В предписании А.П. Волконской (1728 г.) приказчику с. Хлоповицы приказано для неких дворовых, переводимых в деревню на тягло, «срубить избу из рубленого леса», дать им корову, овцу «в зачет» и на семена «им хлеба в предбудущей год». А первое время давать месячину, «покамест заведутся хлебом»17. В 1725 г. Артемий Волынский предписал приказчикам:
«Велите во всех деревнях купить молодых овец и молодых свиней и раздайте на каждое тягло по одной овце и по одной свинье неимущим крестьянам. И по прошествии года брать с каждого тягла в год в декабре месяце по пуду свиного мяса, по 3 ф. масла коровья и по одному молодому барану», а в июне — по 3 ф. шерсти и по 50 арш. посконного холста18. Кстати, именно у Артемия Волынского ссуды крестьянам замышлялись как долговременные акции. В той же инструкции он пишет: «Понеже у нас мелких (то есть непородистых, — Л. М.) лошадей заводу нет, а в том есть крайняя нужда, как для своей работы и пашни в подмосковной и других деревнях, так и для ссуды крестьянам скудным», то необходимо закупить по торжкам в округе с. Батаево 10 кобыл и 5 жеребят и после четырехлетнего откорма «дать скудным»19.
В.Н. Татищев считал практику ссуд крестьянам обычным делом: «Крестьяном на племя давать корову, овцу, свинью, гусей пару, уток пару, индеек пару и чрез год с каждого тягла собирать масла 20 ф., барана кладеного, борова… птиц… или деньгами»20.
Наконец, в помощи бедным и оскудевшим крестьянам иногда помещик выступал вместе с крестьянской общиной. Например, в инструкции П.Б. Шереметева (и кн. А.М. Черкасского, 1719 г.) предусматривается помощь «оскудалым» крестьянам в следующей форме: «Которые крестьяне похищением воровских людей… или волею Божиею лошадьми и скотом опадут или каким-либо другим случаем придут в скудость… то велеть тою деревнею… всеми крестьянами вспахать и собрать… на семена и посееть ту, скудных, землю, дабы они, скудны, от того в пущую нищету не пришли… А где [деревня] менее 15 дворов… осеменить нечем… то дополнить тот сев ис пустовытного хлеба после беглых крестьян»21.
Во второй половине XVIII в. помещики уже организуют запасные хлебные магазины путем крестьянских и своих взносов. В частности, по инструкции И.И. Шувалова, взнос в магазин был равен с тягла по четверику ржи и с ревизской души по четверику овса. Из этих запасов управители И.И. Шувалова должны были «раздавать… неимущим крестьянам моей вотчины заимообразно, в такое время, когда еще не будет хлеб с полей снят»22. В московских селах кн. А.М. Черкасского деньги на мирские расходы собирали даже с новоросчистных земель (с десятины по гривне)23.
Совместными действия барина и крестьянской общины были в случае помощи погорельцам. Так, в «Учреждении» гр. П.А. Румянцева (1751 г.) запрещается строить тесно дома в деревенском посаде. Если же «у которого дом сгорит или от ветхости новой принужден будет строить, то для вывозки лесу от тех 100 дворов (а в румянцевских вотчинах все дворы были поделены на сотни — бригады, — Л. М.), в которой он сотне состоит, учинить ему вспоможение, дав с каждого венца по подводе. Есть ли то приключится не одному, но многим (то есть сгорит много домов, — Л. М.), то по исчислению и из других сотен таковое ж вспоможение чинить: что всякому взаимно ожидать надлежит», так как пожары бывают очень часто24. При рубке леса для этих целей в виде исключения («в случае чрезвычайной кому нужды») с согласия общины («общего того села или деревни всех крестьян согласия») могут быть сделаны и дополнительные порубки леса. Погорельцы у П.А. Румянцева на полгода освобождались от платежей. Активно помогал П.А. Румянцев своим крестьянам и при текущем ремонте жилья и построек («ежели кому случится нужда для переделки избы и прочаго домоваго нужнаго строения, то по осмотру давать, сколько самая нужда требовать будет»)25.
Весьма существенным направлением борьбы с бедностью являлся запрет вотчинником разделов крестьянских дворов. Как известно, одним из самых больших увлечений в советской историографии был поиск социального расслоения крестьянства. Причем не в XIX в., когда такое расслоение стало реальностью, а в гораздо более ранний период. Между тем, как мы видели, спецификой крестьянского общинного быта было непременное распределение земли по «душам» и тяглам. При этом многолюдная семья (неразделенные братские и отцовские семьи) с большим числом работников (то есть крестьян-тяглецов) имела больше земли и в конечном счете имела шансы стать богатой. Да и бедная семья с большим числом детей (особенно мальчиков) с течением времени обретала солидное количество рабочих рук и также могла быть зажиточной. Однако, в конце концов, в силу тех или иных причин такие многолюдные крестьянские дворы с неразделенными семьями делились, превращаясь в несколько малых семей, однотяглых («одинаких») хозяйств. Материал этой книги, надо полагать, с очевидностью показывает, что в условиях России и особенно Нечерноземья в XVIII–XIX вв. однотягловое хозяйство обречено было либо на прозябание, либо на разорение. Недаром большинство крестьянских дворов — это двух-, трехтягловые хозяйства, где сосредоточено необходимое число рабочего и продуктивного скота и рабочих рук. При благоприятных обстоятельствах из таких дворов формировались зажиточные хозяйства.
Вотчинники в XVIII столетии, а может и ранее, прекрасно понимали неустойчивость и слабость «одинаких» хозяйств и всячески препятствовали делению сложных семей. «Крестьяном на особые дворы делиться не токмо не позволять, но и смотреть накрепко, чтоб того не чинили, понеже от того приходят в убожество», — так гласит наказ кн. А.М. Черкасского26. Управителям дворцовых волостей (1731 г.) в типовой инструкции строго наказывалось: «…смотреть, чтоб крестьяне из двора во двор от семей на одной тяглой земли разделов не чинили, дабы от того в зборах изронения и настоящим крестьяном обиды и разорения не было… И за такими напрасными разделами не токмо в платежах [не] имеют исправность, но приходят во Бесконечное разорение»27. В инструкции приказчику пошехонской вотчины П.М. Бестужева-Рюмина (1733 г.) запрет разделов сформулирован весьма лаконично: «Крестьянам сыну от отца и брату родному от брата делиться на велеть»28. В инструкции Андрею Шестакову от имени Екатерины II, как владелицы с. Бобрики, точно также приказано: «Всем крестьянам запретить, чтоб без позволения моего никто семьями своими не делился. А ежели кому за умножением людей… надлежит разделиться, о том крестьяном прислать ко мне челобитье, прописывая именно, сколько их в семье мужеска и женска пола душ, и каких лет, и что у них лошадей, всякого скота и хлеба…»29 Намного раньше такой порядок был введен в вотчинах гр. П.А. Румянцева30. Наконец, в Уложении графа В.Г. Орлова для с. Поречье с селами Ростовского у. заявлено столь же однозначно: От разделу семей крестьяне приходят часто в упадок и разорение, а потому оный вреден»31. Если же раздел необходим и он полезен, то разрешить. Но если выделившиеся — дураки и моты, то следует назначить опекунов. В некоторых случаях оговорена даже потенциальная опасность раздела. В частности, в инструкциях П.Б. Шереметева (и А.М. Черкасского) в с. Карачарово оговорено, что богатые семьи, берущие на себя дополнительное тягло из пустовытных земель, могли владеть запустевшими усадебными землями, но им запрещено было строить на них новые строения «и в старое строение не переходить, отделяся, а то старое строение с места продать»32.
Еще одним аспектом профилактических мер против обеднения был запрет выдачи молодых девушек в чужие владения. Наиболее развернутую аргументацию этих действий помещика и его управителей находим у В.Н. Татищева:
«Вдов и девок на вывод не давать под жестоким наказанием, понеже от того крестьяне в нищету приходят, все свои пожитки выдают в приданое и тем богатятся чужие деревни». В.Н. Татищев предлагает даже запретить кумовство в своих деревнях, чтобы не было лишних препятствий для женитьбы между односельчанами33. В «Учреждении» П.А. Румянцева запрет этот категоричен: «девок своих на сторону отпущать в вотчинах не дозволять»34. В наказе Д.А. Шепелева в с. Глинки Михайловского у. приказано: «дворовых и крестьянских девок на сторону в чужие волости замуж не отдавать»35.
