Если все это не было любовью, то Даниэль не знал, как еще это назвать.

Теперь все, что ему требовалось, — убедить Джози в своей искренности. Мужчина очень надеялся, что это не займет столько же времени, сколько понадобилось ему, чтобы во всем разобраться.

По пути в больницу Джози пришла в себя еще только один раз, и Даниэль тотчас же подумал, что пребывать в забытьи для нее намного милосерднее. Было видно, что девушка сильно страдала от ужасной боли, но благодаря приобретенной за годы военной службы выдержке, превозмогая мучения, пыталась это скрыть. Даниэля ее поведение обмануть не могло, и страдания Джози просто убивали его.

Когда Джози очнулась, ей показалось, что рот забит опилками, а голова тяжелая и будто в тумане. С большим трудом девушка сконцентрировалась и прислушалась к голосам, доносившимся откуда-то издалека.

— Она не приходит в себя уже больше четырех часов, — обеспокоенно бурчал Даниэль. — Хотя ей давно пора бы проснуться.

— В тот раз было то же самое, — раздался усталый голос отца. — Это все из-за наркоза. Она плохо его переносит. В первый раз ей потребовалось в разы больше времени, чтобы прийти в себя, чем она, признаться, изрядно напугала анестезиолога.

— Может, тебе стоило сказать об этом врачам прежде, чем они вкатили ей лошадиную дозу снотворного?

— Я говорил, но они заверили меня, что для успешного проведения операции меньшая дозировка, к сожалению, невозможна.

— Тогда почему они ничего не делают, чтобы она пришла в себя?

— Говорят, нет необходимости. Сон для скорейшего выздоровления — лучшее лекарство.

— Если бы это был обычный сон, я бы и слова не сказал.

— Обычный он или нет, но в любом случае под ваше непрерывное брюзжание поспать мне, как видно, больше не удастся, — просипела Джози, отметив про себя, что, хотя голос звучал слабо и хрипло, изъяснялась она довольно связно. Ну, и на том спасибо.

В то же мгновение девушка ощутила, как сильные пальцы коснулись ее лица в мимолетной ласке. Даниэль. Его прикосновение она узнала бы из тысячи.

— Как ты себя чувствуешь, малыш?

Она попыталась было оглядеться, но веки словно налились свинцом и совершенно не желали подниматься. Когда же она, справившись со слабостью, открыла глаза, то пару минут, пока зрение не сфокусировалось, Даниэль представлялся ей одним огромным размытым пятном, но потом Джози все же удалось поймать внимательный взгляд любимых глаз.

— Какая-то жуткая слабость и оцепенение.

— Это просто наркоз отходит.

— Что с моей ногой?

— Ничего страшного. Пуля прошла навылет, повредив мягкие ткани. Ни одна важная артерия или кость не задеты. Обещают, что ты придешь в норму примерно через шесть недель или даже раньше.

В глазах Джози черты Даниэля постепенно обретали резкость. Похоже, он пытался хоть как-то оттереть лицо, но в области виска и на скуле все еще были видны следы от черных полос маскировочной раскраски. Это навело ее на мысль о собственном внешнем виде. Правда, по здравом размышлении, она решила, что вряд ли выглядит намного лучше него.

— Пойду-ка я скажу врачу, что она очнулась, — внезапно сказал отец и вышел из палаты.

— Операция? — спросила Джози.

— Порядок. Хотвайр получил то, что нам было нужно. Пленных и добытые улики передали агентам ФБР два часа назад. Власти планируют захватить базу в ближайшее время.

— Хорошо, — прохрипела Джози и поморщилась. — Ужасно пить хочется…

Даниэль взял чашку и вставил между губами девушки соломинку, после чего Джози стала с наслаждением потягивать освежающую прохладную воду. Когда она напилась, мужчина убрал чашку и обосновался на краю больничной кровати, подальше от раненой ноги.

Поместив ладошку Джози между своих рук, даря девушке тепло и ощущение комфорта, Даниэль сказал:

— Мне не нравится видеть тебя больной. И уж тем более не нравится видеть тебя с огнестрельным ранением.

— Вовсе незачем так уж сильно волноваться обо мне.

