— Подавлять римлян руками провинциалов, а варваров — руками римлян. О, французы в таких делах проявляют истинную мудрость… как и британцы. Обычно попытки переворота вполне достаточно, чтобы вызвать в умах французов массу вопросов. Ланьи и Стависки едва не опрокинули государство, но переворот шестого февраля заставил забыть об обоих. И вот теперь люди начинают думать, что Стависки — не единственный мошенник во Франции, а всего лишь самый заметный. А французы, как все латиняне, ужасно азартны. Нет денег — покупают десяти франковые лотерейные билетики, есть деньги — хватают байоннские облигации.

После такого начала Беккер и Северин соглашаются во мнении относительно продажности французской прессы, и план Северина начинает понемногу проясняться.

— Все дело в том, — говорит Северин, — что в наши дни слишком многие хотят получить что-то, не отдав взамен ничего. Кстати, именно поэтому здесь никогда не будет коммунизма. Французы — единственный народ, который учится терять деньги на бирже. У каждой здешней газеты есть финансовая страничка, а уж желающих дать совет насчет того, как разбогатеть, и вовсе не перечесть. Возьмите англичан, они без ума от лошадиных скачек.

— Тотализаторы действуют даже на предприятиях, — живо вставляет Карл.

Жалко смотреть, как бедняга пытается влезть в чужой разговор… я бы на его месте либо свалил, либо заткнулся.

— Вы видите, например, — продолжает Северин, — шансы на победу Сияющего Света расцениваются как два к тридцати, но на какую информацию можно опереться? На то, что продаст вам "жучок", да на сведения, почерпнутые из пары еженедельников.

— Вы несправедливы к тевтонам, — вставляет Беккер. — Забываете, что они не умеют ни читать, ни писать. Если бы могли, то, несомненно, читали бы газеты. Смышленые парни, я вам скажу. Когда слышишь, как кондуктор в автобусе рассчитывает выигрыш в пятьдесят фунтов на пяти забегах с исходной десятки, то понимаешь — этот народ породил Ньютона. Люди — неисследованные залежи интеллекта.

— Не могу с вами согласиться. Будь они умны, не расставались бы так легко с деньгами, а мы бы здесь не сидели. Если бы на свете не было безмозглых кретинов, деловому человеку оставалось бы только умирать с голоду. Как я уже сказал, игроки на французской бирже пользуются любой информацией, которую им подсовывают самые ненадежные газетенки, публикующие лишь слухи и собственные домыслы. Почему? Все дело в третьем упомянутом мной факте, а именно в невероятной продажности парламентариев и судей. Игроки верят, что редакторы бульварных листков могут получать информацию из высших инстанций через подкуп или откровенный шантаж. Рассуждение здесь простое. Министр, выбалтывающий сведения, может лгать или говорить правду, но в любом случае это ведет к изменениям на рынке. Игроки, каждый из которых считает себя ловкачом, полагают, что сумеют сыграть на этом изменении до того, как ситуация станет ясной. Каждый надеется пощипать "утку" вместе с тем, кто ее запустил. Если кто-то имеет с этого что-то, то почему я не могу получить свою долю? Такие чувства присущи всем, кто верит в республиканскую форму правления.

Карл с умным видом кивает. Человек недалекий легко примет его за опытного биржевого спекулянта.

— Четвертый пункт моего плана, — продолжает Северин, — основан на том факте, что французские газетчики не любят платить за телеграммы. Печатают непроверенную информацию, старье недельной давности… воруют, перепечатывают чужое, придумывают, идут на все — только бы не платить за услуги телеграфа.

— А Хавас? — спрашивает Сэм.

— Конечно, я плачу Хавасу часть от взяток, но при этом у меня есть надежная поддержка на Уолл-стрит.

— В общем-то вам нужен всего лишь один листок. Покупаете какую-нибудь убогую, стоящую на грани банкротства газетенку, распространяете слух, что за вами стоит Уолл-стрит, и за одну ночь берете приличный куш. Главное начать. В следующий раз рекламу вам дадут уже другие газеты.

— Нет. Чтобы сбросить большое количество акций, надо иметь поддержку всех финансовых газет. Чтобы привлечь сотни и тысячи простаков, заставить их растрясти шерстяные чулки, залезть за пазуху и запустить руку в трастовые фонды, оберегаемые недоверчивыми семейными юристами, надо подать товар в солидной, внушающей доверие упаковке. Я не полагаюсь только на снимающих пенки хитрецов и случайных бездельников, дожидающихся поворота на рынке, — мне нужны большие деньги, инвестиционный капитал.

