— Мы тут познакомились с твоей очаровательной гостьей, Джейсон, — сказал мистер Ставринидис. — Она как раз рассказывала нам, что она думает о Греции.

Джейсон взглянул на него как на человека, сморозившего страшную глупость.

— И о греках, — не удержалась Джинни. Какое право имеет этот старый индюк корчить из себя жертву, когда во всем виноват его драгоценный сынок!

— Я просто умираю с голоду, — поспешил Филип прервать неловкое молчание. — Обед уже готов?

— Да, мы только ждали Джейсона, — отозвалась Лидия.

— Естественно, черт возьми, что вы ждали меня. Это мой дом! — Джейсон резко развернулся и направился в столовую. Остальные последовали за ним.

— О чем вы задумались, мисс Элтон? — спросил мистер Ставринидис.

Наградой за любопытство был свирепый взгляд его жены.

— О высокомерии, — честно ответила Джинни. — Я думала, сколько времени человека держат в чистилище за этот грех.

— И кого дольше: мужчин или женщин, — предостерегающе посмотрел на нее Филип.

— Мне кажется, чрезмерная гордость, как правило, мужской грех. А вы что скажете, Джулия?

— Без сомненья! — согласилась она.

— Но, дорогая, ты же не хочешь, чтобы Филип думал, будто ты…

— Филип знает, что Джулия хорошая девушка, — твердо сказал Джейсон.

Джинни не стала отстаивать свою точку зрения. Это только смутило бы бедняжку Лидию, и так чрезмерно озабоченную ролью хозяйки на этом приеме.

И Джинни, не обращая никакого внимания на Джейсона, села рядом с Лидией и потянула Филипа на соседней стул. Остальные тоже заняли свои места и, словно не зная, что делать дальше, принялись разглядывать роскошную сервировку стола.

Атака на Филипа продолжалась! Джинни осторожно скинула под столом туфлю и провела пальчиками ног по его ноге.

Филип подскочил от неожиданности и опрокинул бокал.

Джинни с явным сочувствием разглядывала темно-красное пятно на кремовой скатерти.

— Не огорчайся, Филип, — защебетала она, — все иногда бывают неуклюжими.

Филип бросил на нее гневный взгляд, от которого ей на мгновенье стало не по себе. Но сейчас-то он ничего сделать не может! Джинни постаралась успокоиться.

Слуга торопливо заменил бокал.

Джинни взяла вилку и начала лениво ею поигрывать. Филип был мучительно близко!

Когда несколько часов спустя Ставринидисы стали прощаться, Джинни не знала, победила она в этой кампании или нет. Ей, безусловно, удалось прорвать оборону противника, Филип с трудом держал себя в руках, но и сама она едва дышала от возбуждения.

Нужен горячий душ! С этой мыслью она незаметно выскользнула из комнаты, когда все пошли провожать гостей. А еще лучше — холодный. Он приведет ее в чувство.

Она раздвинула шторы, и лунный свет залил комнату. Взяв тонкую ночную рубашку, она направилась в ванную.

Душ не помог. Волнение не улеглось. Джинни вернулась в комнату.

Там был Филип.

На какое-то мгновение ее сердце остановилось, а потом застучало так, что Филип, наверное, мог слышать его стук.

Джинни поспешила задернуть шторы и включить свет, чтобы избавиться от совершенно ненужного ощущения, интимности. Но получилось только хуже: она увидела, что Филип в белом махровом халате, эффектно оттеняющем его загар.

— Что ты тут делаешь? — Вопрос, конечно, не из умных, но, может быть, его ответ даст ей возможность прийти в себя. Хотя, с горечью подумала Джинни, с тех пор как она встретила Филипа Лизандера, прийти в себя ей никак не удается.

Филип медленно раздвинул в улыбке губы, и Джинни содрогнулась от внезапно на хлынувшего желания.

— Я решил принять твое приглашение.

— Ты меня неправильно понял. Ты сказал, надо убедить их, что мы любовники, вот я и…

— А теперь я говорю, что мы сейчас займемся любовью.

Эти слова пронеслись, как вихрь, унеся с собой все доводы разума и оставив только неистовое желание сближения. Коснуться его, узнать все тайны его тела, отдаться страсти, бурлившей в ней…

Джинни перехватила его взгляд. Он словно ласкал ее грудь, обрисованную тонкой ночной рубашкой.

