- Кто-нибудь есть дома? - спросила девушка.

- Нету никого. Только мы с Сашей, - деловито ответила девочка.

Вдруг она почему-то застеснялась и спряталась за Сашу. Из-за его спины она спросила:

- Тётя, а вы русалка?

- Я сама не знаю, - ответила девушка с улыбкой. Вопрос оказался очень трудным. Сказать, что русалка - значило бы обмануть девочку. Если же нет - разочаровать её, отнять у неё сказку. Девушка направилась к следующему дому, оставив в садике Сашу и недоумевающую девочку, которой очень хотелось, чтобы тётя всё-таки оказалась русалкой и которая не очень-то верила, что такая большая тётя не знает сама, русалка она или нет.

Из-за двери третьего дома доносились гаммы. Кто-то играл на пианино. Это уже было лучше. Значит, дома кто-то есть. Девушка постучала. Звуки гаммы замерли и низкий женский голос приказал ей войти. Девушка вошла в старинную довольно тёмную комнату, обставленную тёмной мебелью и с тёмными полуопущенными шторами. В глубоком кресле с вязанием в руках сидела строгая седая старуха в чёрном. Из-за рояля с любопытством выглядывала девочка лет восьми. Она была мулатка, с чётко выраженными негроидными чертами лица и с шапкой чёрных, закрученных штопором волос.

- У вас комнаты сдаются? - спросила девушка робко.

- Нет, мы не сдаём, - ответила старуха и почему-то вздохнула. Из третьего дома тоже пришлось уйти.

Хотя ночлега всё ещё не находилось, девушку не оставляло радостное предчувствие чего-то необыкновенного, что вот-вот должно здесь с ней произойти. Море, солнце и сосны были прекрасны. Дома, дети и цветы - тоже. Всё было залито летним солнцем, окутано ароматом липового цвета и ощущением какой-то необыкновенной, волшебной сказки, которую она слышала в детстве, но потом почему-то забыла. Ей предстояло провести здесь целый месяц, первый в её жизни отпуск. И это наполняло её счастьем. В этих красивых, окружённых цветами домиках, несомненно, живут самые счастливые на земле люди. Гордые, красивые, трудолюбивые и благородные. И, кто знает, может быть, именно здесь она встретит своего принца. Это было бы не только не удивительно, но даже совершенно естественно. И тогда они оба с самого утра будут купаться в море, вести друг с другом бесконечные разговоры о жизни, вместе мечтать, загорать на белом песке и, взявшись за руки, везде ходить вдвоем. И они будут самыми счастливыми из всех остальных, тоже очень счастливых людей...

В следующем домике девушку встретила пожилая женщина с добрыми глазами. Она объяснила, что у них сдается комната на втором этаже и сейчас она как раз пустует. А сами они с дочерью живут на первом этаже.

Девушка поднялась в комнату, положила сумку на кровать и села. На столике с белоснежной скатертью стояла ваза со свежими цветами. На стене на гвозде висели пустые деревянные плечики. Окошко с чистенькими занавесочками было открыто и всё заплетено диким виноградом. На окне стоял гошок с алым кустом душистой герани. Аккуратно заправленная койка и белая, как в больнице, тумбочка, завершали убранство комнаты. Женщина ушла и девушка осталась одна.

Девушка сидела за столом, смотрела в окно, слушала жужжание пчёл в саду и ей не хотелось даже шевелиться. Ей казалось, что с этим ощущением счастья и покоя она сможет так просидеть здесь вечно. Как будто всю жизнь она шла и шла куда-то. И вот, наконец, пришла. И больше никуда не надо идти. Вдруг она услышала голоса. На первом этаже говорили мать и дочь.

- Старая сволочь! Когда ты только околеешь! Видеть тебя не могу. И за что я так мучаюсь, что я тебе сделала?

Это говорила дочь. Спокойно и даже почти без выражения. Видимо, эти страшные слова она уже говорила много раз и они стали привычными для обеих - и для матери, и для дочери. Девушка грустно улыбнулась. Сказка кончилась. Ведь она это знала с самого начала! Везде живут люди. Старые и молодые, красивые и некрасивые, добрые и злые. Живые люди со своими горестями, заботами и переживаниями. И люди эти, мечтающие о счастье, но никак не могущие его построить, одинаковы везде...

