Так или иначе, годы, непосредственно следовавшие за победой фритредерства в Англии, видимо, оправдали самые невероятные надежды на вызванное этой победой процветание. Британская торговля достигла сказочных размеров; промышленная монополия Англии на мировом рынке казалась более прочной, чем когда-либо раньше; повсюду возникали новые домны, новые текстильные фабрики; создавались новые отрасли промышленности. Правда, в 1857 г. наступил жестокий кризис, но он был преодолен, и скоро наступил новый бурный подъем торговли и промышленности, пока в 1866 г. не разразилась новая паника, которая на этот раз, по-видимому, знаменует новый поворотный момент в экономической истории мира.
Небывалое развитие британской промышленности и торговли между 1848 и 1866 гг. несомненно было вызвано в значительной степени отменой покровительственных пошлин на продукты питания и сырье. Но отнюдь не только этим. Одновременно произошли и другие важные перемены, которые также способствовали этому. К этим годам относится открытие и разработка калифорнийских и австралийских золотых приисков, что в таких огромных размерах увеличило массу средств обращения на мировом рынке; эти же годы отмечены окончательной победой транспортных средств с паровым двигателем над всеми другими видами транспорта; в океанских водах пароходы вытеснили теперь парусные суда; на суше железные дороги заняли во всех цивилизованных странах первое место, шоссейные дороги — второе; перевозки сделались теперь вчетверо быстрее и вчетверо дешевле. Не удивительно, что при таких благоприятных условиях английская промышленность, работающая при помощи пара, расширяла свое господство за счет иностранной домашней промышленности, основанной на ручном труде. Но разве другие страны должны были сидеть сложа руки и покорно подчиняться этим переменам, которые низводили их на положение простых сельскохозяйственных придатков Англии, этой «мастерской мира»?
Другие страны и не сидели сложа руки. Франция в течение почти двухсот лет окружала свою промышленность настоящей китайской стеной покровительственных и запретительных пошлин и достигла в производстве всех предметов роскоши и художественных изделий такого превосходства, которое Англия даже не решалась оспаривать. Швейцария при полной свободе торговли обладала сравнительно важными отраслями промышленности, которых не могла затронуть английская конкуренция. Германия при тарифе гораздо более либеральном, чем в какой бы то ни было другой большой стране на континенте Европы, развивала свою промышленность сравнительно более быстрыми темпами, чем даже Англия. А Америка, которая во время Гражданской войны 1861 г. была неожиданно предоставлена самой себе, должна была изыскать средства удовлетворения внезапно возникшего спроса на всякого рода промышленные изделия, и она могла это сделать, только создав свою собственную отечественную промышленность. С прекращением войны прекратился также и вызванный ею спрос; но новая промышленность осталась и должна была столкнуться с английской конкуренцией. Благодаря войне в Америке созрело понимание того, что народу в тридцать пять миллионов человек, способному удвоить свою численность в течение самое большее сорока лет, обладающему такими огромными ресурсами и окруженному соседями, которые еще много лет должны будут заниматься по преимуществу земледелием, — что такому народу «предначертана миссия» («manifest destiny»)[415] стать независимым от иностранной промышленности в отношении главных предметов потребления в мирное время так же, как и в военное. И тогда Америка ввела протекционизм.
Лет пятнадцать тому назад мне пришлось ехать в вагоне железной дороги с одним интеллигентным коммерсантом из Глазго, связанным, по-видимому, с железоделательной промышленностью. Когда речь зашла об Америке, он стал потчевать меня старыми фритредерскими разглагольствованиями: «Непостижимо, что такие ловкие дельцы, как американцы, платят дань своим местным металлопромышленникам и фабрикантам, тогда как они могли бы купить те же товары, если не лучшие, гораздо дешевле в нашей стране». И он приводил мне примеры, показывавшие, какими высокими налогами обременяют себя американцы, чтобы обогащать нескольких алчных металлопромышленников. «Думаю, — отвечал я, — что в этом вопросе есть и другая сторона. Вы знаете, что Америка в отношении угля, водной энергии, железных и других руд, дешевых продуктов питания, отечественного хлопка и других видов сырья обладает такими ресурсами и преимуществами, каких не имеет ни одна европейская страна, и что эти ресурсы могут только тогда получить полное развитие, когда Америка сделается промышленной страной. Вы должны также признать, что в настоящее время такой многочисленный народ, как американцы, не может существовать только сельским хозяйством, что это было бы равносильно обречению себя на вечное варварство и подчиненное положение; ни один великий народ не может в наше время жить без собственной промышленности. Но если Америка должна стать промышленной страной и если у нее есть все шансы на то, чтобы не только догнать, но и перегнать своих соперников, то перед ней открываются два пути: или, придерживаясь свободы торговли, в течение, скажем, пятидесяти лет вести чрезвычайно обременительную конкурентную борьбу против английской промышленности, опередившей американскую почти на сто лет; или же покровительственными пошлинами преградить доступ английским промышленным изделиям, скажем, на двадцать пять лет, с почти абсолютной уверенностью в том, что по истечении этих двадцати пяти лет американская промышленность будет в состоянии занять независимое положение на свободном мировом рынке. Какой из двух путей самый дешевый и самый короткий? Вот в чем вопрос.
