Аня остановилась посреди раздевалки и неожиданно грубо сказала:

– Не твое дело! Не твое дело, во что я верю!

– Ну и шагай, – спровадила ее Лена, ведь ей и самой вдруг стало как-то тошно: а она-то сама во что верила? Тоже – в принца?

Аня ушла. А Лена осталась одна. Сразу после работы лошадей кормить нельзя, у нее был примерно час свободного времени. И тут печальные мысли одна за другой полезли ей в голову. Лена вдруг снова почувствовала себя такой одинокой и никому не нужной... Сегодня Пахома с Гордейкой не было, а завтра? Вдруг они придут, под ручку или в обнимку, и она снова будет сидеть у него на коленях в раздевалке...

Как же все просто со стороны! Не думай о парне, выкинь его из головы, ищи себе другого... А на деле все равно больно. Да не просто больно, а очень больно. Грустно и одиноко. Вот они – ее любимые лошади, рядом. Но ведь они не могут обнять, погладить по головке, сказать, что все будет хорошо...

Лена прошлась по денникам, потрепала их по гривам, почесала за ушами, скормила сухарики, которые каждый день специально для лошадей сушила дома... А сама плакала, плакала от одиночества. И вдруг в мини-спортзале она услышала какое-то подозрительное пыхтение...

Лена замерла и прислушалась. Там явно кто-то был! Что-то скреблось, раздавались звуки, словно по полу волочили мешок.

– Овес воруют! – догадалась Лена. – Вот куда он исчезает! Где-то окно плохо закрыто, вот и залезли...

Первым ее порывом было – ворваться туда и поймать воров с поличным. Но что она может сделать против взрослого мужика– грабителя? По крайней мере, с пустыми руками – ничего. Лена на цыпочках сходила за вилами. Вернулась к двери в спортзал – там по-прежнему пыхтели. Лена набрала в грудь побольше воздуха и тихонечко приотворила дверь...

Под приколоченные крест-накрест доски полком пытался протиснуться... Полигон! Конь снова отвязался и жаждал добраться до овса. Для этого, правда, ему пришлось ползти по-пластунски. Раньше Лена вообще не знала, что лошади умеют ползать... Полигон улегся на бок, просунув голову в отгороженный уголок с кормами, и при этом активно «греб» ногами, миллиметр за миллиметром пропихивая свою тушу под доски. Спешить ему было некуда – он считал, что впереди вся ночь. Ошибся, дурачок, забыл, что еще вечерняя кормежка будет.

– Та-ак, – грозно сказала Лена, входя.

Полигон обернулся и удивленно уставился на нее. Даже пыхтеть перестал. Сообразил, что сейчас ему попадет, и быстренько расслабился, развалился, сделал вид: а я что – я ничего, просто отдохнуть прилег.

Лене стало смешно.

У нее уже и слезы высохли, и такая нежность к этим смешным, трогательным и прекрасным созданиям проснулась...

– Вылезай быстро оттуда! – скомандовала она коню.

Полигон печально вздохнул: а ведь вожделенный овес был так близко...

Лена подошла и потянула его за хвост, чтобы показать всю серьезность своих намерений. И коню пришлось тем же способом выбираться из-под досок.

«Вот ведь хитрюга, – умилилась Лена про себя, – додумался же залезть туда и даже каждый раз вовремя вылезать, чтобы не засекли!»

Когда Полигон высвободился, он тут же вскочил на ноги и виновато потрусил на свое законное место.

– Беги, беги! – засмеялась Лена. – Обжора!

Она пристегнула его за недоуздок к веревке, висевшей у стены, и продолжила свой обход.

«Как же я люблю лошадей, – думала она, целуя их, каждую, в морды, – без них мне совсем никуда! С ними я не одинока, с ними мне по-настоящему хорошо...»

Дошла до Диалога. Открыла и его денник. «Пусть он строгий и укусить может, а все равно – живая тварь, хороший, красивый, быстрый...»

Диалог не стоял как обычно, а лежал. Это было странно: днем лошади редко ложатся.

– Диля, Диаложка... – позвала Лена.

Но жеребец лишь чуть-чуть ухом повел, а головы не поднял. Лена подошла к нему, дотронулась, провела рукой по гриве... С Диалогом явно было что-то не то. У Лены нехорошо засосало под ложечкой. А когда она увидела, что из носа у него пузырями пошла кровь, Лена и вовсе до смерти испугалась.

– Диля, Дилечка, что с тобой?!

