Оно конечно, президентская доля не сахар. И Буденновск, и импичмент, и прочие переживания… Научиться бы, однако, встречать все эти удары судьбы, как говорится, соблюдая умеренность в образе жизни.

Больше всех перепугался Черномырдин. Но перепугался, по-видимому, не столько из-за угрозы жизни своего шефа, сколько из-за того, что его, премьера, заподозрят в желании перехватить у президента бразды правления (по Конституции ведь именно к нему переходит верховная власть в случае стойкой недееспособности главы государства).

Испуг Черномырдина подстегнули сообщения в прессе, что возникла, дескать, та самая ситуация когда «ядерный чемоданчик» и прочие атрибуты власти пора передавать от первого лица второму.

Из аппарата премьера и от него самого сразу же посыпались нервные опровержения. Уже 11 июля пресс-секретарь Черномырдина Виктор Коннов заявил «Интерфаксу», что глава кабинета не планирует существенных изменений в своем рабочем графике (тоже, как видим, разговоры о графике). И пояснил: «Ни юридически, ни практически я не вижу оснований для временной передачи полномочий главы государства председателю правительства».

На следующий день сам Черномырдин на встрече с журналистами во всю мощь развернул свое знаменитое красноречие, чтобы доказать, что президент «находится в хорошей рабочей форме». Основанием для подобных утверждений премьеру послужил утренний двадцатиминутный телефонный разговор с Ельциным, в котором Борис Николаевич сообщил Виктору Степановичу, что «работает с документами» (тогда еще эта формула не звучала откровенно комично). Премьер назвал «напрасно раздутой шумихой» сообщения СМИ, будто в здоровье президента обнаружились «серьезные нарушения» (куда уж серьезней инфаркт!). «Борис Ельцин, как и все мы, нормальный человек, сказал Черномырдин, и ему может слегка нездоровиться. Не надо по этому поводу распространять досужие домыслы».

Как всегда, во всем оказались виноваты журналисты.

Надо сказать, в те дни появились сообщения, что и у самого Черномырдина нелады со здоровьем, что два года назад он сам перенес тяжелый инфаркт и ему был вставлен искусственный сердечный клапан. Виктор Степанович назвал это «полной чушью».

Помимо медицинской тематики, на встрече коснулись и темы грядущих президентских выборов. Черномырдина спросили, будет ли Ельцин в них участвовать (очень подходящий момент для подобных вопросов). Премьер ответил, что Борис Николаевич «пока не принял окончательного решения».

В те дни в полную силу зазвучали также разговоры о возможном участии самого Черномырдина в президентской гонке как ельцинского дублера и преемника. Соответствующий вопрос вновь поверг Виктора Степановича в великий испуг. Впрочем, он не отверг категорически такую возможность, сказав только словно бы отмахнувшись, что «ему пока некогда заниматься этой проблемой».

Паническую реакцию Черномырдин станет выдавать всякий раз при ухудшении ельцинского здоровья. Самой большой тревогой премьера в таких случаях опять-таки будет как бы его не заподозрили, что он желает воспользоваться статьей 92-3 Конституции, где прямо сказано: «Во всех случаях, когда Президент Российской Федерации не в состоянии выполнять свои обязанности, их временно исполняет Председатель Правительства».

Как бы то ни было, уже тот первый ельцинский инфаркт, случившийся летом 1995-го, почти окончательно подорвал в глазах многих шансы Ельцина продлить свое президентство еще на один срок. И одновременно подскочил градус напряженности в преддверии грядущих президентских выборов. Хотя до них еще оставался год, в воздухе повисла явно ощутимая тревога. От месяца к месяцу она станет нарастать.

Лечился Ельцин небрежно…

Еще 19 июля президент говорил журналистам, что он хоть и «чувствует себя хорошо», но по поводу сроков возвращения в Кремль ничего определенного сказать не может, ибо «последнее слово за врачами», а врачи настаивают, чтобы им предоставили возможность «закончить назначенное ему лечение в условиях стационара и продолжать его затем в каком-нибудь подмосковном санатории».

