Саня был славным парнем, еще не привыкшим к систематическим пьянкам, смотрел на Гошу с нарастающим умилением, и, когда они здорово осовели, Гоша проявил инициативу:

– Слушай, Саня, я давно тебя хотел спросить. Почему ты не изнасиловал Надьку? Надо было ее оттянуть. Для здоровья это полезно.

– Зачем было ее насиловать? Она сама девушка искушенная. Дело же не в этом. Одно дело спать, другое – жить вместе.

– Ты хочешь сказать, что вы спали?!

– Ну да. А что тут ненормального? Ты, что, думаешь, я к ней просто так летал в Сибирь? Чтобы, как дурак, повидаться?

– А я не знал, что ты к ней летал. Она ничего не говорила.

– Ну, значит, не хотела никому говорить. Я, Гошка, перед ней очень виноват.

– И ты?

– И я. Ей ведь пришлось аборт от меня сделать.

– Да ты что?!

Гоша протрезвел немедленно, о чем тут же и пожалел. Потому что трезвые люди должны предпринимать что-то разумное, говорить что-то умное. А он даже не знал, как, а главное, о чем еще спросить.

Ошарашенный Гоша ломанулся домой.

XVII

Ссора между сестрами не затухала. Они кидали друг в друга довольно резкие фразы, стараясь как можно дольше тянуть время. Каждая из них надеялась продержаться до прихода Гоши, уверенная, что Гоша займет именно ее сторону. Так на чемпионате мира футбольные команды тянут время до серии решающих пенальти. Гоша же надеялся, совсем по-детски, что обе женщины уже спят и сегодня с ним уже ничего страшного не случится. Но дома два заплаканных женских лица вопросительно смотрели на Гошу.

– Я пьяный в доску. До свидания, – попрощался Гоша вместо приветствия, подтвердив свою неадекватность.

– Гоша, я все рассказала Наде, – наступала Вера.

– Гоша, скажи, что ты меня любишь, – настаивала Надя.

– Надя, – по счастью промямлил Гоша, – я тебя люблю, но спать я буду с Верой. Вера, родная, я так хочу спать.

Вера прижала его к груди, как никогда прежде. Алкоголиков так не любят.

– А ты будешь спать с Саней, – поддразнил он Надю, разве что не показав язык.

Надя забилась в истерике, обзывая Веру сукой, а Гошу дураком. Вера же достаточно быстро опомнилась:

– Надя, девочка моя, ну Гоша выпил и говорит невесть что. Ты поедешь в Москву. Денег мы займем. Хватит ссориться. И я, и Гоша тебя очень любим. Извини нас. Мы все запутались.

– Ах вы запутались? Это ты все переиграла. Придумала какого-то психолога. Почему все тебе? С самого детства новые игрушки – тебе! Новые платья – тебе! А мне одни обноски…

– Я не обноски, – заплетающимся языком возразил Гоша.

– Вот, даже муж тебе достался новый и хороший. А мне какой-то Саня.

– Санька – хороший парень. Он не виноват, что ты залетела.

– А, так ты и это знаешь?

– Что? Что ты говоришь? – стала добиваться правды Вера.

– А ты, что, Вера, думала, я девочка – божий одуванчик? Ты вон таблетки нашла, а то, что они противозачаточные, не знаешь. Деревня. Учит она еще!

– Надя, как противозачаточные? Ты же должна была забеременеть!

– Ага, лопухи вы оба. Мне твой Гошка был нужен. Хотела проверить, есть ли на свете любовь, или только секс. Смотреть на вас было тяжело: как голубки. А ведь еще немного, и он был бы моим.

– Надя! Надька, ты сошла с ума. Нельзя все рушить, если к тебе пришла беда. Это все из-за болезни, девочка.

Тут Надя истерически расхохоталась:

– Верка, ты, что, не поняла, что никакой болезни-то и не было?

Дальше я сделаю пропуск, чтобы еще не искушенный в человеческой подлости читатель не нахватался лишнего.

Ночью Наде собрали чемодан и велели идти на все четыре стороны.

XVIII

А у Веры с Гошей скоро родилась девочка. Назвали ее Любовью. Все правильно: Вера, Надежда, Любовь.

Но, конечно, история на этом не закончилась. Вспомнила я ее, потому что вчера мы встречались с Верой. Они уже давно переехали в Москву и уже собирались выдавать замуж Любу. Но это уже другая история.

