— Посмертная записка мужа написана его рукой?
— Да, его. На клочке, вырванном из тетради в клеточку. Тетрадь он в этот день взял из дома.
— Новую тетрадь?
— Да, новую.
— Утром, когда вы расставались с мужем перед уходом на работу, его настроение было по-прежнему скверное?
— Нет, настроение у Тимы изменилось. Он был весел и даже шутил.
— Скажите, Вера Павловна, как вы объясняете бессмыслицу, сказанную мужем у кроватки сына?
— Муж часто играл с Димкой, они придумывали слова-двойники. Получались смешные бессмыслицы, но им обоим нравилась эта игра…
— Вы настаиваете на том, что это была полная бессмыслица? — перебив ее, спросил Никитин.
— Да, конечно. Димка спросонок сказал: «Мишка-пишка», а Тимофей, как всегда в этой игре, ответил первой пришедшей ему в голову бессмыслицей: «Нету-бенету».
Никитин поднялся и, прощаясь, спросил:
— О своем недоверии к версии самоубийства вы, кроме полковника Уманского, говорили кому-нибудь еще?
— Только следователю.
— Прошу вас не говорить об этом никому.
— Хорошо.
Никитин вышел из дома и направился в прокуратуру.
Следователь Аркадий Михайлович Талыкин оказался молодым человеком, на вид лет двадцати восьми, с очень приятной, располагающей к себе внешностью.
— Вы не думайте, Аркадий Михайлович, что я считаю вашу работу недобросовестной или поверхностной. Вы неплохо провели следствие, но мне кажется, что версия Веры Павловны Холодовой отвергнута вами без достаточных на то оснований.
Даже не пытаясь скрыть своего раздражения, следователь сказал:
— Заключение судебно-медицинской экспертизы, поддержанной профессором Томилиным, категорически утверждает, что смерть наступила вследствие механической асфиксии…
— Я не опровергаю мнения судебно-медицинской экспертизы, — перебил его Никитин, — хотя и считаю, что отсутствие судебно-химических анализов делает заключение эксперта неполным. Я только хочу вам напомнить, что сам факт механической асфиксии не является обязательным доказательством самоубийства.
— Совершенно верно, — согласился Талыкин, — но целый ряд фактов подтверждает версию самоубийства. Первая входная дверь была изнутри приперта куском углового железа, вторая также изнутри заперта на крючок, других дверей в мастерской нет, стекла окна целы и прочно укреплены замазкой. Нельзя предположить, что Холодов от ста граммов водки настолько опьянел, что без борьбы мог быть насильственно повешен, в то же время на теле Холодова следы борьбы отсутствуют. На шкафу отпечатки только его пальцев, он оперся левой рукой о шкаф, поднимаясь на верстак. Петля сделана из веревки, которой был перевязан приемник. Посмертная записка написана рукой Холодова…
— Простите, — перебил Никитин, — из тетради вырван только один этот клочок бумаги или в ней недостает нескольких листов?
— В тетради недостает двенадцати листов.
— Как вы это объясняете?
— Видимо, перед смертью Холодов хотел написать более подробное письмо, но все написанное его не удовлетворило, он разорвал страницы и сжег их. Накануне, за день до самоубийства, Холодов дома также написал большое письмо и сжег его.
— Меня интересует, где Холодов сжег второе письмо, написанное им здесь, в мастерской?
— Здесь же, в чугунной печке-времянке.
— Вы прочли все, написанное Холодовым?
— Нет. У нас плохое техническое оснащение, да к тому же факт самоубийства настолько очевиден…
— Вы так думаете? А мне кажется, что все факты, приведенные вами в качестве неопровержимых доказательств версии самоубийства, как раз говорят о противном, — сказал Никитин.
— Была проведена ревизия — отчетность Холодова в полном порядке. Врагов у покойного не было.
— А причины для самоубийства были?
— Ну знаете… — развел руками Талыкин, — тут могли быть такие психологические факторы…
— Что же, Холодов, по-вашему, был шизофреник?
— Нет, я этого не говорю, но…
— Мы можем пройти с вами на место происшествия? — перебил его Никитин.
— Пожалуйста, — с нескрываемой обидой сказал Талыкин, — помещение опечатано, и ключ у меня.
— Вы, Аркадий Михайлович, когда кончили юридический?
— Два года назад.
— Два года — маленький опыт. Возьмите с собой петлю, из которой был извлечен труп, и пойдемте в мастерскую Холодова.
