись дилетантами, поэтому не выдерживали серьезной критики. Но с отчетами военной контрразведки все обстояло по-другому. Их составляли профессиональные оперативники и не менее профессиональные эксперты-криминалисты. В этих отчетах просто не должно было быть никаких неясностей. Когда в Москве Чернышов читал составленные отчеты и сделанные на их основании выводы, он решил, что все обстоит именно так. Все отчеты показались Чернышову грамотными, а выводы убедительными. Однако в отчетах военной разведки описывались дополнительные детали, о которых даже не упоминали контрразведчики. Эти детали сами по себе еще ничего не говорили, тем не менее они поколебали первоначальное мнение Чернышова о выводах контрразведки. Ему очень не хотелось сомневаться в компетентности военных контрразведчиков, и тем не менее несоответствие отчетов контрразведчиков с наблюдениями военной разведки слишком сильно бросалось в глаза.

Павел Чернышов посмотрел на Олега Муромцева. Как бывший сотрудник антитеррористического подразделения «Альфа», Муромцев лучше других разбирался в тактике диверсионных операций. Чернышов увидел, как Олег Муромцев сосредоточенно перечитывает один из лежащих перед ним листов. Дочитав лист до конца, Олег не отправил его в стопку уже прочитанных, а положил перед собой. Потом он снова вернулся к прочитанным прежде страницам. Из стопки прочитанных листов Олег вытащил два. Бегло пробежав взглядом, он также положил их перед собой, рядом с первым. Чернышов с интересом наблюдал за этим пасьянсом.

– Тебя что-то насторожило, Олег? – поинтересовался Чернышов.

– Даже не знаю, как объяснить, Павел Андреевич, – ответил Олег, не отрывая глаз от разложенных перед собой листов. – У меня появилось какое-то странное ощущение. Я как будто знаю, что будет написано на следующей странице.

– Объясни поточнее, – попросил Чернышов.

– Вот описание действий диверсантов во время трех операций. – Олег указал на разложенные перед собой листы. – Так они действовали, по мнению Андрея Васильченко. Будь я на месте командира диверсантов, я бы действовал точно так же. Перед нами совершенно классическая схема действий нашего отечественного спецназа.

– Так что, ты хочешь сказать, все эти нападения были организованы и проведены нашим российским спецназом? – спросил Артем Ветров.

– Нет, конечно, – возразил Олег. – Но схема действий одна и та же, просто идентичная схема.

– Классическая, идентичная? – повторил слова Олега Павел Чернышов.

– Да, вот взгляните сами. Момент открытия огня, последовательность уничтожения целей, пути отхода – все совпадает.

Чернышов встал и подошел к Олегу. Чернышов внимательно читал отчеты военных разведчиков, и взгляд его становился все мрачнее. Муромцеву показалось, что начальник не до конца понимает прочитанное. Ведь отчет был написан сугубо профессиональным языком.

– Вам, наверное, сложно понять, Павел Андреевич, – заметил Олег. – Речь идет о тактике специальных операций. Наши оперативники с этим не сталкиваются. Я сам изучал такие операции только в «Альфе».

– Да нет, я как раз понимаю, – ответил Чернышов, роясь в карманах в поисках сигарет.

Сигареты остались в куртке, в которой он прилетел из Москвы, о чем Чернышов сейчас очень сожалел. Во многом благодаря нравоучениям дочери Ксении Павел Чернышов курил мало, но при волнении часто испытывал острую потребность закурить. Сейчас был именно такой случай. Чернышов явственно вспомнил события, участником которых он был более десяти лет назад. Он был уверен, что те события так и останутся воспоминаниями. Однако сейчас, перечитывая отчет о тактике действий неизвестной диверсионной группы, Чернышов почувствовал, что прошлое возвращается опять.

– Помните, я рассказывал вам про свои афганские командировки, – обратился Чернышов к Муромцеву и Ветрову. – Одна из этих командировок пришлась на 1987 год. Тогда из Афганистана уже начали выводить общевойсковые части, оставляя только элитные подразделения. За семь лет афганской войны наши войска уже приобрели опыт, необходимый для ведения боевых действий в горах. По сравнению с первыми годами войны потери значительно снизились. И вот осенью 1987 года, словно опровергая общую тенденцию, душманы провели несколько успешных операций против наших войск, все в районе города Мазари-Шариф. Причем от рук душманов гибли уже не солдаты-первогодки, а бойцы отрядов специального назначения. Комитет государственной безопасности тогда внимательно следил за ходом боевых операций в Афганистане. И подобный факт, конечно, не остался незамеченным руководством КГБ. В Афганистан была направлена группа офицеров комитета, чтобы разобраться в причинах гибели наших военнослужащих. Я как раз был в числе тех офицеров. Чужая страна, возможностей для оперативной работы практически никаких. Сразу скажу, сделать нам тогда удалось немного. Однако мы выяснили: большие потери в нашем спецназе вызваны тем, что душманам стала известна тактика спецназовцев – вплоть до мельчайших подробностей. Так как в других провинциях Афганистана ничего подобного не было, нам стало понятно, что у душманов, действующих в районе Мазари-Шарифа, в качестве инструктора работает кто-то из бывших офицеров советского спецназа. Впоследствии это подтвердили и захваченные в плен душманы. Они сообщили, что в их отряде находится несколько советских военнослужащих, которые свободно передвигаются по лагерю, часто и подолгу общаются с командиром отряда и военным советником из Турции. Отряд душманов, о котором идет речь, вообще был богат на военных советников. Там работали профессиональные турецкие разведчики, а теперь выяснилось, что и перешедшие на сторону афганских душманов спецназовцы.

– Удалось вам добраться до этих предателей? – поинтересовался Ветров.

– К сожалению, нет, – сказал Чернышов. – Хотя мы и предприняли одну попытку, атаковали одну из душманских баз и даже высаживали там десант. Но, к сожалению, данные разведки оказались неточными, спецназовцев-предателей на той разгромленной базе не оказалось, из района Мазари-Шарифа они перебрались куда-то в глубь страны. Во всяком случае, я о них больше не слышал. Результаты своего расследования мы доложили военным. Те изменили тактику проведения войсковых операций, и потери сразу же сократились. Вот так и закончилась эта командировка.

– И вы считаете, Павел Андреевич, что спецназовцы, натаскивающие афганских душманов, спустя семь или восемь лет могли появиться в России и воевать уже на стороне чеченских боевиков? – прямо спросил Олег Муромцев.