Чужая судьба.

Лена вошла в метро и сразу же увидела Её. Она оказалась очень стройной и модно одетой. Она оживлённо разговаривала с каким-то мужчиной - может быть, мужем, может быть, любовником, а может быть, даже женихом. Она смеялась, смотрела на него влюблёнными глазами и не видела никого вокруг. Она была молодая, красивая и счастливая. Ей было тридцать три года. Её фамилию Лена забыла, но что ей было тридцать три года - знала точно. А вот сама Лена была располневшая, некрасивая, в очках и очень старая. И ей тоже было тридцать три года.

Прошло уже двадцать пять лет с тех пор, как они виделись в последний раз. С тех пор, как они вместе учились в первом классе "А" Люблинской железнодорожной школы номер шесть. У Анны Ивановны. Нередко Лена с трудом могла вспомнить, что она делала вчера. Но вот если бы в метро сейчас вошли все сорок девочек из первого "А", она бы точно узнала их всех. Если бы даже кого-нибудь и забыла по фамилии. Как Её. Даже через двадцать пять лет. Тем более, что фамилии теперь у них всех, наверняка, уже другие.

Лена внимательно разгдядывала Её. Ведь она знала, что видит Её в последний раз в жизни. Случайно встретиться в Москве во второй раз просто невозможно. Если только пройдет ещё двадцать пять лет. Но Лена надеялась, что столько не проживет.

Она, действительно, стала очень красивой женщиной. Элегантной, уверенной в себе. Этих двух качеств как раз никогда и не было у Лены. И счастливой. Это видно сразу.

А Лена помнила Её детское лицо, русые косички с коричневыми бантиками. Потому что Анна Ивановна говорила, что ходить в школу в ярких красных бантиках неприлично. Однажды на уроке физкультуры Она, единственная из класса, смогла залезть по шесту наверх, до самого потолка гимнастического зала. Все были просто потрясены и ужасно тогда Ей завидовали. Сама Она, наверняка, давно уже забыла об этом. А Лена помнила и знала, что будет помнить всегда.

Ленина бабушка, которой сейчас было за семьдесят, вела во дворе кружок "умелые руки", сажала цветы, читала газеты и живо интересовалась всем на свете. А вот Лене почему-то всё ближе и ближе становилось то, что было с ней в далеком детстве, особенно в первом классе. Иногда ей снился один и тот же старшный сон. Что ей уже тридцать три года. И что она опоздала. Опоздала разыскать и собрать всех девочек, которые учились с ней в школе. Они разъехались, вышли замуж, а некоторых, может быть, уже и нет в живых. И она осталась совсем одна. Где теперь Алешина Агнесса? А Баранова Люба? А Юсупова Рая? А Мушкатина Лида? Поздно. Всё... Теперь она их больше не найдёт и не увидит никогда. Как же, как могла она допустить это? Почему не спохватилась раньше? И жуткое отчаяние и тоска охватывали её во сне. Когда же она просыпалась, то каждый раз удивлялась: почему этот сон так пугает её? Почему он такой тягостный и безысходный? Днём она понимала, что искать кого-нибудь из них совершенно бесполезно, ненужно и глупо. Что у каждой своя судьба и все они давно уже чужие друг другу. Да днём ей, впрочем, совсем и не хотелось этого.

Лена давно уже кончила школу, институт и даже защитилась. Она давно уже была замужем. Но до сих пор часто и с тёплым чувством вспоминала этот первый "А", который не очень-то любила тогда, когда училась в нём, потому что в классе было много подлиз, потому что Юсупова Рая всё равно делала много ошибок в диктантах, сколько Лена ни помогала ей по русскому языку, и потому что Майка Борисова всегда на всех ябедничала, чтобы Анна Ивановна любила её ещё больше. Все ненавидели и боялись Майку. Говорят, что теперь она доцент в каком-то вузе.

Лена подумала, что и сама она, как это ни странно, тоже доцент. "Как ни странно" - потому что, в отличие от Майки, у нее совершенно отсутствовали зависть, честолюбие и стремление "пробиться" любой ценой. Она всегда отличалась мягкостью, уступчивостью, почти что безволием. Боже мой, ну кто бы мог подумать, что из этого тихого, слишком послушного ребёнка получится когда-нибудь строгий доцент, которого будут бояться студенты!