Гражданин в бутылочном костюме шел не оглядываясь, быстрым ровным шагом. Расстояние между ними не уменьшалось, но и не увеличивалось, и вдруг за поворотом дороги гражданин исчез…

В оранжерее, где выращивалась цветочная рассада для санатория «Узбекистан», Разак Мамедов окучивал кусты роз, когда перед ним появился человек в костюме бутылочного цвета. Незнакомец дернул за ручку дверь чулана, где хранился садовый инвентарь, и сказал, тяжело дыша:

— Товарищ, прошу… Женщина меня преследует, жена… Ревность, понимаешь? Бешеная от ревности… Я в чулан спрячусь…

— Э-э-э! — протянул Мамедов, вскинув руку ребром ладони. — Буны караньг, а?[19] Между мужем и женой кто встанет — без головы будет! Давай иди отсюда!

— Милый человек, я тебе денег дам! Много денег! — Не считая, он вынул пачку денег и протянул их садовнику. — Мало? Еще дам! Сколько захочешь дам!

— Э-э-э! Калта кесак! Кому деньги даешь? — Мамедов схватил в руки кетмень.

Неизвестный перепрыгнул через ящики с рассадой, пробежал всю оранжерею, выскочил в противоположную дверь. Его увидел сержант Васильев.

Сержант пошел следом, доложив по УВЧ:

— Я — второй! Иду за «Серым»! Уходит к Синим камням!

Вскоре вся пятерка приняла опять прежнее положение неправильного шестигранника: впереди Мерлинг, за его спиной, в двухстах шагах, Никитин, слева Гаев, Васильев, справа Паранян и Обрезов.

Среди широколистого бересклета Мерлинг вошел в густые заросли жимолости и барбариса.

Первое донесение Никитин получил от сержанта:

— Я — второй! Не вижу «Серого»!

Затем доложили и остальные — «Серый» снова исчез.

Продираясь сквозь кусты жимолости, Мерлинг прошел метров сто и присел на траву. Цвет его костюма был неразличим в кустарнике. Прислушиваясь, «Серый» ждал.

Медсестра Тамара Легостаева только вернулась с дежурства, она жила в маленьком отдельном домике, густо оплетенном виноградом. Она надела легкий халатик и в ожидании, пока нагреется электрический утюг, побрызгала пересохшее платье. Неожиданно в комнату вошел и тяжело опустился на стул человек с махровым полотенцем в руке.

— Простите, что незванно… На двери дома написано, что здесь живет медицинская сестра… сердце… Понадеялся на свое здоровье… зашел далеко и вот… сердце отказало…

Тамара помогла ему дойти до кушетки, лечь и, подложив высоко под голову подушку, сказала, выключив электрический утюг:

— Чистая беда с вами, наверное, «дикий». Сами себе ванны назначают, сами терренкур определяют… Выпейте воды. — Но, проверив пульс больного, она посмотрела на него с недоверием: — Товарищ дорогой, а ведь пульс-то у вас нормальный!

Близко за окном послышались шаги.

Приподнявшись на локтях, Мерлинг прислушался. На виске его вздулась синяя жилка, рука замерла в кармане, сжимая рукоятку пистолета.

Тамара услышала шаги за окном, увидела замершего в напряженном ожидании Мерлинга. Сознание связало все эти факты вместе, и на какое-то мгновение ей стало страшно.

Затем шаги стали удаляться и затихли совсем.

Мерлинг сел на кушетке и, посмотрев Тамаре прямо в глаза, сказал:

— Разрешите мне у вас остаться до вечера? — Оглядев небогатую обстановку комнаты, он добавил: — Я заплачу вам…

— Вы мне заплатите? — удивилась она.

— Да хоть вперед! — Он вынул из кармана смятую пачку денег и положил на стол.