Однако нормально закончить лечение Ельцин врачам не дал покинул ЦКБ, пролежав в ней лишь около двух недель. Десять дней пробыл на реабилитации в санатории «Барвиха», тоже не до конца требуемого срока, после чего вышел на службу. Все доводы, что он себя губит этим, парировал твердо: «Мне надо работать. Отлеживаться я не намерен».

Оно понятно, конечно, надвигаются выборы: кому нужна развалина, стоящая во главе государства? Если бы только болезнь считалась с подобными соображениями… «Непоправимый ущерб здоровью» такой диагноз поставили врачи уже не самому недугу, а тому результату, к которому привело легкомысленное поведение пациента. Серия дальнейших инфарктов, которые последуют один за другим в течение короткого времени, по-видимому, в немалой степени будет связана с этой ранней выпиской Ельцина из больницы и санатория после первого инфаркта.

Второй инфаркт Ельцина не заставил себя долго ждать…

После первого президент пребывал в Кремле не очень долго. Уже в сентябре он вновь покинул свою главную московскую резиденцию и отправился в Сочи в очередной (четвертый в том году) «рабочий отпуск». Благословенный Юг, как известно, не очень располагает к соблюдению «спортивного режима». По свидетельству очевидцев, Ельцин и здесь напозволял себе многочисленные отступления от него, так что его здоровье не слишком улучшилось…

После возвращения в Москву, в октябре, Ельцин совершил поездки во Францию и США, а вскоре вслед за этим, 26-го числа, опять попал в больницу.

В прессе сообщалось, что в ЦКБ его доставили на вертолете из Завидова, после того как президент побывал на охоте, а затем в бане. И опять те же «исходные обстоятельства» очередной медицинской катастрофы: какая же охота, а тем более баня обходится на Руси без «сугрева»?

Повторилась июльская история. Как говорится, «один к одному». Информагентства снова передавали сводки о здоровье президента. В них снова фигурировало «обострение ишемической болезни сердца». Кремлевские информаторы и обслуживающие Кремль журналисты снова пытались придать сообщениям бодряческие интонации: «состояние Бориса Ельцина не вызывает опасений», «несмотря на болезнь, президент исполняет свои обязанности», «Ельцин полностью владеет информацией, которая постоянно и оперативно поступает к нему», «президент скоро поправится» и т. д. и т. п.

В то же время общие оценки этого, уже второго за последние четыре месяца, президентского сердечного приступа были противоречивы: с одной стороны, утверждалось, что состояние главы государства «отличается меньшей степенью серьезности, чем это было в июле» (какова словесная конструкция!), с другой говорилось, что это состояние «большого оптимизма у врачей не вызывает» (в июле таких слов не было).

В отличие от июльского случая сразу же было заявлено, что все президентские поездки и встречи, намеченные на ближайшее время, отменяются.

Еще более забавно, чем в июле, объяснял причины очередного «обострения ИБС» первый президентский помощник Виктор Илюшин, опять выступавший в роли главного уведомителя прессы. По его словам, «внезапный приступ ишемии миокарда», без сомнения, связан с последней поездкой Ельцина во Францию и США, во время которой президент подвергся огромной «умственной, моральной и физической» нагрузке: «Ведь несмотря на то, что подготовку переговоров с президентами Франции и США вела большая команда, пик напряжения пришелся на главу российского государства». Как полагает Илюшин, «впредь зарубежные визиты Ельцина должны предусматривать определенное время для нормальной адаптации организма к разным часовым поясам, а также несколько дней для реабилитации после связанных с перелетами нагрузок… Будем убеждать президента планировать зарубежные поездки с учетом этих корректив». А пока что, как сказал Илюшин, вместо того чтобы «восстанавливать силы после возвращения из США», Ельцин «много работал над документами, имел постоянные контакты со своим аппаратом, давал многочисленные поручения, следил за их выполнением».