— Приснится же такое. — Фима села за стол и пробежала пальцами по папкам, выдвинула каждую из трех полок, вспоминая, что и где у нее находится. Обнаружила в средней полке овальное зеркальце и еще несколько минут разглядывала свое отражение.

Запах сирени. Легкий аромат настоящего.

Что там с делом двадцать два "а"? Где оно вообще лежит? Фима обнаружила папку с нужным делом на подоконнике, возле горшка с каланхое. В папке аккуратной стопкой лежали фотографии и несколько листов с кратким отчетом. Дело называлось "Бродячие волшебники".

Фима заинтересованно вернулась за стол. Бродячие волшебники, говорите? Взяла несколько фотографий. На одной бродячий волшебник показывал фокус с цилиндром и кроликом, на другой бродячий волшебник закидывал в широкий рукав балахона куриные косточки, на третьей — он же выуживал из рукава белого лебедя. Еще на нескольких фотографиях тот же самый бродячий волшебник был запечатлен на допросе — без балахона, стриженый и гладко выбритый. На другой фотографии еще один бродячий волшебник парил в воздухе, над удивленной толпой людей (среди которых был и неизвестный фотограф). Фима перевернула фотографию. В углу карандашом было написано: "Иллюзия полета с целью выманивания средств у населения. Волш. гражд-н Крылов С.В.".

Вот в чем суть. В голове Фимы заворочались воспоминания. В пятьдесят четвертом поступило указание расследовать дело о бродячих волшебниках, которые, якобы, творили нелегальную магию с целью заработать денег. Сами волшебники утверждали, что их магия — самая подлинная, а все остальные в мире — иллюзия. Но им, понятное дело, никто не верил. По городам прошли масштабные чистки. Было арестовано почти две сотни бродячих волшебников. Всех их посадили по липовым обвинениям, подальше от общества. Кажется, большинство сидело до сих пор…

До каких пор?

Фима нахмурилась.

Она снова посмотрела в овальное зеркальце. Морщин не было. На вид — двадцать пять. Настоящее? Тогда откуда она знает, что эти бродячие волшебники до сих пор сидят в тюрьмах, если делу еще даже не дали полного хода. Вот она — папка с материалами. Фима составит отчет, передаст генералу Кондратьеву, а потом?

Потом массовые аресты. Призывы очистить страну от бродячих волшебников. Лозунги вроде: "Магия на страже закона!", или "Магия — людям!". Что же произойдет дальше? Мир увидит первый спутник земли, запущенный в космос при помощи магии. Изобретут телевидение, в котором заложены основы теории магии. Автомобили на магической тяге. Сотовые телефоны. Интернет. Омолаживающие крема и мази. Все с помощью магии. Ни капли без волшебства…

Фима поспешно убрала зеркальце в среднюю полку.

Забыть о будущем, которое прошлое? Остаться в настоящем?

А что если ей дан шанс прожить свою жизнь заново. С этой самой отправной точки. Принять решения, которые она не успела принять. Обдумать то, о чем не задумывалась. Совершить поступок, который не совершила…

Но кто дал ей этот шанс?

Никто?

Фима поднялась и подошла к окну. О. запах сирени. За окном привычный пейзаж — тихая улочка, узкая дорога, еще не до конца заасфальтированная. Дворник лениво гоняет пыль из одного конца двора в другой. Детишки в коротких штанишках бегают за футбольным мячом. Этот мир такой спокойный, такой предсказуемый.

Фима вернулась за стол. Перебрала все фотографии. На самой последней фотографии из стопки был запечатлен старик с безумно вытаращенными глазами. Он держал подмышкой шкатулку, а свободной рукой пытался закрыть камеру…

Когда-то давно один бродячий волшебник решил прервать страдания остальных и изобрел могучий артефакт, способный уничтожить всю магию в мире… Но нашелся также и другой волшебник, который испугался за свою жизнь. Он создал Хранителей…

Фима нахмурила лоб. Не может быть. Волшебник на фотографии был ей хорошо знаком. Даже слишком хорошо.

— Вот зараза!

Бабушка Фима убрала фотографию в карман и решительно направилась к двери.

О, этот сладкий запах сирени. Он не хотел ее отпускать.

Может быть, попробовать прожить жизнь заново?