Конечно, Надя не пропала. Более того, сестры помирились. Спустя несколько месяцев после Надиного ухода в дверь квартиры Гоши и Веры позвонили. Уже изрядно беременная Вера потопала к двери в сопровождении заботливого Гоши, который с некоторых пор чувствовал себя виноватым и стал еще лучше, чем был.

На пороге стояли Надя с Саней. Но что самое смешное, Надя была тоже с уже немаленьким животиком. Такое совпадение чрезвычайно насмешило их, и они долго, уже в квартире, ржали, как после гайдаевской комедии. Сердиться друг на друга после такого было невозможно. Да и расставаться навсегда наши люди не умеют.

Была ли это любовь или производственная или родственная необходимость, неважно. Гормональные встряски действительно бывают очень полезными для молодых организмов. Но лучше их пережить в сопровождении опытных или незаинтересованных специалистов.

Мораль

Не нужно, как Вера, доводить до абсурда жертвенность по отношению к близким и родным людям. Это приучает их к беспомощности и паразитированию. Они начинают вас тихо ненавидеть и завидовать вам.

У вынужденных «жертв» есть один очень хороший способ избавиться от зависти – попробовать помочь кому-то самому! Может быть, у вас получится даже лучше, чем у того, кому вы прежде так завидовали.

Вообще, что касается психологической грамотности нашего населения, то здесь конь не валялся. Мы пока все делаем как-нибудь и на авось. Человек душевный, готовый снять последнюю рубашку ради ближнего ходит у нас в почетных психологах, психологах от сохи. Именно к нему исторически тянутся страждущие и обиженные. Как правило, эти наивные психологи-самородки – люди добрые, щедрые, психологически сильные и выносливые. Коня на скаку остановят, в горящую избу войдут, и спасибо им не говори. Но потом за эти же добрые деяния «спасенные» начинают их тихо ненавидеть, а уж если такие помощники в жизни и сами стоят крепко на ногах, то им начинают завидовать.

Зависть, строго говоря, – страсть, сопоставимая по мощи с любовью, но с отрицательным знаком, скрытая, подлая, туманящая мозги. Обживешься завистниками, пиши пропало. А сделать это нетрудно. Нужно просто каждый день, не покладая рук, опекать и помогать тому, кто и сам может справиться, давая ему понять, как он беспомощен и несчастен и как легко можно было бы прожить его жизнь, поменяйся вы местами. «А что, может, и правда поменяться местами?» – думает завистник. Ну и додумывается до историй, одну из которых вы только что услышали.

Дайте шанс своим близким найти и выстроить свое собственное счастье. И овцы будут целы, и волки довольны.

Псарня, или Сучья жизнь

Нашим дочкам пришлось быстро повзрослеть на фоне этой перестроечной чехарды. Мы и не заметили, как они выросли в маленьких рассудительных женщин. И когда мы это обнаруживаем, как-то вспоминаем и о себе. А, что, разве мы жили, пока их растили? Разве мы успели расцвести? Разве нас успели побаловать? И разве мы не заслужили немного женского счастья? Самое время пожить вволю, полюбить так, чтобы душа пела…

И тут-то у нас и начались непонятки со своими собственными дочерьми. Оказалось, что наши представления о женском счастье категорически расходятся с их представлениями. Мы привыкли работать, и нам по жизни позарез требовался напарник. А они привыкли к опеке и считали, что нужно искать опекуна. До определенного момента мы с детками устраивали друг друга: мы были опекунами своим детям, а в них видели подрастающих помощников.

I

Света ушла от своей матери, как только та попыталась основательно пристроить и ее, как она это делала раньше со щенками. Света в детстве помогала матери, кандидату биологических наук, растить породистых щенков на продажу, но сколько можно? Вся их двухкомнатная квартира превратилась в псарню, провоняла восточноевропейскими овчарками. А что такое было выгулять восемь молодых сук два раза в день?! Анна, мать Светки, – большая, крепкая женщина, а Светка маленькая, поэтому все время падала и раздирала себе коленки. А сейчас она решила уйти, иначе это не закончится. Полюбить в этой псарне все равно никого не удастся. Поступить в институт не получилось. Света молча нашла работу и сняла квартиру, держа в секрете от матери и то, и другое, и не беря от нее ни копейки. Но по мере того, как Светка осознавала свою самостоятельность и силу, она стала задумываться над тем, как улучшить или сделать хоть сколько-нибудь нормальной жизнь своей семьи, иначе как-то неуютно на свете жить, да и заботиться о ком-то надо, по уму – о родных прежде всего и нужно печься. И стала Света искать психолога.