– Не буду, – опрометчиво согласился я. – А ты, Бурый, чего молчишь?
Мне все эти тосты нравились все больше и больше! Жалко, правда, что почти все уже сказали.
– Мы с Серегой, – сказал Бурый, поднимаясь с места, – желаем тебе здоровья. Крепкого. Вот так вот, короче.
Тут настала очередь Сурена. Сурен вышел из-за стола, поднял бокал над головой, чтобы его хорошо видели, и сказал с большим чувством:
– Лева! Дорогой! Я желаю тебе сплясать на могиле твоих врагов! Я желаю тебе жизни, такой же красивой, как этот день! И вообще… Я желаю тебе, Лева, стать чемпионом мира по футболу.
Сурен залпом выпил лимонад и важно сел на место.
И тут случилось самое страшное. Танька Нудель вдруг заорала:
– А мы с Катюхой желаем тебе удачно жениться!
*
Господи, что же тут началось!
Какой-то, прости господи, бедлам…
Как раз к этому моменту Колупаев более или менее наелся и стал прыгать по дивану.
– Лева! – орал он. – Женись на Ленке! Точно! Давай я прям сейчас вас поженю!
Потом он начал кидать подушками и возиться. Девчонки визжали. Сурен пролил на пол целую бутылку лимонада.
Бурый и Демочка невозмутимо играли в шахматы.
Я открыл балконную дверь.
И Колупаев стал искать, что бы такое легкое выкинуть с балкона, чтобы никого не убило.
Ничего, кроме моих учебников, он не нашел, и уже хотел кидаться учебниками, но тут Ленка сказала:
– А подарки?
*
Мама с папой с утра подарили мне подарки: мячик и детский набор юного плотника (ну, это не считая нового костюма и ботинок).
Мячик мне очень понравился (кроме того, я его сам попросил), а на набор я только полюбовался – он был необычайной красоты. Маленький рубанок, маленькая стамеска, маленькое долото и маленький лобзик смущали меня тем, что я просто не знал, что с ними делать.
– Да! – с чувством сказал Колупаев. – Теперь, Лева, ты будешь выпиливать целыми днями. Не скоро, понимаешь ли, мы тебя увидим во дворе.
– Дай посмотреть! – тихо попросил меня Бурый и унес набор в другую, маленькую комнату (это, собственно, была моя комната).
Там он бережно открыл набор и стал пробовать разные пилки в лобзике. Я сразу понял, что набор надо срочно передарить Бурому, но так не делается в человеческом обществе.
А жаль.
Теперь о детских подарках.
Бурый и Серега, объединившись, купили сложную настольную игру «Золотой ключик», где нужно кидать кубик и ходить фишками по сказочной стране.
Белозерчев подарил книгу (не помню, какую). Сурен – черные очки.
Больше всего потряс меня Демочка. Он срисовал свою «Монополию» (через кальку, наверное) и принес ее мне.
– Тут это… дорисуешь тут немножко, а фишки я помогу тебе найти, – сказал он. – Это просто. Даже из монеток можно сделать. Главное дело – бумажные деньги нарисуй. Ну, знаешь, сто фунтов, пятьсот фунтов. Без денег никак.
Женька подарил домино.
Колупаев тут же стал стучать костяшками и требовать, чтобы мы играли на деньги.
Но тут вмешались девки и сказали, что у них тоже есть подарок.
Вы не поверите, но их подарок был лучше всего! То есть он лучше всего подходил ко дню рождения – потому что они подарили мне пластинку.
Это была голубая гибкая грампластинка. На ней были нарисованы (только очень плохо, как будто художник был пьян) какие-то парни с гитарами. Потом я понял, что это просто фотография так получилась.
На обороте было написано: «Вокально-инструментальный ансамбль “Веселые ребята”».
– Это же модная группа! – заорал Колупаев. – Вот это да!
Мы пошли в мою комнату, потому что там стоял проигрыватель.
Я завел его на тридцать три оборота и поставил на голубую гибкую поверхность иглу.
Началась волнующая и даже душераздирающая песня.
Вот ее слова.
Люди встречаются, люди влюбляются, женятся…
Мне же не везет в этом так, что просто беда!
Вот, наконец, вчера вечером встретил я девушку —
начали подпевать девчонки тихо и задумчиво. —
Может быть рядом,
где-то рядом она.
