3.
И вот сейчас, в тот самый момент, когда она оказалась в своем кабинете, упала в кресло и посмотрела на собственное отражение в огромном зеркале — вот сейчас внутренний голос дал о себе знать.
"Черт возьми, — сказал он из темноты сознания (совершенно безэмоциональный), — какая же ты неудачница! И с кем я существую?!"
Много месяцев она боялась повернуться лицом к зеркалу и посмотреть на свое отражение. Сейчас — нет. Потому что сейчас вдруг стало все равно.
А, наплевать.
Десять минут назад Катя столкнулась в коридоре с матерью Карпачева. Та была настроена решительно, перегородила коридор (что было несложно сделать с ее-то данными) и ткнула в Катю пухлым пальцем. Ногти у нее давно не видели маникюра и пожелтели от никотина.
— Вот ты где! — воскликнула мать Карпачева, хищно скаля зубы.
— Во-первых, на "вы", пожалуйста, — парировала Катя. Настроение и так было хуже некуда.
— Как хочу, так и обращаюсь, дорогуша! Ты мне в дочери годишься!
— Это не повод!
— Мое дело, как обращаться, — упорно повторила мать Карпачева, — из-за тебя я тут торчу, между прочим, почти целый день. У меня есть поважнее, чем шляться тут по коридорам. Мне как-то не хочется проводить в больнице всю свою жизнь! А приходится! Из-за тебя и из-за твоего долбанного психа!
— Никакой он не псих! — Катя сделала шаг в сторону матери Карпачева, выставив вперед руки со сжатыми кулаками, — еще раз так его назовете, я вам такую взбучку устрою! И не посмотрю, что вы мне в матери годитесь!
Мать Карпачева не стушевалась, и тоже сделала шаг вперед, выставив кулаки. Ростом она была ниже, отчего едва не уперлась носом в Катин подбородок.
— Попрошу со мной быть вежливей, дорогая! — процедила она, — а то ведь я могу и…
— Я тоже могу, — перебила ее Катя, чувствуя, как закипает кровь, — ой как много всего могу, поверьте мне! Пискнуть не успеете, как ваш ненаглядный ребенок окажется где-нибудь у черта на куличиках, кирзовыми сапогами грязь месить будет. Ясно?
— Нет уже в армии кирзовых сапог!
— Тогда носом своим ненаглядным, мордой в грязи, с полным обмундированием и под дождем где-нибудь в горах валяться будет и мамочку свою ненаглядную вспоминать, которая его так кинула!
— Только попробуй!
— Тут и пробовать нечего! Пальцем щелкну — и готово!
Катя ощутила горячее дыхание на своей шее. Но отступать не собиралась. Волна гнева захлестнула ее. О, как хочется, выплеснуть злость, обиду, гнев на кого-нибудь… И сейчас, кажется, самое подходящее время…
— Я тебя в порошок сотру, — мать Карпачева шипела, брызжа слюной, — если мой Вова куда-то попадет, я тебя из-под земли достану! С живой шкуру спущу!
Катя усмехнулась:
— Ну, попробуйте! Только будет уже поздно, верно? А вы спать спокойно не будете, потому что знаете, из-за кого он там окажется… А все потому, что вам лень было своей очереди дождаться, помолчать в тряпочку и посидеть в больничном коридоре на скамейке… Вы все поняли? Еще слово от вас услышу и тут же пойду и напишу отчет о здоровье вашего Вовы. О кристально чистом здоровье, между прочим. О полной пригодности к военной службе.
В этот момент мать Карпачева вдруг отстранилась назад. Ее гнев не утих, нет. Наоборот — во взгляде горели яркие огни бешенства. Но она, видимо, поняла, кто здесь главный. На этот короткий миг, может быть, всего на минуту — но поняла.
— Надеюсь, ваш псих так и загнется от своей куриной слепоты. Чтоб ему солнце глаза нафиг выжгло.
Выплюнув проклятия, мать Карпачева развернулась и зашагала по коридору. Катя подождала, пока та скроется на повороте к лестничному пролету, и только после этого прислонилась к стене, ощущая, как сердце вырывается из груди.
Столько событий за один час…
Незадолго до этого она проводила девушку с рыжими волосами до такси…
Катя нашла ее в приемной. Аня сидела на стуле, возле регистратуры, и терпеливо ждала. Стоило подойти, и Аня вскочила, взволнованно теребя лямку от ноутбука.