— Не терплю приказов, — сказала она. — Уходи.

— Я тоже не терплю приказов.

Джинни посмотрела на него с отчаяньем. Она хотела, чтобы он ушел, и ушел сейчас же. Пока у нее еще есть силы для сопротивления.

— Тебе же нравилось целовать меня, — настаивал Филип.

Она хотела было возразить, но два соображения остановили ее. Во-первых, Филип был достаточно опытен, чтобы правильно оценить ее реакцию. А во-вторых, отрицать то, что она действительно чувствовала, — это значило бы изменить самой себе.

— Да, — резко сказала она, — ну и что?

— Значит, если мы займемся любовью, это понравится тебе еще больше.

«Это я уже поняла, — мрачно подумала Джинни. — Я даже знаю, что будет потом. Буду проклинать себя за глупость. Подумать только, спутаться с человеком, который даже не знает, кто я такая на самом деле!»

— Ты не понимаешь, — пробормотала она.

— Совершенно верно, так что сядь рядышком и объясни.

«С радостью объяснила бы, если б сама что-нибудь понимала», — с горечью подумала Джинни.

И села рядом.

— Из-за чего такой шум? — спросил Филип. — Ты же опытная женщина, у тебя есть ребенок. Ты не похожа на человека, которого сильно заботят условности или который привык держать в узде все свои желания. Так в чем дело?

Отчаяние охватило Джинни. Как вышло, что за столь короткое время жизнь невообразимо усложнилась? Как противостоять Филипу и самой себе? Ее плечи бессильно опустились. Ей захотелось упасть ничком на постель и расплакаться. Но современные женщины, напомнила она себе, так не ведут себя. Они не уступают неприятностям, они с успехом их преодолевают. Эта, несомненно, полезная мысль ее не взбодрила. И Джинни поняла почему. Ей не хватало одной черты, совершенно необходимой современной женщине. Надо уметь контролировать свою любовную жизнь, а из-за Филипа она этот контроль утратила.

Филип с нежностью смотрел на ее поникшие плечи. Ему хотелось обнять и расцеловать Джинни так, чтобы все ее страхи улетучились. Сказать, что все будет хорошо. Беда, однако, была в том, что он не знал, будет ли все хорошо. Но увидев, как задрожала ее нижняя губа, понял, что не в силах дольше сдерживаться. Он обнял ее за плечи. Джинни не оттолкнула его, и он притянул ее к себе.

Джинни спрятала лицо у него на груди, ее волосы коснулись его подбородка. От них исходил удивительный аромат — так пахнет весна в Лондоне после долгой-долгой зимы.

— Как все сложно, — прошептала Джинни.

— Вовсе нет, — тихо сказал Филип, гладя ее шелковистые волосы.

Что же так ее беспокоит? Боится, что Джейсон откажется признать внука? Если бы она позаботилась заранее выяснить побольше об их семье, то знала бы, что никогда Джейсон не примет ее с распростертыми объятьями.

Возможно, Креон был единственный богатый мужчина из тех, с кем ей довелось встретиться, подумал он, целуя ее глаза и чувствуя, как ее густые ресницы щекочут ему губы.

Но у него и у самого есть деньги, гораздо больше, чем у Джейсона. Достаточно для то го, чтобы удовлетворить любое его желание. Или ее. Он пристально взглянул на Джинни.

Его восхищало упорство, с каким она отстаивает права сына, хотя способ выбрала и не лучший. А что, если ему взять на себя заботу о малыше? Это был бы прекрасный повод навещать ее в Нью-Йорке. Возможно, если она не будет так беспокоиться о мальчике, то сможет сосредоточиться на других вещах. Например, на нем и на том, что он сойдет с ума, если они сейчас же не займутся любовью.

— Сколько тебе нужно для ребенка? — спросил Филип.

Джинни в изумлении посмотрела на него, тщетно пытаясь разгадать его мысли. Может быть, Джейсон попросил Филипа выяснить это? Глубоко вздохнув, она сказала:

— Надо узнать, сколько стоит хорошая частная школа плюс четыре года в университете, и выделить десять процентов на долгосрочный вклад. Главным образом в ценных бумагах, чтобы компенсировать нестабильность инвестиционного рынка.