Совершенствуя память и манеру выражаться, Онегин, как уже сказано, не преследует карьерных целей. В 16–17 лет (по тем временам возраст гражданской зрелости) он не помышляет ни о военной, ни о гражданской службе. Факт сам по себе исключительный. Почти все сверстники Онегина принимают участие в войне 1812 года, а в биографии Евгения нет и намека на то, что он имеет к этим событиям хоть какое-то отношение.

Онегину уже более двадцати лет, а он не имеет никакого чина. Уже одно это делает его «белой вороной» среди сверстников. Вспомним Чацкого, успевшего и послужить в армии, и потрудиться в одном из министерств.

Не принадлежит Евгений и к разряду знатных богачей. «Долгами жил его отец», под конец совсем промотавшийся. Правда, в этом не было ничего экстраординарного. Жизнь не по средствам – привычное явление в среде столичного да и провинциального барства. Во всяком случае, Онегина это совершенно не заботит, ведь он – «наследник всех своих родных».

В модном свете он чувствует себя превосходно, ибо он молод, недурен собой, уверен в себе и разделяет все обычаи и предрассудки beau mond'a, и даже чуть-чуть опережает моду своего круга (истинно светскому человеку можно быть законодателем моды, но не стоит ее утрировать). Онегин – русский dandy.

Понятие дендизма связано с именем законодателя английской моды лорда Бруммеля, диктовавшего нормы поведения и стиль одежды. Бруммелю подражала «золотая молодежь» всей Европы («английская складка» князя Григория в «Горе от ума»).

Пушкин называет те детали туалета, выбором которых с таким тщанием занимается его герой: панталоны, фрак, жилет, шляпа. По сравнению с прошедшим столетием одежда знати претерпела кардинальные изменения. Исчезли золотые и бриллиантовые пряжки и пуговицы, золотые галуны, жабо и кружева… Короткие кюлоты с шелковыми чулками сменились длинными панталонами.

Приблизительно до 1820 года панталоны носят заправленными в сапоги. Появление первых франтов в панталонах навыпуск (около 1819 года) в обществе первоначально было воспринято как неприличие: уж очень новые брюки походили на мужицкие «портки».

Онегин одет в черный фрак и цветной жилет. В 1810-х годах «…черных фраков и жилетов… нигде не носили, кроме придворного и семейного траура… фраки носили коричневые или зеленые и синие с светлыми пуговицами…» («Записки» Д. Свербеева). Затем мода изменилась, и зеленый или синий фрак выглядел безнадежно устаревшим. Так, в 1817 году васильковые и вишневые фраки будущего автора «Юрия Милославского» М. Загоскина вызывали иронические реплики даже тех, кто не принадлежал к законодателям моды.

Теперь, чтобы быть модным, нужно не богатство костюма, а элегантность и разнообразие. На неделю денди по самым скромным подсчетам следует иметь 20 рубашек, 24 платка, не говоря уж об обуви. Особое искусство заключалось в завязывании галстуков. Галстук тогда представлял собой нечто вроде шейного платка (обычно он был черного цвета). Его крахмалили и завязывали нарочито небрежным узлом. Крахмалить полагалось слегка. «Перекрахмаленный нахал», который появляется в петербургском салоне Татьяны, подлинного денди смешит.

Завершался наряд модника шляпой. В официальных случаях это высокий цилиндр, а Онегин для прогулки надевает широкий боливар. Шляпа эта названа была по имени С. Боливара (1783–1830) – предводителя национально-освободительного движения за независимость испанских колоний в Южной Америке. В 1824 году Боливар стал во главе республики Боливии, названной в его честь. Фасон шляпы с широкими полями, которую носил Боливар, получил распространение в Европе и считался свидетельством политического либерализма.

Умение одеваться и вести себя в обществе – залог успеха в свете. Юноша, умеющий легким разговором на любую тему развлечь даму и изящно танцующий, чувствовал себя на балу персоной более значительной, нежели известный государственный деятель или прославленный полководец, не принимающий участия в танцах. Таким «счастливым талантом» и наделен Онегин.

Искусству танца начинали обучаться с 5–6 лет, постигая сложные фигуры полонеза, мазурки и вальса. Все эти танцы требовали ловкости, изящества и просто физической выносливости. Особенно сложные фигуры танцующим парам приходилось выделывать в мазурке, и то, что Евгений танцует мазурку легко, свидетельствует о его непринужденности и в других танцах.

Без затруднений ведет он и светскую беседу, позволяя себе несколько расширить рамки и глубину этикетной тематики. Онегин даже приобретает репутацию «ученого малого», поскольку оперирует десятком-другим латинских выражений и проявляет познания в политической экономии («читал Адама Смита»). Воззрения английского экономиста Смита (1723–1790), утверждавшего, что доходность хозяйства зависит от его производительности, а последняя продиктована заинтересованностью работников в результатах своего труда, были весьма популярны в декабристских кругах. Таким образом, внимание к трудам Смита приподнимает Онегина над светской заурядностью.

Круг тем светской беседы очерчен в восьмой главе. На вечере у Татьяны, уже ставшей «неприступною богиней… царственной Невы», некий «на всё сердитый господин» изливает досаду:

Но это уже дурной тон. Настоящий светский человек в разговоре в обществе не должен открыто выражать восторга или негодования, и в шутках надлежит также соблюдать умеренность. В салоне Татьяны

Основная же сфера интересов Онегина сосредоточивается в пределах «науки страсти нежной». В строфах с Х по XII включительно первой главы излагается целая программа обольщения, которой пользуется Евгений.

Однако это отчасти ироническое повествование смягчается ссылкой на параллель с П. Чаадаевым («второй Чадаев мой Евгений»). Чаадаев пользовался непререкаемым авторитетом как философ и эрудит, знаток литературы и театра. Его дружбой дорожили Грибоедов и Пушкин, который даже видел в Чаадаеве учителя. И наряду с этими качествами за Чаадаевым закрепился и титул первого денди Петербурга. Племянник его вспоминал: «Одевался он, можно положительно сказать, как никто… Очень много я видел людей, одетых несравненно богаче, но никогда, ни после, ни прежде, не видел никого, кто был бы одет прекраснее и кто умел бы с таким достоинством и грацией своей особы придавать значение своему платью… Искусство одеваться Чаадаев возвел почти на степень исторического значения».

Чтобы соответствовать такому образу, туалету необходимо было уделять немало времени и внимания. Так и Онегин проводит перед зеркалом «три часа по крайней мере». Да и как иначе. В романе английского писателя Э. Бульвер-Литтона «Пелэм, или Приключения джентльмена» (1828) разъясняется, какое значение имеет в жизни светского человека костюм. «Уметь хорошо одеваться – значит быть человеком тончайшего расчета. Нельзя одеваться одинаково, отправляясь к министру или к любовнице, к скупому дядюшке или к хлыщеватому кузену; именно в манере одеваться проявляется самая тонкая дипломатичность. В манере одеваться самое изысканное – изящная скромность, самое вульгарное – педантическая тщательность. Одевайтесь так, чтобы о вас говорили не «Как он хорошо одет!», но «Какой джентльмен!».

Один день Онегина

Утро светского человека начинается с полудня, а дальше день стремительно катится по заведенному порядку. Для характеристики вкусов и привычек Онегина Пушкин описывает его кабинет. Автор не замечает в комнате ни книг, ни письменных принадлежностей, зато все, что изобретено «для роскоши, для неги томной», здесь представлено в изобилии.