Все это произошло так стремительно, что Торилья осознала случившееся, лишь оказавшись в странном и чужом для себя месте, вдали от родни и знакомых. Только Эбби могла как-то утешить ее.

Ну а для преподобного Огастеса переезд послужил средством облегчить свое горе, а быть может, и вызовом, о котором он мечтал всю жизнь, хоть никто и не догадывался об этом.

Вдохновленный неукротимым желанием помочь тем, кто был несчастнее его самого, он весь ушел в проблемы и трудности, которыми изобиловала ужасающая жизнь шахтерской деревни.

Казалось, он один с пылом крестоносца противостоит целой армии зла.

Лишь Торилья и Эбби знали, что в своей одержимости он забывал о пище и сне, пытаясь хоть в чем-то помочь существованию своих новых прихожан.

И свою стипендию, и те крохотные средства, которые у него оставались, викарий до последнего пенни тратил на паству.

Только благодаря Эбби, забиравшей у него после получения чеков деньги для ведения хозяйства, они были избавлены от голода.

И теперь, сидя за обеденным столом, Торилья думала о поездке на юг и о том, что разрешение отца будет зависеть от стоимости этой поездки.

— Я получила письмо от Берил, папа, — сказала девушка.

В это время викарий налил себе стакан воды, а в двери появилась Эбби с бараньей ногой.

— От Берил? — задумчиво переспросил викарий, словно впервые услышал это имя.

— Берил выходит замуж, папа. Она просит, чтобы я приехала, погостила у них в Холле и помогла ей с приданым. А еще она просит, чтобы я была подружкой на ее свадьбе.

— Ах, Берил! — воскликнул викарий.

— Ты не против, если я поеду, папа?

— Нет, нет. Конечно же, нет! — Он отрезал кусок баранины и положил его на тарелку. — Впрочем, едва ли мы можем позволить себе такую поездку.

— Я поеду на дилижансе, — заверила его Торилья. — И если поеду одна, а Эбби оставлю приглядывать за тобой, все обойдется не так уж дорого.

Едва прочитав письмо Берил, она сразу подумала, что возьмет Эбби с собой, но теперь поняла: служанка должна быть здесь — не столько из-за расходов, сколько из-за викария, так как он просто не сможет выжить без прислуги.

Эбби умела заставить его есть и спать, ей это удавалось лучше, чем родной дочери.

— Я как раз думал, — тихо сказал викарий, — что все свободные деньги надо отдать миссис Коксволд. Она ожидает девятого ребенка, а у старшей дочери, по-видимому, чахотка.

— Мне очень жаль Коксволдов, папа.

Но ты не хуже меня знаешь, что каждую пятницу мистер Коксволд отправляется в кабак и пропивает там по крайней мере половину своего заработка.

— Знаю, — согласился викарий. — Но мужчина вправе по собственному усмотрению тратить то, что зарабатывает.

— Только в том случае, когда дети его не голодают, — возразила девушка.

— Второй девочке в этом месяце исполняется пять, и они, наверное, отправят ее в шахту — работать.

— О нет, папа! — воскликнула Торилья. — Она слишком мала! Ты помнишь, как болела маленькая Барнсби? Стоя по колено в воде, она заработала пневмонию.

Викарий вздохнул.

— Им нужно есть, Торилья.

— И вам тоже, сэр, — вставила вернувшаяся в комнату Эбби.

Она внесла два блюда: на одном была картошка, на другом — не слишком аппетитная на вид капуста.

— Мне хватит, — рассеянно сказал викарий, разглядывая крохотные кусочки мяса на своей тарелке.

— Сэр, я не уберу баранину со стола до тех пор, пока вы не наедитесь досыта, как следует. — Эбби уговаривала его, словно капризного ребенка.

Взяв в руки нож, викарий положил на тарелку еще два тонких ломтика мяса. Затем Эбби настояла еще на двух стоповых ложках картошки, а когда Торилья закончила есть, произнесла:

— Вот что, мисс Торилья. Не могли бы вы достать вместо меня пудинг из печки?

Не доверяю я этой девчонке. Патока уже здесь, нужно принести только пудинг.

— Да, конечно, — тотчас согласилась Торилья.

Эбби передала девушке баранину, и та отправилась на кухню, зная, что служанка заведет разговор с отцом.

— Мисс Торилья сказала вам, сэр, — начала Эбби, как только девушка покинула комнату, — что ее светлость пригласила вашу дочь на свадьбу?