— Сейчас же заберите деньги и уходите! — сдерживая неприязнь к этому человеку, сказала Легостаева. — Уходите! Я боюсь вас! Уходите сейчас же! Уходите или я буду кричать! — Она бросилась к окну, но…

Мерлинг схватил ее за горло, стрелять он боялся, и повалил на стол… Нащупав под рукой утюг и собрав последние силы, Тамара наотмашь ударила его утюгом. С проклятием отпустив ее, Мерлинг пошатнулся и, сжимая кровоточащую рану на лбу, выпрыгнул в окно…

«Серый» бежал, уже не пригибаясь; он карабкался по кручам, срезая под прямым углом вьющиеся по уступам пешеходные дорожки. Дыхание его становилось тяжелым, но он упорно бежал вперед, словно там, за Синими камнями, было его спасение.

Оперативная группа вновь напала на его след. Кровь из раны на лбу все еще шла, и на пути, точно раненый зверь, «Серый» оставлял следы крови.

За Красным солнышком, уже не скрываясь, Мерлинг пополз к Синим камням. Он цеплялся руками за кусты дикого шиповника, не чувствуя уколов, охваченный животным страхом, срывался и падал, обдирая лицо и руки, вновь карабкался вверх, пока не ощутил под ногами ровную поверхность плато.

По ту сторону Синих камней он ожидал увидеть дикие, поросшие лесом склоны, но перед ним было ровное, гладкое плато. Здесь негде было скрыться и некуда было бежать.

Мерлинг остановился. Словно на палубе корабля в штормовую погоду, широко уперся ногами и вытащил из кармана пистолет.

Первым оказался на плато сержант Васильев. «Серый» выстрелил не целясь. Сержант залег. Вторым рядом с ним показался Гаев, пуля пробила его соломенную шляпу.

Никитин вышел прямо на Мерлинга и дал выстрел в ноги. «Серый» залег в траве.

— Хельмут Мерлинг! — крикнул Никитин. — Сопротивление бесполезно! Бросьте пистолет!

Мерлинг молчал. В поисках выхода его мозг напряженно работал.

— В последний раз предупреждаю вас, Мерлинг! Вы окружены, сопротивление бесполезно! Бросьте пистолет! — предупредил его майор.

— Хорошо! — Мерлинг швырнул в сторону пистолет, так, по крайней мере, показалось майору.

Никитин поднялся во весь рост и, махнув остальным, пошел на Мерлинга. «Серый» прицелился и выстрелил в его грудь…

По инерции Никитин еще сделал несколько шагов и посмотрел с недоумением на брошенный Мерлингом предмет — это был плоский голубоватый камень. Больше он уже ничего не видел.

Три человека схватили и обезоружили Мерлинга.

Никитин не видел этой последней борьбы. Он был еще в сознании; упершись лбом в иссушенный ветром бобовник, смотрел, как потревоженная им маленькая юркая ящерица, не торопясь, уползала в нору… Когда Гаев перевернул Никитина на спину, тот потерял сознание.

В этот же день майор Никитин был доставлен самолетом специального назначения в Москву. Во время операции профессору Рудневу ассистировала Ксения.

Спустя много дней борьбы за его жизнь первым человеком, которого Никитин увидел, была Ксения.

Никитин долго смотрел на склонившееся над ним лицо жены, потом ее образ стал расплываться, волосы Ксении, пронизанные лучом света, превратились в золотистую дымку, сквозь которую он отчетливо увидел куст пожелтевшего, сухого бобовника, и вдруг… вспомнил схватку с Мерлингом на Синих камнях… Он ничего не знал об исходе борьбы…

По движению его губ Ксения поняла этот немой вопрос.

— Мерлинг арестован, — ответила она.

После обхода больных профессор Руднев молча взял Ксению под руку и повел ее в свой кабинет. Их дожидался здесь полковник Каширин.

— Вам, как непосредственному начальнику Никитина, и вам, коллега, как врачу, — обратился профессор в сторону Ксении, — я могу сказать правду: Никитин вряд ли сможет вернуться к своей профессии… У него есть какая-нибудь другая специальность?

— Он знающий инженер-строитель, — сказал полковник и, помолчав, добавил: — То, что делал Никитин, не профессия, а призвание.

— Знаете, профессор, — в раздумье сказала Ксения, — трудно быть женою чекиста, вся жизнь — это встречи, тревожные расставания… Но любить — значит понять. Верно сказал Сергей Васильевич: быть чекистом — призвание. И мне кажется, что никакая пуля не может остановить человека на пути призвания.