Я включила ночник и посмотрела на часы. Полчетвертого. Самое время для тихих задушевных бесед. Клара сидела на кровати и жадно меня разглядывала. В руках у нее был томик Агаты Кристи. «Убийство викария». Очень актуально.

– Эфа, я должна тебе сказать что-то очень важное.

Бабуля драматически понизила голос и сделала паузу. По сценарию мне полагалось сделать заинтересованное лицо. Гримаса интереса не складывалась: очень уж хотелось спать.

– Эфа, ты меня не слушаешь!

– Слушаю, бабушка, слушаю.

– На семейном совете мы решили: что ты виновна.

– Молодцы! Вы показали чудеса дедукции.

Клара обиделась, не расслышав.

– Нечего обвинять дедушку. Мы все так решили.

– И что теперь?

– Теперь мы будем за тобой следить.

– Хорошо, следите. – Я зевнула и зарылась в подушку. – А я пока посплю.

– Эфа!

Господи, этот шепот даже мертвого из могилы поднимет.

– Ну что еще?

– Я тебе верю! Кто-то встал на твоем пути, – Клара обличающе потрясла томиком Кристи. – Но я найду негодяя, и тогда справедливость восторжествует.

– Угу! Ищите.

– Но ты мне должна все рассказать. – Клара достала из кармана халата блокнот, явно приготовившись записывать исповедь несостоявшейся (а то и состоявшейся) убийцы.

– Мне нечего рассказывать. Если нужны подробности, обратитесь к следователю Федорову. – Сквозь дрему я слышала, как Клара ругала меня и Федорова. Похоже, старушка уже подкатывалась к нему, но парень оказался не промах. Настоящий партизан.

– Эфа!

– Господи, ну что на этот раз?!

На этот раз меня посетил дедушка Карл, во рту которого дымилась старая трубка. Под мышкой у старика торчал томик Сименона. Час от часу не легче.

– Дедушка, где вы взяли этот вонючий табак?

– В магазине «24 часа». Стефа, я должен с тобой поговорить.

– Утром нельзя?

– Дело безотлагательное. Над нашим домом нависла тень подозрения. Тебя обвиняют в убийстве!

– В двух.

– Ах, да! В двух убийствах! Это позор для всей семьи. Поэтому я должен вмешаться… Видишь ли, дорогая, никогда тебе не рассказывал, но сейчас пришло время. В молодости я служил в разведке. Однажды нас послали в Китай…

Хочешь, дружок, я расскажу тебе сказку? Дедуля превзошел не только братьев Гримм, но и Ганса Христиана Андерсена. За столь головокружительный сюжет, каждый из классиков, не задумываясь, отдал бы правую руку, да еще зуб мудрости в придачу. Молодой советский новобранец получил задание соблазнить дочку Великого Кормчего. Для чего КГБ устроило в Пекине благотворительный бал. Дедуля враз очаровал китайскую красотку: то ли красными лампасами, то ли черными усами. Девушка не устояла и устремилась за кавалером в машину, где все было готово для воплощения идеи интернациональной любви. Мягкие подушки и записывающие устройства. Однако в самый неподходящий момент у Карла произошел досадный сбой. Он вспомнил бабушку Клару. То есть тогда она еще не была бабушкой, но об ее ревнивом и горячем нраве слагали легенды. В общем, деду не помогла даже энергия «ци», которую в него попыталась влить новая подруга. Весьма оригинальным способом, надо сказать. Тут Карл смущенно закашлялся. Финал сказки печальный. Китаянка прочирикала «пфуй-пфуй», и деда разжаловали в солдаты. Но опыт разведчика остался. Не пройдет и двух дней, как он распутает это заковыристое убийство.

– …Два убийства, Соня. Не забывай.

– Фима, я никогда ничего не забываю. – Отчеканила тетушка и плюхнулась прямо мне на ноги.

– Господи, угомонитесь ли вы сегодня? – простонала я.

Фима осуждающе посмотрел на меня.

– Плохо выглядишь, Эфочка.

– А как я должна выглядеть в пять часов утра?

Родственники проигнорировали мой вопрос, видимо, посчитав его малоактуальным. Фима сосредоточенно перелистывал шестой том собраний сочинений Рекса Стаута. Тетя Соня бережно держала «Дело о светящихся пальцах». До Деллы Стрит она явно не дотягивала. Впрочем, как и дядя до Ниро Вульфа. Похоже, убийство Алекса разбудило в моей родне древний инстинкт охотника. И что-то мне подсказывало, что в качестве жертвы они выбрали меня. Предчувствия не обманули. Супруги вцепились как два голодных энцефалитных клеща. Один слева, другой справа.

– Стефания! Ты должна вспомнить все события с точностью до секунды. Иначе мы ничего не гарантируем.