— Да, мисс Торилья сказала мне, — ответил викарий. — Но дело в том, Эбби, что мы не можем себе позволить это. Дилижанс стоит дорого, а до Хертфордшира путь неблизкий.

— Сэр, простите меня за откровенность, но мисс Торилье давно пора вернуться домой, повидать и приличных людей, хотя бы для разнообразия.

Викарий обратил на нее удивленный взгляд, но Эбби не дала ему заговорить.

— Разве вы не понимаете, что мисс Торилья провела здесь почти два года, не обменявшись даже полудюжиной слов с леди или джентльменом? Поверьте мне, ее бедная мать перевернулась бы в могиле, если б увидела, куда вы упекли свою дочь.

Викарий был искренне изумлен.

— Я как-то не думал об этом, Эбби.

— Ну а я думала, сэр! Мисс Торилье уже восемнадцать, и если бы миссис Клиффорд была жива, упокой Господь ее душу, то уже искала бы для своей дочери подходящего жениха, устраивала приемы и приглашала на них молодых людей, — возмущалась Эбби. — А кого мы можем пригласить сюда?

Грязных оборванцев, перемазанных угольной пылью?

Викарий с осуждением всплеснул руками, но Эбби продолжала:

— О да, я все знаю, сэр. У них тоже есть души, которые надо спасать. Да, они тоже христиане и для Бога ничем не лучше нас. Но вы же не рассчитываете, что мисс Торилья выйдет замуж за шахтера, или я ошибаюсь, сэр?

Викарий явно смутился.

— Откровенно говоря, Эбби, я как-то не заметил, что мисс Торилья уже выросла.

— Ну так вот, сэр, ваша дочь выросла, и это настоящее преступление — похоронить ее заживо в этом ужасном месте.

— Но я нужен здесь, — доказывал викарий, как будто произносил последнее слово перед приговором в суде.

— Возможно, и так, — парировала Эбби, — я не спорю, сэр, вы делаете здесь Божье дело и справляетесь с ним хорошо.

По это, если можно так выразиться, ваша профессия. А мисс Торилья не священник и не проповедник, она молодая женщина, и надо сказать честно — красавица!

Но речь Эбби была прервана появлением Торильи: она вернулась в комнату, держа в руках внушительное блюдо, в самом центре которого съежился крохотный пудинг.

Она поставила блюдо перед отцом, а он до такой степени был погружен в свои думы, что даже не заметил ее присутствия.

Торилья встревоженно посмотрела на Эбби, но служанка как ни в чем не бывало поменяла тарелки и положила столовую ложку возле руки викария.

— Ты права, Эбби, — вдруг сказал он. — Мисс Торилья должна побывать на свадьбе леди Берил. Как-нибудь отыщем нужные деньги.

Когда он вылетел из дома, по всей видимости, не проглотив последний кусок пудинга, Торилья сказала:

— Значит, ты убедила папу дать согласие? О, Эбби, я чувствую себя такой виноватой. Этот разговор ужасно расстроил его.

Папа хотел отдать деньги Коксволдам.

— Эти Коксволды уже вытянули из вашего отца кругленькую сумму, — рассердилась Эбби. — Эта женщина умеет разжалобить, а викарий, бедняга, верит каждой ее басне.

— Да, я знаю об этом, Эбби, но он так страдает, и здесь так ужасно. А на детей я не могу даже смотреть, — сказала девушка дрогнувшим голосом. — Быть может, это… эгоистично с моей стороны.

Если я останусь, а папа отдаст деньги Коксволдам, жизнь их может… чуточку измениться.

— Даже если целая сотня Коксволдов будет умирать с голоду, — изрекла Эбби, — это не заставит вас отменить поездку к леди Берил.

— Но, наверное, нехорошо оставлять папу в одиночестве, — пробормотала Торилья.

— Я не позволю вам отказаться от приглашения! — Служанка была непреклонной. — А теперь садитесь, мисс Торилья, и пишите ее светлости, что выезжаете в следующий понедельник.

— Но, Эбби, это ведь уже послезавтра!

— Чем раньше, тем лучше, — отрезала Эбби, — и незачем беспокоится об отце. Я присмотрю за ним, вам это хорошо известно.

— Он действительно больше слушается тебя, — согласилась Торилья. — Я никогда не смогла бы заставить его съесть лишний кусок баранины. Вкусная еда обрадовала его, хотя он и промолчал.