– В этом столько необыкновенного… я действительно смогла отыскать его, – согласилась Нирисса, – но… понимаете… я не могу… выйти за вас замуж.

Руки герцога напряглись, – Как это… не можешь выйти замуж?..

– Вы… должны… жениться на Дельфине! Герцог решительно покачал головой.

– Я никогда не заводил речь о браке с твоей сестрой, и у меня не было ни желания, ни намерений на этот счет.

– Но… Она думала… – начала было Нирисса.

– Я знаю, что она думала, – перебил ее герцог, – и на что надеялись несколько других женщин до нее, но я твердо понимал, Нирисса: я никогда не женюсь ни на ком, пока не смогу убедиться в том, что нашел свое счастье.

Он помолчал немного, прежде чем добавил:

– Не могу сказать с уверенностью, действительно ли я верил в проклятие над нашим родом или нет, но я всегда знал (назови это предчувствием или внутренним голосом): ни одна из женщин, с которой у меня возникли любовные отношения, не могла стать моей женой.

Нирисса не произнесла ни слова в ответ, и после паузы он заговорил снова:

– Мне трудно описать тебе мои переживания. Я стал циничным, подозрительным и лишенным иллюзий человеком, ведь всякий раз, встречая женщину, казавшуюся мне иной, чем все, я очень скоро, слишком скоро, начинал понимать, что она совсем не та, которую я искал, и вовсе не та, чей образ я лелеял в своем сердце, представляя свою будущую жену.

– Но Дельфина… ей казалось… будто вы… попросите ее выйти за вас замуж…

– Я просил ее… совсем об… ином…

– Она и это рассказывала… мне… Но она была убеждена, что вы… изменитесь… Герцог усмехнулся одними губами:

– Твоя сестра очень красива, но я понимаю теперь – ее красота всего лишь бледное отражение твоей.

Нирисса вспомнила, как Гарри говорил ей то же самое, и быстро-быстро заговорила:

– Но… вы не должны… так думать… И хотя я… люблю вас… мне не удастся стать с вами счастливой… если я буду думать… о том, какую боль я причинила… Дельфине.

Стало тихо. Молчание прервал герцог, недоверчиво спросив девушку:

– Я правильно понял, Нирисса, вы действительно намерены отказаться от меня?

– А как иначе я могу поступить? – растерянно проговорила девушка. – Я люблю вас… Вы знаете, что я люблю вас… Но если я выйду за вас замуж… Дельфина проклянет нас, и на вас опять повиснет проклятие… а если ее проклятие возымеет силу… и мы покинем… друг друга… тогда я не переживу этого!..

– Вы не можете, ты не должна произносить подобные вещи! – Герцог притянул Мириссу к себе. – Ты и правда думаешь, будто, отыскав тебя, я смогу потерять тебя снова?

Он наклонился и посмотрел ей прямо в глаза, словно желая убедиться в искренности ее слов, и произнес;

– Ты – моя! Я молился, чтобы отыскать тебя, но боялся, что тебя не существует! И вот, так неожиданно для себя, когда я вошел на кухню в доме твоего отца (самое невероятное из всех возможных место для встречи), я увидел тебя – настолько совершенную, настолько внутренне красивую, что на мгновение не смог поверить своим глазам!

– Вы… действительно… почувствовали все это тогда? – спросила Мирисса.

– Да, и намного больше, – сказал герцог. – И все же, поскольку я только человек, я пытался притворяться перед самим собой, будто я просто сбит с толку под влиянием превосходного обеда, приготовленного тобой, и того отличного вина, которое я выпил.

Он добавил, улыбаясь:

– Но уже тогда, любимая моя, я твердо решил повидать тебя снова, вот почему я пригласил твоего отца в Нин.

– Дельфина не хотела моего приезда.

– Я прекрасно понимал и это, но если у твоей сестры железная воля, моя – не слабее. И с какой бы решительностью ты ни пыталась отказать мне, я все равно доставил бы тебя сюда под любым предлогом, не важно каким.

Он посмотрел ей в лицо и спросил:

– Знаешь ли ты, как ты любима и как ты дорога мне? С тех пор, как ты перешагнула порог моего дома, моя любовь росла от часа к часу, от минуты к минуте.

– Но вы не обращали на меня никакого внимания сегодня… вы… даже не поговорили… со мной, – пожаловалась Нирисса.

