«Она ждала звонка Мухи...» Костя почувствовал, что слезы, внезапные, сокрушительные, подступают к горлу.

— Пчелка, диктуй!

— Сейчас...

— Да ты что? Ты плачешь?

— С чего ты взяла? Пиши...

...Маленький концертный зал был слабо освещен, только горели контрольные табло над входными дверьми. Всего человек двадцать собралось здесь: сидели в одиночку, парами, группами, тихо переговаривались.

В центре зала был широкий проход между рядами, и тут сидели Костя, Эдик и Кирилл. Костя все время оглядывался на дверь, которая была открыта; из вестибюля через нее падала полоса яркого света. Костя нервничал: уже без десяти шесть, а Лены все нет.

— Не придет,— сказал, усмехнувшись, Кирилл,

— Чуть-чуть опоздать для девчонки,— сказал Эдик,— просто необходимо.

К мальчикам подошла пожилая седая женщина с высокой прической, в черном платье, очень взволнованная.

— Костя, тебя поставили первым.

— Я знаю, Надежда Львовна,— ответил он, не спуская взгляда со входной двери.

— Ты кого-нибудь ждешь? — спросила Надежда Львовна.

— Да,— сказал Костя.— Должна прийти одна...

— Приятельница,— подсказал Эдик.

— Поклонница,— уточнил Кирилл.

— Господи! — всплеснула руками Надежда Львовна.— Мало того, что ты пропустил пять занятий! Еще приятельница! Костя! Я прошу тебя творчески сосредоточиться! Думать только об исполнении. Скрипка, одна-единственная скрипка, должна быть сейчас всем твоим существом.

— Не волнуйтесь, Надежда Львовна,— сказал Костя.— Все будет как надо. Я в хорошей форме.

— Я надеюсь, надеюсь! — Надежда Львовна быстро, шурша платьем, пошла к сцене.

— Совершенно непонятно, Константин Витальевич,— сказал Кирилл,— ваше легкомысленное поведение. В такой ответственный день думать лишь о ней, о ней, о ней!

— Теперь я вижу,— серьезно сказал Эдик,— он влюблен.

— Бред! — засмеялся Кирилл.— Любовь в наш взбесившийся век... Выдумки поэтов и сентиментальных безумцев прошлого, леди и джентльмены! Признаю: есть влечение полов, физиология. И, если с этой точки зрения взглянуть на предмет по имени Лена...

— Прекрати! — с такой яростью повернулся к нему Костя, что Кирилл невольно отшатнулся.

— Костя, ты что? — тихо спросил Эдик.

— Да, я люблю ее,— ответил Костя.— Люблю, понимаете?

— Я не понимаю,— насмешливо сказал Кирилл.

— Я не знаю, как объяснить.— Костя смотрел на дверь.— Просто... Просто я не могу без нее жить. Вот ее вдруг не станет, и я умру. Поймите! — Отчаяние было в его голосе.

— Ромео и Джульетта,— опять усмехнулся Кирилл.

— Хорошо,— заговорил Костя.— Меня ты понять не можешь. А Ромео и Джульетту? Они же не смогли жить друг без друга!

— «Нет повести печальнее на свете, чем повесть о Ромео и Джульетте»,— продекламировал Кирилл.— А вообще...— Он стал вдруг серьезным.— Не верю. Выдумал все Шекспир! Скажите, что-нибудь подобное вы видели в жизни? Или хотя бы слышали от знакомых?

— Вот,— сказал Эдик, кивнув на Костю.— Смотри на него. И слушай.

В этот момент в дверях появилась Лена в простом тесном платьице, с сумкой через плечо. Несколько мгновений она стояла в полосе яркого света, оглядывая зал, увидела ребят, быстро пошла к ним по проходу между рядами. Три друга молча смотрели на нее. Костя подался вперед, все в нем ликовало; «Она пришла! Пришла! Пришла!..»

— Привет, Пчелка! — запыхавшись, сказала Лена.— Я опоздала, да? Прости! — Девочка взглянула на Эдика, потом на Кирилла. Тень скользнула по ее лицу. Она сказала несколько растерянно:— Привет...

— Салют! — ответил Эдик.

Кирилл встал и, не спуская с Лены насмешливого взгляда, раскланялся.

Лена отвернулась от него, осмотрела зал, сказала:

— Как здесь интересно! — И села на свободный стул.

— В этом не лучшем из миров,— сказал Кирилл,— много всего интересного. Например, негритянский джаз или ночное кафе с программой.— Он продолжал бесцеремонно, открыто рассматривать Лену.— Ты знаешь, что такое стриптиз?

