— Я с горечью убедился, — печально констатировал Мейер, — что молодое поколение отчуждено от культурного наследия предков. Эта парочка никогда не слышала ни про Матушку Гусыню, ни про Стойкого Оловянного Солдатика.
— Он нарочно нас путает, — пожаловался мальчик.
— Он вытащил пенни из моего уха! — похвасталась девочка.
Я испытывал истинное наслаждение, наблюдая, как Мейер укладывал их спать. Конечно, у него и в мыслях нет заставлять спать днем таких взрослых и самостоятельных людей. Но он обещал их мамочке, и поэтому, если они не хотят, чтобы он обманул мамочку, им нужно ненадолго прилечь, закрыть глазки и только сделать вид, будто они спят. (Голос Мейера звучал так убаюкивающе, что на этом месте я и сам едва не заснул.) А чтобы им не было скучно, пусть придумывают хороший конец сказки про Оловянного Солдатика. Право же, он заслуживает лучшей участи.
Прикрыв дверь, Мейер выскочил из каюты, где спали дети, и мы устроились на палубе, под тентом. Дул легкий бриз. Я знал, что сейчас подвергнусь допросу с пристрастием.
— Ты выглядишь так, — начал он, окинув меня внимательным взглядом, — как будто побывал если не в аду, то в чистилище.
— Ты почти угадал. Я уже стоял на пороге, но Ангел смерти вдруг передумал. Или ошибся. Во всяком случае, я нашел себе замену. Некоего Гриффа. Сегодня рано утром я закопал его в прибрежном песке. Теперь я испытываю угрызения совести из-за того, что он лежит там лицом вниз. Наверно, ему это уже безразлично, но мне почему-то неприятно. И пока я еще не готов говорить об этом. Как-нибудь ночью, Мейер, когда настроение у меня будет не такое мерзкое, как сейчас, я расскажу тебе все.
— Хорошо. Скажи мне только, нет ли опасности, что тебя кто-то видел?
— Нет. Он был уверен, что я останусь там, на песке, и все отлично подготовил. Потом мы просто поменялись местами. Игра случая.
— А его друзья?
— Я уверен, что ни один из банды не знает обо мне и не видел меня.
— Слава Богу. Теперь осталось решить вопрос с деньгами, да?
— И этот вопрос решен. Они у меня.
— О-о, — уважительно протянул Мейер. — Значит, все?.. Конец эпизода?
Но по его улыбке я понял, что он в этом не уверен.
— Я безуспешно пытаюсь убедить себя в этом, — признался я.
— Тебя беспокоит то, что…
— Вот именно. Дело будет продолжаться. Наши предположения оказались чертовски близки к истине, судя по тому, что я выяснил за эти дни. Теперь у меня есть основания предполагать, что число жертв приближается к сорока, и это только за последние два года.
— Да, у меня тоже получилась примерно такая цифра.
— Каким образом? — удивился я.
— Видишь ли, я думаю, они выбирали жертвы среди людей среднего достатка. Исчезновение по-настоящему богатого человека не может пройти незамеченным. Наследники и все прочее. А вот если речь идет о десяти-двадцати тысячах — шуму меньше, а потенциальных клиентов гораздо больше. Ты что, и дальше собираешься действовать в одиночку? Уж не вообразил ли ты себя этаким Ангелом мщения, разящим наповал?
— Не беспокойся, я не настолько наивен. Но прежде чем звать полицию, нужно заставить хотя бы одного из них расколоться. У меня на этот счет есть несколько идей. И чтобы проверить одну из них, мне понадобится твоя помощь.
Без двадцати пять мы стояли возле «Вероники Д.» На причале царила обычная предотъездная суета. Фирма сделала все возможное, чтобы ни одно место во время трансатлантического рейса не пустовало. По пути я заглянул в агентство и запасся рекламными проспектами. На «Веронике Д.» могли уютно разместиться триста пассажиров. Сейчас все они толпились около пассажирского трапа. Кроме него, было еще два. Для гостей и для экипажа.
Мы поднялись по гостевому трапу и, ступая на борт, получили по голубой карточке из рук белозубого матроса. В его задачу входило считать посетителей по головам, и, вручив карточку, он тут же выкрикивал по-итальянски очередную цифру. Второй матрос записывал эту цифру в журнал и следил, чтобы никто не остался без карточки.