— Ну что там? Как он? Можно с ним увидеться?
Катя устало покачала головой:
— Мне очень жаль… — как глупо и наигранно прозвучала эта фраза, словно выдранная из телесериала, что показывают по вечерам на центральных каналах, — тут возник ряд проблем… в общем, сейчас посещение запрещено. У него милиция. Даже меня не пустят до понедельника…
— Что произошло-то? — глаза Ани округлились.
— Он хотел уйти из больницы, видимо, чтобы разыскать вас.
— А почему его не отпустили? Он же не преступник!
— Он больной человек, — Катя вздохнула, — у него редкая болезнь глаз, сломаны обе руки, многочисленные ушибы, и еще… никто не верит, что вы существуете. В смысле, что вы девушка из его снов, к которой он идет. Выходит, что он психически ненормальный, а до того, как его осмотрят эксперты и поставят диагноз, отпускать таких пациентов нельзя.
— Но ведь это вы эксперт. Вы же считаете, что он здоров! Да и я… я же настоящая. Вы знаете, что я именно та девушка, которая ему снится… ведь он мне тоже снился! Я знаю о нем! Я же не ненормальная! Я здоровый человек, верно?
Внутренний голос заворочался, посмеиваясь над ситуацией. Катя не знала, что ответить. Она разглядывала пол. Аня взяла ее за плечи:
— Я могу приехать завтра? В понедельник?
— В понедельник, — эхом отозвалась Катя.
Перед глазами плыло.
В руке она сжимала папку, которую захватила из своего кабинета по дороге сюда.
— Я не уверена, что в понедельник он будет еще здесь, но вы можете приехать.
— А куда он может деться?
— Если экспертиза покажет, что он действительно болен, то его переведут в психиатрический диспансер. В Мурманск.
— Я не понимаю. Ведь вы делаете заключение! Это же в вашей власти — признать его здоровым. Разве я не права?!
В порыве эмоций Аня тряхнула Катю за плечи. Слеза сорвалась с ее ресницы и упала на пол. Катя подняла глаза, но из-за слез изображение расплылось, стало похожим на разноцветную кляксу.
— Я сделаю все, что в моих силах, — произнесла она очень тихо, потому что боялась вслушаться в собственный дрожащий голос, — но от меня многое не зависит. Понимаете… есть начальство, есть куча других людей, которых я не смогу переубедить. Шеф может потребовать повторной экспертизы в Мурманске, и тогда я связана по рукам и ногам… Я очень хочу помочь…
Тонкие пальцы Ани крепко сжали ее плечи.
— Вы постараетесь, — произнесла девушка с рыжими волосами, — я же вам верю.
Катя кивнула, опуская глаза. Протянула папку.
— Возьмите, — прошептала она, — почитайте в дороге. Я думаю, Кирилл будет только рад, что я передала это вам.
В папке лежала одна из его тетрадей. На обложке было написано: "РИТМ". Всего четыре буквы. И дата: 21.03. Без года. Катя взяла ее наугад из общей стопки тетрадей, которые выложила на столе утром (таким далеким и давно забытым). Почему-то она подумала, что должна отдать Ане хотя бы одну тетрадку. Может быть, на память, а, может, чтобы сохранилось хоть что-то от Кирилла, если вдруг…
Если вдруг — что?
Какие-то дикие мысли наполнили ее голову. Какие-то невероятные, отвратительные, мерзкие образы, облаченные в дрожащие от неприязни фразы и воспоминания.
Что может случиться с Кириллом? Неужели, что-то настолько плохое, что этого можно испугаться?
Неужели непоправимое?..
Аня взяла папку и сказала:
— Спасибо.
А потом добавила:
— Я прямо сейчас и почитаю. В автобусе.
Они постояли еще несколько секунд, потом Аня сказала, что все равно приедет в понедельник. Катя кивнула, глотая слезы. Она отчаянно старалась не расплакаться. Аня попросила номер мобильника, на всякий случай, и Катя продиктовала. А потом Аня развернулась и пошла к выходу. А Катя провожала ее взглядом, ощущая возникшую в груди пустоту. Она думала о том, что жизнь, мать ее, несправедливая штука. А еще думала, что не хочет садиться за отчет, потому что придется писать неправду. О Кирилле. О его снах. О происшествии…