– Я не смел подходить к тебе, пока все тщательно не обдумал. Кроме того, я не столь глуп, чтобы не знать: стоит твоей сестре разобраться в моих чувствах, она непременно доставит тебе неприятности.

Нирисса вскрикнула:

– Нельзя… ей ничего про нас нельзя знать… Никогда!

– Когда-нибудь ей придется узнать, – сказал герцог, – поскольку я намерен взять тебя в жены, Нирисса. Я говорю правду – я не смогу жить без тебя!

– Вам… придется… жить без меня! – заплакала девушка. – Я люблю вас! Я безумно люблю вас… Но никогда… никогда не смогу выйти за вас замуж! Как я посмотрю Дельфине в глаза, когда она… совершенно точно… совершенно… без всяких сомнений уверена, будто вы сделаете ей предложение?!

Герцог коснулся пальцами подбородка девушки и, приподняв ее заплаканное личико, наклонился к ней.

– Взгляни на меня, любимая моя девочка. Загляни в мои глаза и скажи мне искренне, действительно ли ты до самых глубин своей души веришь, что чувство, которое даровано нам, которое мы испытываем, позволит нам существовать отдельно друг от друга.

Мирисса смотрела на него, пока слезы, выступившие на глазах, не ослепили ее и его лицо не расплылось, как в тумане.

– Я понимаю… вас… – отрывисто заговорила она, – и я чувствую… то же самое. Я люблю вас… кажется, кроме вас, в целом мире и нет больше никого, но… Но я знаю, что мы не сумеем стать счастливыми… на несчастье… Дельфины… И еще – если бы мы поступили так… я всю жизнь боялась бы.

Герцог долго-долго смотрел на нее.

– Поскольку мы так близки друг другу, я могу понять твои чувства, любимая моя. Поэтому я должен тебе кое-что сказать, и я хочу, чтобы ты очень внимательно выслушала меня.

– Вы знаете, я готова выслушать все… что бы вы мне ни сказали… – тихим и каким-то убитым голосом заверила его Нирисса.

– Тогда я клянусь перед Богом, что ты станешь моей женой, что ты будешь принадлежать мне и что мы найдем свое счастье вместе. Это – клятва, которую я никогда не нарушу!

Ей нечего было сказать ему, в ответ она всхлипнула и уткнулась лицом в его шею.

Он крепко прижимал девушку к себе, и она чувствовала, как его губы касаются ее волос.

Так стояли они там очень долго, и рядом с этим человеком Нирисса чувствовала себя как в крепости, крепости, дающей ощущение безопасности и любви, крепости, где ничто не могло причинить ей боль или нанести вред, где она никогда не будет снова одна.

Это был мираж, мечта, и все же какое-то время они принадлежали лишь друг другу: она была его, а он – ее.

Все вокруг еще наполняло эхо его голоса, произносившего клятву.

Потом герцог выпустил ее из своих объятий и очень осторожно и бережно снял с нее венок.

Он уложил его в потайной ящик секретера и задвинул ящик на место.

– Любимая моя, мне надо вернуться назад, к гостям, в танцевальный зал. Я хочу, чтобы ты шла спать и ни о чем не беспокоилась. Я люблю тебя, и тебе надо мне довериться.

– Я верю… вам! – сказала Нирисса. – Но обещайте мне, вы не сделаете ничего… плохого.

– Все, чем ты дышишь, должно быть чистым, – заверил ее герцог, – я никогда не сделаю ничего, что ты сочла бы не правильным или что не соответствовало бы твоим идеалам.

– Неужели… это вы говорите мне такие замечательные… слова?

– Я говорю их, потому что это правда, потому что я люблю тебя и потому что, хотя ты можешь в это и не поверить сейчас, наша общая жизнь будет даже лучше, чем каждый из нас когда-либо ожидал.

– Я… мне… нельзя даже думать об этом… – прошептала Нирисса.

– Тебе надо думать только об этом, – сказал ей герцог, – а не о тех препятствиях, которые стоят сейчас у нас на пути, но которые я решительно намереваюсь убрать с дороги, хотя и не желаю обсуждать их сейчас.

Он посмотрел на нее долгим взглядом, снова обнял и прижал к груди.

– Все, что тебе надо помнить, все, что мне надо тебе сказать, соединено в одном – я тебя люблю, – сказал он очень тихо, но уверенно. – Ты – моя, Нирисса, и ни Бог, ни человек не заставят меня кому-либо уступить тебя.