Едва попав на борт, мы тут же попытались его покинуть: подошли к пассажирскому трапу и начали спускаться. Но были вежливо, но решительно остановлены. Мейер поинтересовался, может ли он не возвращать карточку, если он сойдет на берег буквально на минуту и тут же вернется? Ах, сэр, это так просто — сдать карточку. Как только вы вернетесь, мы вам ее тут же отдадим, стоит ли говорить о таких пустяках?
Время отплытия приближалось. Музыканты заиграли неаполитанскую песенку, что-то насчет печали и расставания. Пассажиры, прильнув к перилам, неистово размахивали вымпелами. Снизу им столь же энергично отвечали провожающие. По судовому радио всех гостей попросили покинуть судно. Через две минуты просьбу повторили.
Стоя поодаль, мы наблюдали, как люди отдают дежурному голубые карточки и спускаются по трапу. На этот раз он считал не людей, а карточки. Когда у него в руке накапливалось несколько штук, он передавал их второму. Тот пересчитывал карточки и записывал цифру. Дождавшись третьего призыва по радио, Мейер сошел на берег. Я облокотился на перила неподалеку от трапа и искоса наблюдал за действиями дежурных. Пересчитав все карточки в третий раз, они переглянулись, и один из них побежал в рубку. Через минуту бесстрастный мужской голос, перекрывая звуки музыки, объявил:
— Внимание! На борту находится один гость, не успевший сойти на берег. Просим его немедленно покинуть судно.
Мне ничего не оставалось, как сдаться на милость дежурного. Выхватив у меня пресловутую голубую карточку, он с плохо скрытым раздражением пробормотал: «Прошу вас, сэр». Едва я успел ступить на твердую землю, «Вероника» отчалила.
Ухмыляющийся Мейер ждал меня у ограждения.
— Все очень просто, мой мальчик, странно, что ты сам не догадался.
— Мне тоже. Но если ты, старый ворчун, хочешь в очередной раз…
— Стоп. Два посетителя поднимаются по трапу. Каждый получает по карточке. Затем один остается на корабле, а второй, взяв обе карточки, подходит к трапу. Дождавшись наиболее многочисленной группы, он смешивается с ней и быстро сует дежурному обе карточки, сложив их вместе. Когда карточки пересчитывают, все оказываются сданы. Полный порядок, судно отправляется, а наш приятель спокойно сидит на палубе. Если операция проходит так, как мы предполагаем, по дороге один пассажир исчезает, а «заяц» занимает его место, и в конечном пункте на берег сходит ровно столько пассажиров, сколько должно быть. «Сменщик» не может быть пассажиром, иначе в конце рейса счет опять не сойдется и будут предприняты поиски исчезнувшего.
— Мне следовало сунуть ему обе карточки, — добавил Мейер, провожая глазами «Веронику». — Тогда ты побывал бы в Европе.
В тот же вечер на «Альбатросе» я рассказал ему все. Все, за исключением некоторых деталей, связанных с Гриффом. Я также поделился с ним своими планами, и он внес в них весьма существенные коррективы.
В субботу утром, после того как Мейер сумел настоять на своем участии в кампании, я заказал все билеты. Утренний рейс из Майами в Нассау, самолет компании «Багама Эйрвэйз», также билеты от Нассау до Эверглейда на «Монике Д.» Каюта люкс N 6 на верхней палубе для меня. Для Мейера я счел наиболее подходящей небольшую каюту на палубе В. На палубе В было всего десять кают, находились они в кормовой части судна. Мейеру достался N 215: крохотное помещение с душем и туалетом.
Затем мы отправились к Джеку Карло. Это мой старинный приятель. Сколько ему лет, не знает никто. Внешностью и размерами он напоминает сверчка, передвигающегося рысцой. Он из тех, кто может приспособиться к новым временам, не меняя при этом своей сути. Начинал Джек с крошечного офиса в старой части Майами. Тогда он пристраивал второразрядные таланты для выступления в третьеразрядных клубах.
Сейчас у него приемная, которой мог бы позавидовать Белый Дом. Он является владельцем или совладельцем десятка процветающих клубов, целой сети театров, кинотеатров, концертных залов, телестудии и черт знает чего еще. Если он захочет снимать фильм, то сможет найти все необходимое в пределах своей империи — от артистов и режиссера до подставки для кинокамеры.