Вскоре мы все нестройно, но очень дружно голосили в унисон припеву:
В свой вагон вошла она!
Улыбнулась из окна!
Поезд тронул, а я вслед!
Лишь рукой помахал ей в ответ!
Потом мы перешли на другие песни.
Для этого даже не пришлось включать проигрыватель. Мы и так прекрасно знали все слова.
Если в я был султан
Я в имел трех жен, —
орали мы с Колупаевым нашу, любимую, —
И тройной красотой
Был бы окружен!
А когда эта песня всем окончательно надоела, мы тут же перешли на другую:
Хмуриться не надо, Лада!
Для меня твой смех награда!
Ла-да!
Мы стучали вилками и ножами по столу и по стульям, пели эту песню, как вдруг мне показалось, что кроме нас с Колупаем никто не веселится.
Все были заняты какими-то своими делами.
– Ну, не надоело? – спросила меня Танька Нудель. Потом она подошла к проигрывателю, покопалась там и достала маленькую пластиночку. Она ее поставила на проигрыватель, села и стала на меня смотреть.
Никуда не денешься, влюбишься и женишься! —
пела какая-то разбитная певица, —
Все равно ты будешь мой!
Я просто не знал, что делать! А что бы вы делали на моем месте?
Строить ей рожи я не хотел. Сидеть и смотреть на нее в упор тоже как-то не улыбалось.
Поэтому я по праву хозяина подошел к проигрывателю и снял пластинку.
– Зачем! – возмутилась Танька. – Я же слушаю!
– Мы тоже слушаем! – заорали из большой комнаты другие девки.
Тогда я просто ушел на кухню и стал пить сырую воду из-под крана. Так я всегда делал, если надо было успокоиться. Все-таки день рождения – тяжелая вещь. Во время него настроение меняется буквально каждую минуту. А это нелегко, согласитесь.
Вот сейчас я очень злился на Таньку, и вообще на всех девок, что они пришли. Без них, наверное, было бы все-таки лучше.
И вдруг я понял, что Колупаев не подарил мне никакого подарка. Вообще никакого!
Это было настолько поразительно, что я сел и стал думать. У меня даже дыхание перехватило от этого открытия.
«Может, он такой бедный? – думал я. – Ну, принес бы из дома что-нибудь». Но эту мысль я отбросил, как глупую, среди нас таких уж бедных не было.
Чтобы вообще ничего не подарить!
«Он забыл!» – догадался я. И решил изо всех постараться и не обижаться на Колупаева.
Но что-то царапало у меня в груди, когда я вышел обратно в большую комнату и стал вяло доедать эклер.
Что-то мне уже больше ничего не хотелось, и душа моя больше никуда не стремилась.
Чтобы скрыть эту внезапную перемену в себе, я стал разговаривать с Демочкой о посторонних предметах. По-моему, мы заговорили с ним почему-то о космонавтах.
– Если, например, космонавт погибает: сгорает, или от перегрузки сердце лопается, или по башке его чем-то стукнет, – объяснял мне Демочка, – то его потом в могилу не закапывают. Изучают его мертвые клетки. Приборы к нему всякие подключают, и так далее. Потому что, возможно, через эти мертвые клетки можно попасть в третье измерение.
Я сидел, молча кивал и думал о другом.
– Если попал в третье измерение, то уже оттуда не выйдешь, – кивал Демочка мне в такт, – будешь там всегда околачиваться. Как бродячая собака.
Тут я заметил, что Колупаев куда-то исчез.
«Может, ему стыдно стало?» – с непонятной надеждой подумал я.
Я еще немного походил между гостями.
Девчонки щебетали на балконе, Бурый возился с набором юного плотника, Белозерчев смотрел телевизор, Серега-маленький и Женька тихо играли в «Золотой ключик», Сурен лежал на диване и смотрел в потолок.
В общем-то всем было хорошо, кроме меня.
«Ну почему, почему день рождения такой тяжелый? – думал я. – Всегда он тяжелый, всегда что-то не так, всегда чего-то ждешь, ждешь, а оно не бывает!»
«Или это только у меня?» – подумал я и сам испугался своей мысли.
Но тут ко мне подошел Сурен и попросил еще чего-нибудь поесть. Я со вздохом поплелся к холодильнику. Там стояла какая-то одинокая кастрюлька. В кастрюльке плавала холодная рыба.