– Я тоже устала. От недоверия, от постоянного домысливания, от всего дерьма, что внезапно появляется вокруг тебя. Я устала заставлять себя верить, понимаешь, Андрюша?

– Хорошо, не трать силы понапрасну. Ты потрясающая женщина. – Я встаю. – Общество не простит мне того, что ты тратишь свои бесценные дни на такого мудака, как я.

Беру пакет, сую в карман сигареты. Наташа смотрит на меня широко раскрытыми глазами. Кажется, хочет что-то сказать или что-то услышать. Или просто не верит, что перекрутила эмоции. До того напряжения, когда мужчина должен встать и уйти. И я сваливаю, kids. Я открываю дверь, кладу на тумбочку ключи от ее квартиры и выхожу.

– Проблема в том... – В ее голосе слышатся нотки досады, желание удержать меня этим крючком еще на секунду. Зацепить. Зачем? Она сейчас наверняка и сама не знает. – Ты все никак не определишься, кто родился вперед – ты или твое вечно уязвленное самолюбие!

– Точно, – говорю я уже из-за двери, – не могу. Пока не получается.

В подъезде меня начинает мутить. Я бросаю пакет на пол, тру виски, делаю несколько глубоких вдохов и выдохов и плетусь к дороге. Обессиленный и опустошенный. Уставший попадать в идиотские ситуации и еще больше уставший оправдываться. Poisoned&Trashed, одним словом. Наверное, я буду себя корить за то, что не проявил выдержку, не дал ей упиться собственным страданием. Не обнял ее колени, не прошипел, как спущенный шарик «прости, я тебя умоляю!». Но я на самом деле больше не мог поддерживать градус этих объяснений. Не захотел. Слился.

Может, действительно не судьба? Лучше разрубить сразу, чем делать сотни мелких надрезов. У меня и так почти не осталось кожного покрова...

Просыпаюсь от назойливого, кажется, уже час не умолкающего телефонного звонка. Не открывая глаз, нащупываю трубку, разлепляю губы:

– Да.

– Ты еще спишь? – верещит в трубке заместитель пресс-секретаря канала Дима. – Ты еще спишь???

– Представь, сплю.

– Ты до меня с кем-то разговаривал?

– Может быть. Я не контролирую себя во сне.

– Я серьезно! – завывает он. – Тебе кто-то, кроме меня, сегодня звонил?!

– Говорю же тебе, я спал.

– Уфф, – он выдыхает, – слава богу! Ты не представляешь, что тут у нас творится!

– И что там у вас творится?

– Ты цифру знаешь вчерашнюю?

– Дим, не еби мне голову, а? Какую цифру?

– Мы вчера по Москве взяли рейтинг, – он на секунду пропадает, – ...и долю, – опять провал, – ...дцать!!!

– Круто, – бросаю, не уточняя цифр.

– Это не круто! Это вообще полный вперед, а не эфир! Порвали всех!

– Здорово,– я начинаю просыпаться. Медленно, как ржавый подшипник, в голове крутятся обрывки вчерашнего дня: видео, Даша, эфир, Наташа, снова эфир.

– Значит, действуем так! Никаких комментариев журналюгам! Все только через канал. Просто сразу переводи все звонки на меня. Или... или отключи телефон, а сам приезжай ко мне, обсудим...

– Я никуда не поеду сегодня, я устал.

– Хорошо-хорошо! Давай я к тебе приеду, и мы подумаем, что написать у тебя в блоге.

– Зачем там что-то писать?

– По поводу эфира, странный ты человек! Ты в интернет зайди! Там такой говномет всюду. На Яндексе первая новость, в блогах – лидер дня уже десять часов, на «Днях.ру» вообще с ума сошли! – Он смеется. – Знаешь, какой заголовок в пол-полосы? «Программа-убийца»!

– Какой? – провожу тыльной стороной ладони по лбу. – Что с девушкой?

– На «Эхе Москвы» сегодня все утро эти две кошелки трындели про...

– Что с девушкой, Дима?

– С кем? А... нехорошо с ней, конечно...

– ЧТО, МАТЬ ТВОЮ, С НЕЙ НЕХОРОШО? – ору я.

– Она... она умерла. Не обращай внимания, врачи сказали, серьезная болезнь сердца, ей вообще нельзя было посещать массовые мероприятия, а у нас душно в студии... Вроде к каналу никаких косяков нет с точки зрения... В общем, этим сейчас юристы наши занимаются... с родителями ее... Короче, тут главное...