— Джозетта, я не желаю, чтобы у матери моих детей была столь опасная профессия. Это может плохо сказаться на семейной жизни.

Она смерила его взглядом:

— Да, видать, и правда сильную дозу мне вкатили — вот уже и галлюцинации начались. Ты же вроде не хотел иметь детей.

— Раньше, может, и не хотел, а теперь вот хочу.

— Наших общих детей? — переспросила Джози, чтобы убедиться, что слух ее не обманывает. Все это было слишком странным, и она сомневалась, что правильно поняла смысл его слов.

— Совершенно верно, — ответил Даниэль и взял ее руки в свои, словно хотел заставить Джози прислушаться к его словам. — Я люблю тебя, Джозетта. Знаю, ты считаешь, что я говорю это только из чувства вины, но, клянусь, это не так. Я хочу, чтобы ты вошла в мою жизнь. Навсегда.

— Ты имеешь в виду, что хочешь жениться на мне? — скептическим тоном протянула Джози, боясь снова обмануться, приняв желаемое за действительное.

— Да. А также обзавестись парочкой прелестных малышей. — Он прижал ее ладошку к своему лицу и нежно поцеловал, словно хотел, чтобы Джози не только услышала его слова, но и почувствовала.

— Ты выйдешь за меня замуж, Джозетта? И я обещаю потратить всю оставшуюся жизнь, доказывая тебе, что я совсем не похож на своего отца.

Слезы, не имевшие никакого отношения к боли, заволокли ее глаза.

— Ты уже это доказал, Даниэль.

В этот момент в палату вернулся ее отец в сопровождении медсестры и врача. Девушка была подвергнута тщательному осмотру, в процессе которого ее многострадальное тело бесцеремонно переворачивали и тормошили до тех пор, пока Джози не охватило состояние усталого безразличия. По мере того как на ее лице все явственнее проступало выражение обреченности и покорности судьбе, внутреннее напряжение Даниэля нарастало, подобно снежному кому, а потом мужчина гневно рыкнул, потребовав от врача и медсестры немедленно оставить Джози, черт побери, в покое. В этот момент ее папочка на пару с Даниэлем выглядели одинаково опасными, ясно давая понять, что визит медиков сильно затянулся. Врач поспешно отдал распоряжения по дальнейшему уходу за пациенткой и вышел. Медсестра же оставалась ровно столько времени, сколько потребовалось, чтобы ввести Джози обезболивающее через внутривенный катетер.

У Джози даже не хватило сил поблагодарить Даниэля: ее измученное тело охватила блаженная расслабленность, предвещавшая скорую близость исцеляющего сна. А еще осознание того, что Даниэль хотел жениться на ней, усмирило боль эффективнее, чем самые современные транквилизаторы.

Следующие несколько дней пролетели незаметно. Джози быстро шла на поправку, а Даниэль ни на минуту не оставлял ее одну, потребовав, чтобы в палату поставили раскладушку, на которой он и ночевал. Медперсонал в его присутствии даже не упоминал о том, что подобное требование идет вразрез с правилами стационара: они ведь не являлись супружеской парой. А вот Джози, к несчастью, пришлось стать невольной свидетельницей того, как две медсестры обсуждали это между собой. И даже весело шутили, что ничуть не возражали бы заполучить такого восхитительного мужчину в свои спальни.

Джози резко сменила тему, когда Даниэль поинтересовался, почему она так холодно вела себя с двумя приветливыми медсестрами, которые, закончив свой пикантный разговор, вошли к ней в палату.

За эти дни у нее было много посетителей. Даже Лиз решилась на перелет, чтобы приехать в больницу и навестить ее. На третьи сутки пребывания в больнице к Джози приехали неожиданные гости.

После ланча в палату в сопровождении Даниэля зашла симпатичная женщина с тревожным взглядом. За ее руку крепко держался маленький белокурый мальчик лет пяти-шести. Ребенок смотрел на Джози такими печальными глазами, что ее сердце растаяло.

Они подошли прямо к кровати.

Женщина тихо сказала:

— Он хотел убедиться, что вы остались живы. Мистер Блэк Игл уверил нас, что вы не будете против, если мы навестим вас, но я пойму, если вы захотите, чтобы мы ушли.