Земфира пела, Агата пыталась вникнуть в смысл песни, он кажется Агате таким глубоким и важным, что до конца понять его невозможно. Земфира любит насмерть. Агата любит просто так, вовсе не насмерть. Но сегодня ей грустно: Леха загляделся на чужую Свету. Агата дослушала песню, выключила плеер и зашагала быстро, шепча про себя:

– Кривая-косая Света, ноги короткие, нос длинный. И куртка не катит: с таким зеленым цветом лица нельзя носить зеленое. Вообще! – Это заявление самой себе немного утешило Агату, и домой она пришла почти веселая. Окончательно ее развеселил кот Барс. Он умеет это делать – приводить человека в хорошее настроение.

– Агата! Смотри! Ты умеешь так? – Он быстро вскарабкался по шторе почти до самого потолка. – Слабо€? – Барс сидел наверху, не боясь свалиться, и показывал Агате язык. Она невольно засмеялась и забыла, какой Леха гад и предатель.

– Барс, есть хочешь? – Она достала кошачьи консервы из холодильника. На коробочке было написано: «Мяу-мур», пахло вкусно. «Жаль, что люди этого не едят», – подумала Агата, выкладывая кусочки мяса и желе в тарелочку Барса.

Он слез с потолка и стал угощаться мурлыча. Агата съела свою любимую с детства сырую сосиску, запила апельсиновым соком и села на диван.

– А посуду мыть? – зловредно спросил Барс и прищурил один глаз.

– Ты мне не мама, – ответила Агата, но вымыла кошачью тарелку и свой стакан.

Сытый кот впрыгнул на шкаф, оттуда спросил:

– А так умеешь?

– Так – нет, но табуретку подставлю и влезу, делов-то.

– Табуретка – не считается. А Степа – лох, он и не был ни разу на такой головокружительной высоте. У него и когти ненастоящие.

– Ты поссорился со Степой? – догадалась Агата. – Чего же вы не поделили?

– Так, вообще, – туманно ответил со шкафа Барс, – характер у него плохой, шутки дурацкие, уважения не вижу к себе. Вот и обиделся.

Агата включила магнитофон и стала решать примеры. Никто не знает, когда появится в классе математичка Клизма. Никому не известно, в каком настроении она будет. С некоторых пор почти все зависит от настроения и самочувствия ее кота Рыжика. Вернее – от его подружки, хорошенькой кошечки Ляли. Если Ляля отвергнет Рыжика, то он будет рыдать всю ночь, а невыспавшаяся и расстроенная Клизма влепит утром штук пять двоек в ни в чем не повинном шестом классе.

Агата засмеялась – логическая цепочка выстроилась безупречная. Илья Калинников тем временем пел самую любимую песню Агаты и Лехи, хотя Леха теперь ни к чему не имеет отношения:

Барс задремал на шкафу, он тоже любит песню Калинникова «Метро». Тут зазвонил мобильник:

– Этот звонит! – Кот слетел со шкафа одним броском, схватил трубку. – Подлизываться будет. Как хамил! А теперь подлизывается! – Кот не заметил, что включил звук и говорит в трубку.

– Алло! Это Леха! – кричал Леха. – Никому я не хамил! Позови кого надо, Барс! Не нахальничай!

– Это тебя. – Кот презрительно протянул телефон Агате.

– Агата, – сказал Леха, – выйди на Лунный бульвар, надо кое-что обсудить.

Она так обрадовалась – он звонит. И почти извиняется. И почти подлизывается. И, значит, он не ходит с этой чужой Светой по Лунному бульвару, не любуется Светой, не забывает Агату. И Света не хихикает над Лехиными шутками. Нет никаких Свет. Он зовет ее, Агату. Какое счастье!

– Не пойду я ни на какой Лунный бульвар, – рявкнула Агата в трубку, – обсуждай свои проблемы с этой, кривой, косой, длинноносой и коротконогой девицей. И все! – Она отключила телефон, легла на диван, а кота Барса положила себе на ноги, чтобы пришло мирное настроение.

Агата лежала, прикрыв глаза, и думала: «Почему мальчишки устроены так нелепо? Любишь девочку – ну и люби. Нет, он пялится на другую, совершенно постороннюю. Кто она ему? Совсем никто. И он ее даже не знает. А может, она злобная? Может, идиотка? Может, дебилка? Ему это неважно – он пялится. Урод неверный».

Агата еще не знала, что, когда она, Агата, ушла с бульвара, Леха побежал за Светой. Он догнал ее и спросил:

– За кого в футбол болеешь? Какую группу слушаешь? – Это были дежурные вопросы. Лехе казалось, так лучше всего поймешь, что за человек перед тобой, чем он дышит, какие интересы в жизни его занимают.

– Футболом вообще не интересуюсь, а групп люблю много. Сейчас больше всего фанатею от Земфиры. Да, она давняя, но не устарела.

– Я тоже фанатею от Земфиры, – обрадовался он, – не устарела. – Леха стал говорить, что они с Агатой слушают Земфиру давно, еще с сентября. Включил плеер и протянул Свете наушник, а другой вставил в свое ухо.

Они шли рядом, как всегда ходили Леха с Агатой. И слушали песню, дружно поделив два наушника на двоих. Как будто не чужие, а свои. Как будто всю жизнь, с самого сентября, ходили вместе.

У Лехи в душе пела песня измены. Новая девочка, неизвестная, чужая, загадочная.

Хорошо, что Агата ничего этого не видела.

Но Лунный бульвар такое место – тайн здесь нет. А если есть, то хранятся они недолго.

На следующий день в школе Агата сидела, отвернувшись от Лехи. Он сказал:

– Не злись, Агата, у тебя от злости уши зеленые.

– Сам ты гад зеленый. – И отсела на другой ряд. В классе есть свободные места – учеников мало, демографическая яма сказывается на школьной жизни.

Она села так, что Леха и не поворачивая головы видит ее – розовая щека, уголок глаза в длинных ресницах, маленькое прозрачное ухо. И почему он сказал, что оно зеленое? Сам не знает. Для прикола сказал, и все.

Агата сидит отдельно от Лехи, но краем глаза она его тоже видит: вихры торчат надо лбом, подбородок выдвинут, как у крутого. И пусть не думает, что Агата на него поглядывает – не нужен он ей сто лет.

– Гриша, дай мне твою тетрадь на минутку, – шепчет Агата, обернувшись к последней парте самого умного Гриши. И он протягивает ей тетрадку. А Леха шумно вдыхает воздух, и Агата слышит это сопение ревнивого изменщика Лехи.

– Теперь Леха с Агатой никогда не помирятся, – шепчет Лидка, пытаясь заинтересовать этим конфликтом своего соседа по парте Сизова из СИЗО.

– А мне по барабану, – грубит Сизов довольно громко.

Клизма возмущенно стучит ключом по столу:

– Неужели нельзя наговориться на перемене? Сизов, это возмутительно.

– А что Сизов? – спросил грубым голосом Сизов. – Как что, так Сизов! Я и так пострадавший – меня в СИЗО забрали ни за что – за фигню.

Математичка не сразу нашла аргументы, она слишком логична, как большинство математичек. Оля нашлась быстро: