– Ничего теперь не поделаешь, – ворчал Ник Картер, – я полагаю, вас послал ко мне начальник тюрьмы?
– Да, он говорит...
– Это мне безразлично, что он говорит, теперь никакими фразами не вернешь арестанта. Лучше сообщите мне, когда именно доктор Кварц умудрился бежать.
– Вчера после полудня.
– Какие были с ним стражники? Были ли вы в их числе?
– Мне очень неприятно, что я должен на это ответить утвердительно – печально ответил Прейс.
– Так вот, опишите мне все происшествие как можно точнее.
– Мы уже возвращались домой и я считаю нужным заметить, что был чрезвычайно ясный день. Мы были приблизительно на расстоянии еще одной мили от тюрьмы и присели, чтобы немного отдохнуть и насладиться прелестным видом, как вдруг я увидел какого-то господина, шедшего по направлению от тюрьмы прямо к нам. Невольно из осторожности я сделал ему навстречу несколько шагов, тогда он заговорил со мной.
– Постойте, – прервал его Ник Картер, – опишите мне этого человека.
– Это был представительный, хорошо одетый господин симпатичной наружности лет около тридцати пяти. Он был гладко выбрит и походил на пастора. Так оно и оказалось потом во время разговора с ним.
– Гм... – проворчал Ник Картер, – а дальше что?
– Он медленно подошел. У него были курчавые, темные волосы. На нем был длинный черный пасторский сюртук. Мне как-то особенно бросилось в глаза то, что его лицо ничего решительно не выражало.
– Кажется, я уже знаю, кто это такой, – заметил Ник Картер, – это был не кто иной, как доктор Кристаль, ученик и сообщник доктора Кварца.
– Боже мой! Знай я это раньше, – застонал Прейс.
– Дальше, дальше, времени у нас не так много, – торопил Ник Картер, – так вы заговорили с мнимым пастором. Что же это была за беседа?
– Он с участием расспрашивал меня об арестантах и говорил, что они представляют печальное зрелище, а я ему ответил, что, пожалуй, так оно и есть, но что наш брат в силу долголетней привычки уже успел приглядеться к этому. Тогда он как-то особенно ласково заговорил обо мне самом и спрашивал, давно ли я состою тюремщиком, женат ли я, сколько у меня детей, ну и прочую тому подобную ерунду. Потом он замолчал и печальными глазами посмотрел на арестантов.
– Сколько арестантов было с вами вчера на прогулке? – спросил сыщик.
– Десять человек.
– Были ли они в кандалах? Если так, то собственно говоря, четырех стражников вполне достаточно.
– Я тоже так думаю, – печально согласился Прейс, – ну вот, незнакомец вдруг кротким голосом спросил меня, не находится ли среди арестантов какой-нибудь выдающийся преступник? Я ему сказал, что мы в Даннеморе вообще имеем дело с малоприятными преступниками, но что присутствовавшие десять человек ведут себя хорошо и спокойно, иначе им не разрешили бы прогулки. – На это он ответил назидательным тоном, что он де пастырь Христов, и он давно уже желал поближе ознакомиться с бытом тюрьмы для того, чтобы воздействовать лично на несчастных и заблудших. "А это, говорит, все спокойные и безвредные арестанты?" Ну, я и попал впросак и сказал, что это народ неопасный. "Нельзя ли, говорит, познакомить меня с кем-либо из арестантов и дать мне таким образом возможность сказать ему несколько ласковых слов?" Я невольно всмотрелся в него повнимательнее, но он имел такой невзрачный и не внушающий подозрения вид, что я не побоялся исполнить его просьбу. Едва успел я согласиться, как он воскликнул: "Как я рад, что мы стоим несколько поодаль от остальных арестантов, и тот, с которым я буду говорить, не должен будет стесняться своих товарищей, когда я постараюсь сердечным убеждением проникнуть в его сердце". Это мне, говоря правду, понравилось, и я его спросил, с которым из арестантов он хотел бы побеседовать. "Мне это безразлично, ответил он, тем более вы говорите, что ни один из них не опасен. Мне кажется, что вон тот арестант на вид много интеллигентнее остальных, тот вон громадный мужчина. Позвольте мне поговорить с ним несколько минут?" Когда я увидел, что он указывает на доктора Кварца, я уже пожалел, что согласился. Но с другой стороны я, по глупости своей, не хотел обижать пастора и подозвал Кварца. Он быстро подошел, по-видимому, обрадовавшись, что позвали именно его. Я в нескольких словах сообщил ему, что пастор желает с ним побеседовать, и выразил надежду, что он будет вести себя прилично и вежливо. Кварц вдруг посмотрел на меня с нескрываемой досадой, точно ему было неприятно беседовать с незнакомым ему человеком. Потом он внезапно обернулся к незнакомцу и сказал ему тем резким тоном, который я слышал всегда от него: "Я не придаю цены людям вашего призвания. Если бы я делал это раньше, я не находился бы здесь. Если вы хотите досаждать мне благочестивыми изречениями, то незачем вам тратить время и труд. Но так как смотритель уже позвал меня, то я вас выслушаю, но предупреждаю, что вы будете напрасно стараться". Пастор, видимо, ужаснулся от таких слов, и стал разъяснять арестанту грех ожесточения. Кварц отвечал краткими замечаниями, заставившими меня улыбаться, так как он, как вы знаете, человек очень остроумный. Тогда пастор вдруг начал говорить проповедь, точно на кафедре в церкви. Видите, мистер Картер, меня обыкновенно такие сладкие речи мало интересуют и я, откровенно говоря, начал скучать. И вот вдруг произошло что-то невероятное.
– А именно? – спросил сыщик.
– Я хочу сказать, что Кварц вдруг исчез у меня на глазах.
– Что? Что вы сказали? – воскликнул Ник Картер в изумлении, в упор глядя на тюремщика, – вы утверждаете, что доктор Кварц, да вероятно и тот другой, на виду у всех прочих арестантов и их сторожей, среди бела дня, сделались невидимыми?
– Я могу рассказывать только о том, что на самом деле произошло, мистер Картер, – с тяжелым вздохом ответил Прейс, – Кварц исчез и вместе с ним и тот другой человек. Ни я, и никто из стражников и прочих арестантов не видели, куда они делись. Я согласен, что это кажется невероятным, но если вы выслушаете меня до конца, то я изложу вам все, как оно было на самом деле.
Прейс наклонился к сыщику и указал на одно место своей головы.
– Если вы потрудитесь пощупать вон эту шишку на моей голове, мистер Картер, то вы увидите то, что у меня осталось на память от всего этого происшествия – только, вот, эта опухоль. Правда, еще не выяснено, каким же образом никто из других ничего не увидел, а ведь они стояли от меня на расстоянии не более восьмидесяти шагов. Так или иначе, ни стражники, ни арестанты не знают, что именно происходило в течение ближайших пяти минут.
– Пяти минут, – воскликнул сыщик и в удивлении всплеснул руками, – неужели это длилось так долго?
– Не меньше, мистер Картер. Прошло не менее пяти минут, пока исчез туман, точнее говоря, по истечении этого промежутка времени мои товарищи увидели, что я лежу на земле и что доктор Кварц вместе с мнимым пастором исчезли.
Ник Картер ничего не ответил. Он встал и прошелся несколько раз взад и вперед по комнате. Наконец он остановился прямо перед тюремщиком и, глядя на него с серьезным выражением, сказал:
– Расскажите мне как можно подробнее и точнее, что вы видели. Я считаю вас честным человеком и знаю, что вы скажете мне всю правду.
– Я очень рад, мистер Картер, что вы питаете ко мне доверие, – ответил тюремщик со вздохом облегчения, – но я вам уже сказал почти все. Я стоял рядом с мнимым пастором, был очень рассеян и страшно скучал. Для точности скажу, что мы втроем стояли треугольником. Напротив пастора стоял Кварц, а я стоял между ними в стороне. За спиной Кварца, шагах в восьмидесяти, стояли остальные арестанты под надзором трех стражников. – Под монотонную проповедь пастора я начал смотреть уже не только на него, но и на Кварца и на группу других арестантов. На пастора же я обращал мало внимания, кажется, даже повернулся к нему спиной. Вдруг мне показалось будто группа арестантов и стражников куда-то исчезает, словно поднявшийся из-под земли туман мешает мне смотреть. Тогда я в изумлении и внезапном беспокойстве хотел подойти к Кварцу, который стоял от меня в двух шагах, чтобы схватить его за руку, как вдруг мне почудилось, что на меня падает небо, а земля уходит из-под ног. Вот и все, мистер Картер, больше я ничего не помню. Вероятно, почтенный пастор нанес мне страшный удар по голове, вследствие чего я и свалился на землю. Иначе я не могу себе объяснить этого, да и откуда у меня на голове взялась бы шишка, так как я уже почти месяц не ссорился с женой. По рассказам моих товарищей я лежал в беспамятстве минут пятнадцать, а когда пришел в себя, то стражники и арестанты рассказали мне одну и ту же историю, которая, надо полагать, соответствует истине.