— Перенасытился буржуазной прессой,— перебил Эдик.— Большой специалист по ночным заведениям Сохо...

Он не успел договорить — его перебила Лена; она повернулась к Косте, сказала резко:

— Пчелка, я советую тебе гнать его отсюда.

— Кого? — растерянно спросил Костя.

— Вот этого!— Лена ткнула пальцем в Кирилла.

— Но почему? — изумленно спросил Костя.

— Потому что он предатель!

Кирилл вскочил со стула:

— Ты, поосторожней на поворотах...— Растерянность и испуг прозвучали в его голосе.

— А что будет? — насмешливо спросила Лена и, быстро встав со стула, вплотную подошла к Кириллу.— Так сам расскажешь? Или я?

— Да ты!..— Кирилл отступил на шаг, думая, что предпринять.

— Ребята, ребята, перестаньте! — ничего не понимая, беспомощно сказал Костя и встал между Леной и Кириллом.

И в это время послышался голос Надежды Львовны:

— Костя! Костя! Пчелкин! Разве ты не слышал? Скорее! На сцену.

В первом ряду уже сидели члены комиссии за низким столиком, подсвеченным боковыми лампами. Перед ними лежали листы бумаги, стояли бутылки минеральной воды и стаканы. Члены комиссии тихо переговаривались.

Костя повернулся к сцене, увидел Надежду Львовну, которая махала ему рукой, нагнулся к уху Лены, прошептал порывисто:

— Я буду играть для тебя! — И быстро пошел к сцене, поднялся по боковой лестнице и скрылся за кулисами.

Теперь они сидели рядом: Лена, Эдик, Кирилл.

— У тебя явные нарушения психики,— начал было насмешливо Кирилл, повернувшись к Лене.— Надо лечиться. И я предлагаю...

— Умолкни! — сказала Лена с такой ненавистью, что Кирилл мгновенно оборвал себя на полуслове.

Эдик покосился на Лену, нагнулся к ее уху, спросил серьезно, с оттенком грусти:

— Ты знаешь, как Костя относится к тебе?

Лена потупилась, смотрела вниз, долго не отвечала. Потом резко вскинула голову — лицо ее было растерянным и несчастным.

— Знаю...— еле слышно прошептала она.

Медленно раскрылся занавес. На сцене стоял рояль.

Вышла молодая женщина в простом коричневом платье, медлительная, будничная, сказала:

— Константин Пчелкин. Музыкальная школа номер восемьдесят три. Класс скрипки Надежды Львовны Райзер. Чайковский. Концерт для скрипки с оркестром, вторая часть.

На середине сцены появился Костя со скрипкой. Он сдержанно поклонился, поднял скрипку. За рояль села седая старушка, очень худая, с прямой спиной, она пошелестела нотными листами, поудобнее устроилась на стуле, замерла, посмотрела на Костю, он еле заметно кивнул ей головой.

Пальцы аккомпаниаторши опустились на клавиши.

Смычок в руке Кости коснулся струн...

«Лена, Лена, Лена!..— пела скрипка.— Я люблю тебя, я люблю тебя, я люблю тебя!.. Посмотри, какой прекрасный мир подарен нам с тобой: небо, солнце, деревья, мокрая от дождя трава, добрые звери... Посмотри: мы идем по улице, и навстречу нам люди, лица, лица, лица... И сколько задумчивых лиц, горестных, жаждущих нашего участия. Почему мы не спешим им на помощь? Мы спешим, спешим! — все пела, пела скрипка.— Лена!.. Да, да, я люблю тебя! Но еще я люблю всех людей. Спасибо тебе, Лена! Ты научила меня этой любви...»

Широко раскрыв глаза, изумленно смотрела Лена на Костю. И слушала, слушала...

Костя и Лена медленно шли по вечерней московской улице. Он нес в футляре свою скрипку. Но мелодия продолжалась, голос скрипки рвался вверх, к небесам, и теперь его сопровождал оркестр.

— Ты, конечно, пройдешь по конкурсу, да? — спросила Лена.

Оркестр замер, улетел голос скрипки, и Костя сказал:

— Не знаю, Это будет известно завтра.

Теперь они шли мимо ярко освещенных витрин универмага: женские манекены с мертвыми лицами были облачены в роскошные вечерние туалеты, у их ног на атласных подушках сверкали в неоновом свете колье, перстни, бусы, диадемы...

— Обалденно! — сказала Лена.— Мне бы это платьице. А к нему вон то колье.