Но жеребец только закряхтел-застонал.

– Вставай, вставай, пожалуйста!

Она бегала вокруг, тормошила его, вытерла ему морду сеном. Но встать Диалог не мог.

Не мог подняться Диалог – лошадь, прекрасное и возвышенное создание, кого она любит больше всего на свете!

Лена в ужасе побежала за телефоном. Набрала Катин номер. «Абонент находится вне зоны доступа», – ответил равнодушный голос. Этого она никак не ожидала. Номер телефона Сергея или Ирины Ивановны она не знала... И что же делать?

Лена позвонила Ане, Наташе, Яне... Но и они не знали телефона Сергея и Ирины Ивановна – девчонки как-то привыкли все вопросы решать через Катю.

– Эх, была не была! – вслух сказала Лена и набрала номер Пахома.

Никакого стеснения она не испытывала. Да Лена как-то и не думала, что звонит неудавшемуся возлюбленному. Она звонила человеку, который мог помочь ей спасти лошадь!

– Я не знаю номера Сергея и Бурмистровой, – отозвался Олег: в трубке было слышно, как гремит музыка, раздаются голоса.

– А Наташа Гордеева не знает? – с замирающим сердцем спросила Лена.

– Сейчас спрошу, – и он что-то крикнул, заглушая музыку, зажав рукой трубку; потом снова обратился к Лене: – Она знает только домашний номер Бурмистровой, – и продиктовал его.

Лена понимала какой-то одной частью своего существа, что он, ее возлюбленный, сейчас с другой, с соперницей, и ей было плохо и больно от этого. Но другой половине ее души было на это наплевать. Ведь что-то страшное случилось с их прекрасным жеребцом – с Диалогом! И его надо было спасать.

У Ирины Ивановны дома кто-то взял трубку. Ответил детский голос:

– А мамы нет дома...

Надежды больше не было.

Запиликал Ленкин мобильник:

– Ну что, ну как? – конечно же, это звонила Аня, переживающая за своего любимца.

– Никак! Ни до кого не могу дозвониться!

– Я тут вспомнила: мы нашу собаку как-то возили в круглосуточную ветеринарную клинику. Это ведь где-то там, в районе стадиона. Дорога идет за город, проходит мимо бывшего совхоза «Тепличный», и там сразу направо – ветлечебница.

– А телефон у них какой?

Аня продиктовала. Лена тут же отключилась и стала яростно названивать. В клинике ответили.

– Приводите лошадь, – сказал ветврач уставшим голосом.

– Да как вы не понимаете! Он же встать не может! Приезжайте скорее! – почти плакала Лена.

– На чем я к вам приеду? Во-первых, я дежурный врач, я должен быть на месте, во-вторых, транспорт уже не ходит, а служебной машины у нас нет. Дайте ему попить и подождите до утра, – и врач отключился.

Лена разрыдалась.

И тут снова зазвонил ее телефон. Незнакомый номер. «Кто-нибудь из девчонок все-таки дозвонился до Сергея или Ирины Ивановны!» – обрадовалась Лена.

– Лена, это ты? – спросил и знакомый, и незнакомый одновременно голос.

– Да...

– Привет, это я, помнишь меня? Это Саша, Саша Рамус, мы познакомились с тобой как-то в летнем лагере.

У Лены закружилась голова: ну вот, с горя ей уже голос ее первой детской любви мерещится!

– М-м... – промямлила она в трубку.

– Как ты? Что с тобой? Чем занимаешься?

И тут ее прорвало. Она разрыдалась, рассказывая, что она на окраине города, на заброшенном стадионе, раздевалки которого переделаны под конюшню, и вот теперь на этой самой конюшне в одном из денников лежит самый лучший в мире конь и умирает, а она не знает, что делать, и может только вытирать ему морду сеном.

– Так, скажи-ка точно, где ты находишься? Это там, где тридцать первая маршрутка останавливается у авторемонтного завода? И дорога уходит вниз к стадиону? – неожиданно по-деловому спросил Саша.

– Да-а... А что?

– Ну тогда выходи, открывай дверь!

Не веря своим ушам, Лена выскочила на крыльцо. Так и есть! На стадион через футбольное поле въехало такси. Из него выскочила собственной персоной ее первая детская любовь, расплатилась и побежала навстречу. Лена верила и не верила в происходящее. Это был Саша Рамус! Только уже не тот, одиннадцатилетний, а какой-то взрослый, на голову выше Лены, но ставший еще красивее. И с гитарой за спиной.