Вечером я отправилась в ресторан и просидела там три часа. Больше не выдержала. От сопляков отбоя не было. Он позвонил на следующий день. Я поделилась с ним наблюдениями. Наниматель остался доволен выполненной работой и тут же выдвинул следующее предложение: «Парень вам понравился. Это хорошо. Если вы вскружите ему голову и он превратится в ручного пса, то получите премию в три тысячи долларов. За каждое свидание с ним будете получать по триста. У вас это получится, уверен! Что скажете?». Я отказалась. Больше он мне не звонил.

— Почему вы отказались? Выгодная сделка.

— Во-первых, я не провожу эксперименты над людьми. Во-вторых, музыканты — люди ненадежные, со странностями. Они не стабильны. Мне показалось, что все они находились под допингом. Курят, нюхают или колются — неважно. Я не любительница приключений и не фанатка джаза. И еще. Если бы мой муж узнал, что я обзавелась любовником, то о квартире можно забыть. Я не москвичка. Но он согласен на размен своей квартиры, чувствуя за собой вину, и еще на что-то надеется. Но я своего добьюсь. Вот потом и о личной жизни подумаю. Мне нужен серьезный перспективный парень, целеустремленный и надежный. Музыканты и артисты под эту категорию не подходят.

— Очень обоснованный ответ. Вы больше не были в том ресторане?

— С меня хватило одного раза.

— В квартире все вещи ваши?

— Кроме грязи и старой мебели, здесь ничего не было.

— Хорошо. Спасибо за беседу, Маргарита Валентиновна. Если возникнут вопросы, я к вам еще загляну.

— Заходите, если надо. Теперь буду знать, кто моя настоящая хозяйка.

Мельников уходил с таким чувством, будто ему все ясно и понятно. На самом деле клубок только запутывался. Сейчас он думал не о Рите, а о том мужчине, который пытался сде-\ать из нее подстилку, и о том, с какой целью он собирался сорить такими деньгами. Чем Олег Вербицкий ему насолил?

В дневные часы ресторан «Приют» пустовал. Подполковника с Петровки встретил директор ресторана и тут же представился:

— Дмитрий Николаевич Ханов.

На вид ему больше сорока не дашь, а если говорить о внешности, то он скорее напоминал вышибалу, несмотря на дорогой костюм и ухоженный вид.

— Марецкий Степан Яковлевич, — представился подполковник из управления.

Глянув в удостоверение, директор удивился.

— Полагал, что такими делами занимаются опера, а не начальники отделов из главка.

— Чем только не приходится заниматься. А какими такими делами?

— Мы уже в курсе событий. Иван все рассказал. Я всегда говорил: «Наркотики до добра не доводят». Но музыканты по-другому не могут. Им нужен допинг. И в чем-то я их понимаю. Они играют для себя. Балдеют от собственной музыки. Ну сами подумайте. В зале шум, гам, а они ничего не замечают. Хорошо играют ребята. Жаль парня. В квартете он выделялся и талантом, и воспитанием. Неконфликтный был человек. Ничего плохого сказать о нем не могу. Замену они ему не найдут. На сегодняшний вечер я пригласил другую группу. Если за неделю не подберут достойного саксофониста, придется разорвать с ними договор.

— Вы их ставите в трудное положение.

— Бизнес. Конкуренция. Я в начале девяностых работал вышибалой в одном курятнике. Тяжело вставал на ноги. А я ведь в свое время «Плешку» закончил. Но хозяев мои мозги не интересовали. Они нуждались в мускулах. От рэкетиров отбиваться приходилось.

— А сейчас от ментов откупаетесь?

Директор улыбнулся, но ничего не ответил.

— Устраивают облавы, шмонают посетителей и обязательно где-нибудь в туалете за бачком находят наркотики.

— Теперь уже не шмонают.

— Правильно. Лучше платить ментовской крыше, чем нести убытки и распугивать клиентуру. Но я здесь по другому поводу. Хочу услышать ваше мнение. Есть предположение. Пока только предположение. Парень умер не по собственной глупости, а с посторонней помощью. Что скажете?

Ханов удивился.

