IX Твой дом обернут сентябрем, как будто астра — целлофаном. И желтый дождь, как желтый бром, грохочет жестью водостока — наощупь найденный мотив, как родинка под сарафаном, неизлечим. И так жестоко поля острижены под тиф. X Когда разветвленностью стылых небес твой лес обозначил начало зимы, я понял ясно, что этот лес устроен так же, как мы, что в переплетении черных ветвей запуталась вдрызг сновиденная синь, что мы не слияние темных кровей, а — небо в силках облетевших осин. XI И снова подступали берега — пологий левый и высокий правый. То в город билась темная строка, то в горькие некошенные травы… И снова кропотливый снегопад, работой черной не пренебрегая, настойчиво, который год подряд, стирал различья между берегами. XII Сквозь годы меж словом и небом бредешь, не сыскавши угла. А жизни как будто и не было. И будто бы все же была. Рвала удила, ревновала, не веря влюбленным глазам, к бесстрашию перед провалом, к магнитным твоим словесам, таким непохожим на правду и все же далеким от лжи. Как будто готова оправа — осталось лишь камень вложить и камень отравой наполнить, и перстень Изоре отдать… Проститься. И больше не вспомнить. Заказа на Реквием ждать. И друга найти в поколеньи, чтоб старый сюжет повторить, который в таком отдаленьи от жизни, что мог и не быть, а мог… Но родная словесность, как ни был бы счастлив улов — такая нелепая местность, где сроду не сыщешь углов. А жизнь между небом и словом тем, может быть, и хороша, что без материальной основы здесь произрастает душа — никчемное, в общем, растенье, сорняк на случайной меже меж словом и небом, меж тенью и светом, ненужным уже. XIII За что нам наш пожизненный пейзаж, где птицы поднимаются над садом? Пустого неба просит карандаш — но птицы поднимаются над садом. Уснем — и снится крон сквозной каркас и тех же птиц все тот же взлет надсадный. Умрем. И души, покидая нас, как стая птиц, поднимутся над садом. XIV Рембрандт «Святое семейство»
Спокойны сумерки картины. Спит мальчик в люльке на полу. …прозрачно, словно паутина, светились ангелы в углу… И вечер тянется так длинно, как ветер тянется к крылу. …тревожно, словно паутина, светились ангелы в углу… XV На тыльной стороне судьбы, вздуваясь кроною венозной, взошли бетонные столбы, пуская корни в грунт морозный. Цвели бездомные цветы смертельной купоросной синью на тыльной стороне России неподалеку от беды. XVI Мы напуганы страшными снами. Чьи-то чада напуганы нами. Но такою жестокою явью нас никто до сих пор не пугал. Говорят: «Собирайтесь, ребята.» Говорят: «Оправданий не надо. Нам плевать, что вы не виноваты. Мы тут все, — говорят, — ни при чем.» XVII Плугом стеганы, поля кругом лежат, как рабочие фуфайки каторжан. А на них, как вши, — грачи, грачи, грачи… А над ними — небо русское молчит. Только воют одичало кобели о хозяевах, схороненных вдали. То ли клавиша запала на басах… То ль и вправду нету Бога в небесах… |