Я не слышу, что он говорит. У меня начинает ломить в висках, пересыхает во рту, на лбу, на голове, на шее, повсюду моментально выступает пот, и я опять вижу ее лежащей там. Ноги в колготках телесного цвета, лицо, будто вымазанное грязным школьным мелом, и камера, рядом с ней, над ней, сбоку. Потом сверху...

– ...А мы сейчас пишем в твой блог какой-то такой вариант, а потом уже сами ситуацию берем под контроль. Показываем, как ты ее спасал, фото... Видео, там, на «Лайф.ру», рутьюбе... Сейчас вот прямо все заряжаем...

...Люди, пробивающиеся в первые ряды. Люди, позирующие на камеры, раздосадованные лица гостей, которых отвлекли от серьезной дискуссии. Потом крики редактора у меня в ухе, шум. И дверь гримерки – тудасюда. И шмыгающие в эту дверь врачи...

– Ты герой, Андрюх. Там кадр гениальный есть, когда ты ей пульс щупаешь, у тебя такие глаза-а-а-а!

«...Какие у тебя глаза... какого цвета у тебя глаза?!» Всплывает Дашино видео, потом разговор с Наташей, а этот все верещит и верещит насчет «никаких комментариев», и я бессильно выдыхаю в трубку:

– Я перезвоню...

Не успеваю прийти в себя после разговора, тут же перезванивает Ваня:

– Ты как? – вкрадчиво интересуется он.

– Вань, она умерла...

– Я знаю, мы с Антоном тут сидим....

– ВАНЯ, ОНА УМЕРЛА!!!

– Андрюх, мы...

– Мне этот мудак Хорьков звонил. – Я в сомнамбуле перемещаюсь по кухне, пытаясь найти, в каком ящике стаканы. – Этот пидар конченый. Он меня грузил комментариями, какими-то видео на «Лайф.ру». – Я запинаюсь, путаюсь в мыслях. – Они меня... он меня... Эта сука хочет, чтобы я что-то такое написал у себя в блоге...

– Дрончик, не волнуйся, отключи телефон, мы с Антоном сейчас приедем, все будет нормально...

– Что будет нормально, Ваня?! – срываюсь я. – Она умерла, понимаешь?!

– Это полный пиздец, старик. Мы тебя поддержим, не обращай ни на кого внимания. Ничего не читай, не залезай в интернет, не включай телевизор. Мы приедем через полчаса максимум.

– Ее снимали крупным планом минут пять. Никто не дернул врача в студию, Ванечка! Никто. И сегодня все эти пляски на костях... весь этот...

– Давай так, – Ваня говорит абсолютно спокойным голосом, как дрессировщик. – ты прямо сейчас нажимаешь на айфоне две кнопки вместе, потом двигаешь плашку «Отключить» и тупо ждешь нас, договорились? Сидишь, пьешь... У тебя есть что выпить?

– Не знаю... найду. – Радиус моих кругов по кухне сокращается, меня начинает трясти. Я говорю с ним как с врачом. – А когда вы приедете?

– Антон уже пошел в машину, я прыгаю следом и через двадцать минут у тебя, ок? Хочешь, поговори со мной, пока мы будем ехать.

– Не знаю... давай.

– Вчера жена рассказала, как вы с ней косяки курили. – В трубке слышится шум от перемещения предметов. – И главное, ты мне – ни гу-гу!

– Да... типа... – я наконец нахожу стакан, – типа, прости...

– Ты мне чуть семью не разрушил! – Ванино дыхание становится громче, будто он бежит. – Не поделился косяком с другом... Я уж теперь не знаю, как свою жену с тобой оставлять. – Он замолкает, соображая, чем бы еще более глупым меня отвлечь. – Слушай, тут сегодня Семисветова забегала, спрашивала тебя. На ней была футболка, кажется, без лифчика. Скажи, братик, ты ее трахнул-таки в Питере?

– Вань, – я облизываю губы, успокаиваю дыхание, – давай лучше не будем говорить, а? Я отключаю телефон.

Наливаю полный стакан виски, выпиваю залпом, практически не чувствуя, как алкоголь обжигает мне глотку. Наливаю еще. Пустой желудок предположительно должно свести, но этого не происходит. Листаю эсэмэс, а там сплошные «Просьба перезвонить Лобову», «Просьба дать комментарий», «Андрей, добрый день, я из... издания», все в таком духе. Пока отключаю телефон, он успевает дернуться от звонка абонента с неопределяемым номером. Умываюсь холодной водой, стараясь не смотреть на себя в зеркало. Потом валюсь на диван...