В первом этаже большого дома была мастерская Холодова. По всему фасаду мастерской растянулась вывеска: «Ремонт радиоприемников всех систем, динамиков и репродукторов. Артель «Бытовик». За стеклом двери была приклеена записка: «Мастерская временно закрыта». Они открыли дверь и вошли в мастерскую.
Прямо от входной двери деревянным барьером было отгорожено небольшое пространство для посетителей. Налево у стены — верстак, на нем беспорядочно брошены инструменты, измерительная аппаратура, к верстаку примыкал шкаф с мелкими деталями и радиолампами. В глубине комнаты на стеллаже стояло больше десятка радиоприемников, три из них были обернуты в бумагу и перевязаны толстой веревкой. В правом углу — чугунная печка-времянка. На стене у верстака висели бухты монтажного провода разных цветов. У барьера — маленький стол с канцелярией Холодова.
Никитин, осмотрев мастерскую, неожиданно спросил следователя:
— Вы Станиславского читали?
— Нет, не читал, — удивляясь, ответил Талыкин.
— Напрасно. Это было бы полезно. — Никитин внимательно осмотрел обе двери и сказал: — Первая, внутренняя дверь была закрыта на крючок. Обратите внимание, Аркадий Михайлович, на то, что ось крючка недавно смазана, видите?
— Да, вижу, — согласился Талыкин.
— Вряд ли была необходима эта смазка, как бы туго ни закрывался крючок. Но для того чтобы набросить крючок, находясь с противоположной стороны, нужно, чтобы крючок двигался на своей оси свободно. Давайте поставим себя, как говорил Станиславский, «в предполагаемые обстоятельства»: смазав ось крючка и немного разработав его, я ставлю крючок вертикально и небольшим наклоном в сторону петли, затем… — Никитин, осторожно открыв дверь, вышел в узкое пространство тамбура и сильно хлопнул дверью. От сотрясения крючок упал в сторону наклона и попал точно в петлю. Дверь была закрыта.
Когда Талыкин открыл ему, Никитин вошел в мастерскую и сказал:
— Как видите, Аркадий Михайлович, следственный эксперимент удался. Теперь давайте проверим возможность закрыть первую дверь, подперев ее филенку куском углового железа.
Талыкин молча подал кусок углового железа длиною в семьдесят пять сантиметров. Никитин, открыв внутреннюю дверь, тщательно осмотрел пол тамбура и сказал:
— Уголок упирался одним концом в дверную коробку этой двери, другим в фаску нижней филенки выходной двери. У порога, от частого употребления этой железки, в цементном покрытии выкрошилась небольшая ямка. А что, если поставить это угловое железо подле самого края углубления, затем, надев глухую петлю из шпагата на верхний конец уголка, другой конец шпагата продернуть в замочную скважину, закрыть дверь и осторожно потянуть за шпагат?
— Эта железка упадет одним концом в лунку, другим упрется в противоположную дверь, — в раздумье сказал Талыкин.
— Сделайте эксперимент, — предложил Никитин.
Точно выполнив указание Никитина, Талыкин вышел на улицу, прикрыл за собой дверь и потянул за шпагат. Уголок, звякнув, упал параллельно двери.
— Вы слишком резко дернули за шпагат, — объяснил Никитин, — тянуть нужно плавно. Повторяем. — Он вытянул на себя шпагат, поставил уголок, надел петлю и махнул рукой Талыкину, который осторожно потянул за конец. Шпагат натянулся, плавно наклоняясь, уголок одним своим концом съехал в лунку, другим уперся в филенку противоположной двери. Талыкин толкнул дверь, но она не поддавалась.
— Решение этой задачи пришло просто, — пояснил Никитин, когда Талыкин вошел в мастерскую. — Во-первых, осматривая замочную скважину, я заметил приставшие к ригелю замка волоски пеньки, из чего сделал вывод, что через замочную скважину протягивали пеньковую веревку. Во-вторых, поставив себя в предполагаемые обстоятельства, я думал о том, как бы я сам решил подобную задачу. В результате следственного эксперимента мы с вами убедились, что двери могли быть закрыты изнутри преступником, находящимся с противоположной стороны двери. Таким образом, одно из главных доказательств версии самоубийства мы отвергаем. Вторым доказательством являются следы пальцев руки Холодова, но, прежде чем проанализировать это доказательство, я хотел бы задать вам несколько вопросов.