Если вы хотите проехать из Глазго в Лондон, вы можете воспользоваться парламентским поездом[416], платя по одному пенни за милю и проезжая по двенадцать миль в час. Но вы этого не делаете. Вам время слишком дорого, вы садитесь в экспресс, платите по два пенса за милю и делаете сорок миль в час. Так вот, американцы предпочитают платить за экспресс и двигаться со скоростью экспресса». Мой шотландский фритредер не мог возразить ни слова.
Будучи средством искусственной фабрикации фабрикантов, протекционизм может поэтому оказаться полезным не только для не вполне развитого класса капиталистов, который продолжает еще борьбу с феодализмом; он может быть также полезен восходящему капиталистическому классу в стране, подобно Америке, никогда не знавшей феодализма, но достигшей такой степени развития, когда переход от сельского хозяйства к промышленности становится необходимостью. Оказавшись в таком положении, Америка и решила перейти к протекционизму. С тех пор как это решение было принято, прошло около двадцати пяти лет, о которых я говорил своему спутнику, и если я тогда не ошибался, то протекционизм должен был уже сыграть свою роль для Америки и в настоящее время сделаться для нее помехой.
Таково с некоторого времени мое мнение. Года два тому назад я говорил одному американцу-протекционисту: «Я убежден, что если Америка введет свободу торговли, то она через десять лет побьет Англию на мировом рынке».
Протекционизм — это, в лучшем случае, бесконечный винт, и вы никогда не знаете, когда он будет завинчен до отказа. Покровительствуя одной отрасли промышленности, вы прямо или косвенно наносите вред всем остальным, и вам поэтому приходится покровительствовать и им. Этим же вы вновь причиняете ущерб той отрасли промышленности, которой вначале покровительствовали, и вам приходится возмещать ее убытки, но эта компенсация, в свою очередь, влияет, как в первом случае, на все остальные отрасли и дает им право на возмещение убытков, — и так in infinitum [до бесконечности. Ред.]. Америка в этом отношении представляет нам разительный пример того, как протекционизмом можно задушить важную отрасль промышленности. В 1856 г. общая сумма ввоза и вывоза морским путем составляла в Соединенных Штатах 641604850 долларов; из этого количества 75,2 % было перевезено на американских и только 24,8 % на иностранных судах. Британские океанские пароходы уже тогда начали вытеснять американские парусные суда; однако в 1860 г. из общего оборота морской торговли в 762288550 долларов на долю американских судов все еще приходилось 66,5 %. Наступила Гражданская война, и протекционистская система была распространена на американское судостроение; это мероприятие оказалось столь успешным. что американский флаг в открытом море почти совершенно исчез. В 1887 г. общий оборот морской торговли Соединенных Штатов достиг 1408502979 долларов; но из этой суммы только 13,8 % было перевезено на американских, а 86,2 % на иностранных судах. В 1856 г. на американских судах перевезено было товаров на сумму 482268274 доллара, в 1860 г. — на сумму 507247757 долларов. В 1887 г. эта сумма упала до 194356746 долларов [ «Annual Report of the Secretary of the Treasury, etc., for the Year 1887». Washington, 1887, pp. XXVIII, XXIX [ «Годовой отчет министра финансов и т. д. за 1887 год». Вашингтон, 1887, стр. XXVIII, XXIX][417].]. Сорок лет тому назад американский флаг был самым опасным соперником британского флага и грозил превзойти его в океанских водах; теперь он безнадежно отстал. Протекционистская система в судостроении убила и судоходство, и судостроение.