— Извините, Степан Яковлевич. Я не специалист и не эксперт, но детективы читать люблю. Тут логика простая. Если парня убили, то кому-то он мешал. Убийство — тяжкое преступление, и на него идут люди с определенными наклонностями, характером, складом ума. Я имею в виду умышленное убийство. Нужен серьезный мотив. В моем ресторане нет людей, заинтересованных в смерти Олега. Его здесь любили, он ни с кем не конфликтовал. Часто деньги одалживал у бармена, официанток, но всегда отдавал. Где же мотив?

— Вы знали его девушку?

— Это не ко мне. Я в зал не выхожу. Поговорите с барменом. Он все видит и всех знает. Он из ваших. Я имею в виду, работал на КГБ. Точнее говоря, был барменом в гостинице «Интурист», а там даже шлюхи писали отчеты. В этом нет никакого секрета.

— Хорошо. Он здесь?

— Идемте, я вас провожу.

Директор проводил Марецкого к стойке, где высокий, с приятной внешностью молодой человек, а точнее, уже не очень молодой, полировал стойку.

— Вот наш фокусник, Алексей Чистяков. Виртуозно делает коктейли и обсчитывает клиентов. Шутка. Алеша, товарищ с Петровки. Степан Яковлевич. Хочет задать тебе пару вопросов.

— Пожалуйста. Чем могу?

Он указал на высокий табурет у стойки и сел сам на соседний.

— Не буду вам мешать.

Бывший вышибала с высшим образованием ретировался Марецкий уселся на предложенное место

— На службе не пьете?

— Я уже сдал дежурство. От пива в такую жару не откажусь.

Через минуту пиво стояло на стойке.

— Вы в курсе? — спросил Марецкий.

— Печальная история. Но закономерная.

— Наркотики?

— В наркотики я не верю. Опытные наркоманы от передозировки не умирают. У них правило — лучше недобрать, а потом догнать. Я не верю в версию с передозировкой. От перебора кайфа не словишь. К тому же Олегу требовался допинг для творчества, а не балдежное пребывание в небытии. Он трудоголик. Хорошую музыку писал, между прочим. Отличный аранжировщик, любил экспромт. Одним словом — музыкант.

— Что же его сгубило?

— Кто! Ходила сюда одна шалава. Иван сказал, что ее в ванной нашли с проломленным черепом.

— Он сказал правду.

— Олежка не мог этого сделать. Скорее наоборот. Тогда в это можно еще поверить. Олег к ней не лип, а она крутилась вокруг него, как назойливая оса вокруг сладостей.

— У нее имелись деньги?

— Такие всегда имеют деньги. Из одних они сосут кровь, с другими получают удовольствие.

— Последний раз Ольгу здесь видели в среду вечером с каким-то типом. Похожим на того, из которых пьют кровь Что скажете?

— Поразительная дура. Она же специально его злила. Не Олега, а того типа. Зачем рубить сук, на котором сидишь.

— Что вы о нем скажете?

— Не только скажу, но и показать могу. Властный мужик. Таким не перечат. Чужого ему не надо, но и мое не тронь. Ольга напилась, вела себя похабно. После полуночи он ее выволок из ресторана за шкирку, как нагадившего щенка. Да еще оплеуху залепил.

— Не помните точного времени?

— Нет. Я на часы не смотрю, мне торопиться некуда.

— А что можете показать?

Бармен спрыгнул с табурета, перешел за стойку и достал из-под нее пухлый бумажный пакет и высыпа\ на стойку цветные фотографии.

— Это невостребованные, — он начал перебирать карточки. — У нас тут один паренек халтурит. Раньше в Загсе работал, но конкуренты его вытеснили. Теперь у нас подрабатывает с напарником. Ходит между столиками, щелкает, танцующих Тоже снимает. Отдает флешку напарнику, тот тут же на принтере распечатывает, а Костя вставляет чистую флешку и делает новые снимки. Он и Ольгу с тем типом сфотографировал. А потом разносит готовые фотографии и предлагает посетителям. Продает девяносто процентов продукции. Неплохо зарабатывают. Предложил и Ольге. Мужик вырвал фотографии, порвал их и денег не заплатил. Чуть морду парню не набил за то, что он сделал снимки без разрешения. Напарник Кости печатает все подряд, а Костя отбирает для продажи только удачные. Вот они, гляньте.