Другими словами, идея Северина заключается в том, чтобы выставить себя под видом частной телефонной компании. Шайка берет какое-нибудь громкое название типа "Комитет экономического наблюдения" и прикрывается несколькими громкими именами, представляя известных людей в качестве, советников.

Карл жует сигару, пряча за ней довольную ухмылку. При одной мысли о деньгах его лицо светлеет, а весь план кажется несчастному верхом совершенства. Наверное, ждет, что Беккер тут же помчится в банк за деньгами, а Северин побежит снимать помещения под офисы, потому что, когда совещание заканчивается, так и не приняв определенного решения, в его глазах видно глубокое разочарование.

Сэм и Северин договариваются встретиться еще раз, и Северин едет с нами в такси до бульвара Капуцинов. Карл выходит немного дальше. Мы с Сэмом едем к Александре. Предполагается, что там Снагглс, и это дает удобный предлог, чтобы познакомить хозяйку с Сэмом. Он все еще беспокоится из-за Тани.

— Ты не думаешь, что она могла испугаться и рассказать обо всем матери? Мне, знаешь ли, неприятности ни к чему. Ты ведь давно знаком с ее матерью? Что она собой представляет?

И так без конца.

Пытаюсь успокоить… тщетно. Из машины Сэм выходит в нервном состоянии. Говорит, что, если возникнут проблемы, он свалит все на меня.

Снагглс в доме нет. Нет и Тани. Они уже отправились в отель к Беккерам и, похоже, сюда не вернутся. Александра приглашает нас войти.

Сэм уже сияет — ему хватило одного взгляда. Он и не ожидал, что мать Тани окажется такой потрясающе красивой. Раздувается как павлин, разворачивает хвост, и, надо признать, его усилия дают положительный эффект. Александра сразу проникается к нему симпатией.

— Какая чудесная женщина! — восклицает Сэм, когда мы остаемся одни. — Ты и не говорил мне, что она красавица. А я ей понравился, как по-твоему? И она уже знает, что нравится мне… заметил, как она на меня смотрела? Скажи правду, на что можно рассчитывать? Есть ли у меня шанс?

Дальнейшее пребывание в такой атмосфере невозможно, но прежде чем уйти и оставить их наедине, мне надо удостовериться, что все идет как надо. После долгих и сложных маневров удается вытащить Александру на пару минут в прихожую. Она тут же начинает тереться о мое бедро и даже позволяет пощупать себя между ног. Но вставить не дает.

— Нет-нет, я не хочу, чтобы ты вынимал его, — говорит эта стерва, возя моим членом по своим липким складкам. — Давай вернемся в комнату… нельзя надолго оставлять гостя одного… это невежливо…

— Он простит тебе невежливость, если потом ты будешь так же невежлива со мной, — говорю я. — Ему хочется тебя трахнуть.

О, что это такое у меня на уме? И что же такого я нарассказал о ней милому мистеру Беккеру? Известно ли ему, что я жил с ней? Может быть, я думаю, что имею право вот так запросто приводить к ней своих друзей и предлагать ее им, как собственную жену?

Приходится объяснять: ничего такого Беккер не знает… ему известно только то, что она мать Тани… свое мнение о ней он основывает на том, что видит, а увидел он вполне достаточно, чтобы захотеть ее…

Пока Александра обдумывает услышанное, я не оставляю попыток залезть поглубже. Есть ли у мистера Беккера жена? Ах да, она же сама слышала, как его дочь упоминала о матери. Наверное, его жена такая же миленькая и мужчины не обходят ее своим вниманием? И наконец… знаком ли я с его супругой?

Я отвечаю на все вопросы, кроме последнего. Александра делает вид, что ничего не заметила. Говорит, что ее переполняют некие смутные желания. Да, ей хочется побыть с мужчиной, и если бы я пришел один, мы провели бы чудный вечер. Но раз уж со мной друг, придется об этом забыть, потому как она определенно не желает, чтобы ее трахали двое. И еще… если бы мой друг пришел один, она, возможно, позволила бы ему остаться. То есть остаться может один из нас, понятно? Да, так вот обстоят дела… так вот сильно ей хочется, чтобы кто-то загнал шар в ее лузу. Но только не двое… нет, никогда. После жуткого случая у каноника Шарентона она должна быть осторожной.