Дверь распахнулась, не успела Фима дотронуться до ручки. На пороге стоял майор Семенцов с большим букетом цветов — пышных роз.

— Куда-то собралась? — проворковал он.

— По делам. — невозмутимо ответила бабушка Фима.

Аромат роз смешивался с ароматом сирени и кружил голову. В теле зародилась какая-то неестественная слабость.

— Зачем по делам? Останься! Я так долго ждал удобного момента, что бы… что бы признаться тебе в любви! — майор Семенцов протянул Фиме букет роз. У Фима закружилась голова.

— Так ты меня все-таки любил?

— Ни дня не мог прожить.

— Но почему не признался… сразу?

— Испугался. Ты такая строгая. Такая… правильная! — глаза майора Семенцова восхищенно горели. Фима не могла устоять. Ну, просто не было сил.

— Но ведь сейчас же ты признался! Наконец-то!

— Я пересилил себя! Я хочу, чтобы ты осталась здесь со мной навсегда!

Фима улыбнулась. На глазах навернулись слезы. Вот он — поворот в жизни, который она в свое время не успела заметить. Важный? Безусловно… Взгляд Фимы упал на отражение в зеркале книжного шкафа. Изображение вышло искаженным и бледным, будто выпрыгнувшая на свет тень… Из зеркала на Фиму смотрела умудренная годами бабушка, чуть сгорбившаяся под натиском времени, накрашенная в строгих тонах, одетая в старомодный стиль — в современном мире так уже точно не одеваются. Но с пронзительно голубыми, молодыми глазами.

Бабушка Фима вздрогнула. Перевела взгляд на майора Семенцова. Он все еще держал в протянутой руке букет цветов и улыбался. Теперь майор походил на застывшего оловянного солдатика. Запах роз и сирени стал стремительно терять свою насыщенность.

— Что с тобой случилось потом? — спросила бабушка Фима, отмечая, что голос у нее стал привычным — чуть хрипловатым и осипшим от возраста.

— Я крепко подсел на портвейн. Хороший такой, дорогой портвейн. — сказал майор Семенцов. — Потом женился на одной девушке… прапорщице. Мы с ней завели троих детей.

— Хорошо жили?

— Не жалуюсь.

Бабушка Фима задумалась, потом сказала:

— Я тоже не жалуюсь. Тогда зачем что-то менять. Раз все было хорошо, верно?

Майор Семенцов кивнул и отступил в коридор, давая возможность пройти.

Бабушка Фима вышла следом и осмотрелась. Там, откуда она пришла, теперь была голая стена синего цвета. С другой стороны коридор заканчивался окном. В настоящей жизни окна там не наблюдалось, а рос фикус. Бабушка Фима решительно направилась к окну. За окном плавали розовые облака — на вид очень плотные. Бабушка Фима распахнула створки и не без труда забралась на подоконник. Облака были повсюду. Они неторопливо и вальяжно плыли с одной стороны бесконечности в другую. На горизонте бабушка Фима заметила черную точку. Точка росла и росла и, в конце концов, превратилась в корабль.

Бабушка Фима улыбнулась вновь. Она увидела, кто стоит за штурвалом.

Крепнев бежал с предельной скоростью. Он задыхался от морозного ветра и мерз. Казалось, силы вот-вот кончатся. Но Крепнев продолжал бежать — и не думал останавливаться, по крайней мере, до тех пор, пока не увидит перед собой живых людей.

Впереди в темноте что-то шевелилось. Крепнев перешел на быстрый шаг. Света луны было недостаточно, чтобы разглядеть подробности, но Крепнев был уверен, что ему на встречу идут люди. Много людей. Очень много людей. Он счастливо заулыбался и закашлял. Проблемы воспаления легких заботили его меньше всего. Крепнев вообще передумал работать врачом. В данный момент он хотел хорошенько напиться и полежать в горячей ванне, подальше от всех этих маньяков, концов света и говорящих гипсовых статуй.

— Люди! — закричал Крепнев хриплым голосом и замахал руками. — Я здесь, люди! Спасите меня!

Он уже различал их силуэты. Людей было так много, будто они собрались со всех ближайших городков. Что за массовый митинг, интересно?

Крепнев направился в их сторону. Странно, что вокруг было очень тихо. Он слышал только скрип снега под ногами. Ни разговоров, ни вздохов…