– Мы ничего не гарантируем, – поддакнул дядька. – Без твоих показаний наше расследование может пойти по ложному пути. – Он перелистнул несколько страниц. – Ты его убила?

– Кого? – сопротивляться не было сил.

– Алекса. И еще этого… Твоего начальника.

– Ага. Обоих. Задушила в объятиях, утопила в вине, сожгла в огне страсти. А потом станцевала над бездыханными телами ритуальную джигу. Родственнички, дорогие, если через пару секунд вы не уберетесь отсюда, я то же самое проделаю и с вами. И любой суд меня оправдает. Состояние аффекта. Понятно?

Я протянула руку к подушке. Тетка с дядей синхронно вскочили с кровати и попятились к двери. Из-под одеяла вылез Жбан и уставился на непрошеных гостей.

– Жбаня! Фас!

Визитеров след простыл.

Или мне показалось? Кровать ходила ходуном. Я не сразу сообразила, что это семейство Сидоровых пыталось примерить на меня наручники.

– Где вы их взяли, изверги?

В ответ послушалось довольное сопение: ну да, зачем задавать столь идиотские вопросы? Ясное дело: позаимствовали на время у представителей правоохранительных органов, пока те несли свою опасную и нелегкую службу. Интересно, а ключиком-то успели разжиться? А то ведь сейчас закуют незаконную жену своего блудного папки в кандалы, и…

Мысль о ключе подбросила меня под самый потолок.

– Отставить! Как дам ремня хорошего!

– На детей кричать нельзя! – нравоучительным тоном объяснила мне Ольга (и эта сюда пожаловала!). – Их нужно холить, лелеять и воспитывать.

– Ну и воспитывала бы себе на здоровье, Песталоцци ты наш доморощенный, вместо того, чтобы мешать покою честных граждан.

– Честных граждан в убийствах не обвиняют, – съязвила Ольга, запахивая розовый халат, от чего она стала похожа на раскормленного дождевого червя. – Меня, например, не обвинили. А у тебя подписку взяли! – И такая зависть у нее в голосе прозвучала, что я даже на минуту пожалела о своем вынужденном участии в трагических событиях. Была бы моя воля, отдала бы криминальные лавры родственнице: и сомнительное алиби, и отпечатки пальцев, даже подписку о невыезде, и ту бы отдала. Только бы они меня все оставили в покое! Но нет: у Ольги оказалась своя версия, которая требовала немедленной проверки.

– Эфа, я на досуге сопоставила отдельные факты и поняла: ты не виновата. Просто ты была в состоянии эффекта.

– Аффекта.

– Ага, я так и говорю. А за это у нас не судят. Ты, главное, не бойся. Признайся, и сразу на душе легче станет. У нас, кстати, самый гуманный суд в мире. Я про это читала.

– И еще смотрела, в «Кавказской пленнице».

Ольга не смутилась:

– Смотрела. У меня широкий культурный кругозор. Правда, дети?

Дети охотно согласились, поскольку умудрились-таки надеть на мамочку украденные накануне наручники. Я оказалась права: ключ они взять не догадались. Засыпала я под злые завывания Ольги и радостное хихиканье младших Сидоровых.

Под утро мне приснился толстый зеленый принц. Светящимися пальцами он прикуривал трубку от огромной орхидеи и требовал от меня подписку о невыезде.

От ночных игр в детективов был только один плюс. Намаявшиеся родственники спали без задних ног. Поэтому утро прошло в хорошей дружеской обстановке. Рыбки меланхолично слопали кусок сырого мяса. Гена удовольствовался вегетарианской пищей. Жбан устроился прямо на столе и гипнотизировал свое отражение в блестящем кофейнике. Я смотрела новости.

Местное телевидение билось в чернушной истерике: война, забастовки, поджог, убийства. Декан и Алекс оказались в неплохой компании. Помимо них, в иной мир накануне отправились банкир, политик и директор овощной базы. Журналистика – это когда сообщают: «Лорд Джон умер», – людям, которые и не знали, что лорд Джон жил. Так говорил Гилберт Честертон. Российская журналистика – разговор особый. Неважно, что именно сообщить, главное – сообщить. Пытаясь объять необъятное и объяснить необъяснимое, журналисты тянули параллели. Параллели пересекались на удивление плохо, но кто ж отступает перед трудностями? Политика назвали светилом отечественной политики, банкира – финансовой системы, директора – национального овощного хозяйства, декана – солнцем российской науки. Алексу в этом ряду достойного места не нашлось, поэтому его сделали народным представителем. По словам кожаного мальчика-аналитика, наступало очередное затмение. Солнце выбирало себе жертв. Самых лучших. Когда дошло до ацтеков, я переключила телевизор. Ацтеки, зимой? Это слишком.