При выходе из морга, он увидел парный экипаж, показавшийся ему слишком элегантным для обыкновенного извозчичьего выезда.

Поэтому он отмахнулся от него и собирался продолжать свой путь пешком, но кучер заметил его намерение и воскликнул:

– Пожалуйте, сударь.

Ник Картер посмотрел на нарядного кучера и экипаж, запряженный парой чудных лошадей.

– Это же ведь не извозчичий выезд?

– Нет, – пробормотал с заискивающей улыбкой кучер. – Экипаж этот принадлежит коронеру, но он вернется не ранее, чем через час, мои же лошадки мчатся как молния, и я смело могу заработать какой-нибудь доллар за небольшой рейс.

– Сколько возьмете до 68-й Западной улицы?

– Я полагаю два доллара не будет дорого.

– Ладно. Ну, а если этот коронер будет сердиться?

– Ба, предоставьте уж мне позаботиться об этом. Я объясню, что лошади волновались и я должен был дать им немного пробежаться. Не беспокойтесь, это случалось уже частенько.

Это убедило сыщика, и так как вблизи не было ни одного извозчика, а он хотел поскорее попасть домой, то он открыл дверцу и вскочил в экипаж.

Захлопнув за собой дверцу, он тут же убедился, что попал в западню.

В мгновение ока спустились стальные занавески окон и сыщик очутился в абсолютной темноте. В ту же минуту он почувствовал приторный запах хлороформа, усиливавшийся с каждой секундой. Усыпляющее средство наполняло карету, должно быть, через дюжину отверстий. Тем не менее, великий сыщик все же попробовал броситься к дверце и выбить ее, но от сильного запаха хлороформа он совершенно ослабел и в изнеможении опустился на подушки сиденья.

Карета быстро промчалась по 2-й Авеню и скрылась по направлению к Северо-Западной части города.

Очнувшись, Ник Картер увидел себя распростертым на оттоманке.

В комнате не было ни души. К его удивлению, хлороформ, кроме незначительной головной боли, не оставил в нем никаких следов.

Сначала сыщик находился в полусонном состоянии и не мог припомнить ни о чем, случившимся с ним, но вскоре туман в его голове рассеялся и обстоятельства, вовлекшие его в ловко расставленную ловушку, разом воскресли в его памяти.

Он уже не мог более оставаться на оттоманке и, соскочив на пол, подошел к окну. Выдавив его спиною, он стал с жадностью вдыхать ворвавшийся со двора свежий воздух.

В то же время он заметил, что в окно была вделана частая железная решетка, прутья которой были настолько массивны, что их нельзя было бы сдвинуть со своих мест даже усилиями нескольких сильных людей.

Взгляд в окно не дал сыщику никакого представления о месте, где он находился. Он видел верхушки громадных деревьев, но был ли то лес, или просто группа деревьев, решить не мог.

Одно лишь было несомненно – это то, что он находился не в самом Нью-Йорке, так как, в таком случае, он слышал бы звонки конок и другие легко уловимые звуки уличного гула большого города, теперь же кругом царила мертвая тишина, как будто, на самом деле, дом стоял в глубине лесной глуши.

– Но где же я, в таком случае? – пробормотал Ник Картер с оттенком никогда не покидавшего его юмора, – как бы то ни было, а хозяева дома не оставили меня без обстановки и комфорта. Черт возьми, что за прелестная комната! Поистине, царская темница! В таком уютном гнездышке можно было бы приятно провести несколько недель, но я сильно сомневаюсь, чтобы в намеренья моих тюремщиков входило предоставление мне такого приятного времяпрепровождения.

– В общем, я должен еще как следует отблагодарить их, – продолжал он, беседуя с самим собою, – за то, что они так ловко и, вместе с тем, так просто одурачили меня, словно начинающего новичка. И ведь я как раз перед тем получил предупреждение от Тен-Итси. Впрочем, между нами говоря, я уже не в первый раз попадаюсь на подобную удочку. В деле Карутерра, отправленного мною в Горн, я тоже дал хорошего маху, и досаднее всего то, что это вполне аналогичный случай.

Да, да, дружище, на твоем надгробном памятнике следует сделать красивую эпитафию: "дураком родился, за всю жизнь ничему не научился и дураком умер!"

Это объяснение весьма просто. Мне за последнее время очень везло, все шло как по маслу, а поэт говорит, что "ничто так трудно не переносится, как ряд хороших дней" – я стал слишком беспечным и чересчур уверенным в себе. И эта-то беспечность привела меня к такому плачевному результату, беспечность особенно непростительна в данном случае.

Эти невеселые мысли заставили сыщика отнестись весьма скептически к своим способностям.

– Благодарю вас, мистер Мурилло Кортец, или Дацар, или как вас там зовут. Вы дали мне вполне заслуженный урок, и я не премину им воспользоваться, хорошенько зарубив у себя на носу вашу первую победу в начатой нами борьбе. В будущем вы не будете иметь случая жаловаться на ошибки с моей стороны, в чем вы могли бы убедиться даже теперь, дав себе труд пожаловать сюда померяться силами с Ником Картером; в случае же моего поражения я готов зарабатывать свой хлеб рубкой дров или другим каким-либо трудом, не требующим никаких умственных способностей.

Было характерно для великого сыщика то, что он никогда не принимал в расчет всей тяжести своего положения и строил планы на будущее, как будто бы от остального мира его не отделяли, как в данном случае, крепкие железные решетки и воля человека, которого он сам считал дьяволом.

Он безгранично верил в свою счастливую звезду и питал непоколебимую уверенность в собственные силы.

Конечно, теперь положение его было очень тяжело, и другой на его месте давно бы уже пал духом. Но он не отчаивался, тем более, что в своих бездонных карманах имел целый арсенал различных инструментов, при помощи которых мог бы вырваться на свободу.

Но, когда сыщик при воспоминании об этих инструментах невольным движением схватился за карманы, он был неприятно поражен, убедившись, что они были совершенно очищены от содержимого.

От внимания его врагов не ускользнули даже два револьвера, которые великий сыщик с особенными предосторожностями носил всегда в рукавах своего сюртука и которые были снабжены особым механизмом, при подъеме рук, моментально спускавшим револьверы на ладони.

Только деньги, находившиеся при сыщике в момент его пленения, словно в насмешку, были оставлены ему.

– Гм... гм... Однако, это лишает меня надежды на скорое освобождение, – пробормотал про себя Ник Картер. – Теперь в моем распоряжении находятся лишь собственные руки, которые, однако, к счастью, достаточно сильны для того, чтобы причинить некоторую головную боль противнику, кожа которого не сшита из особенно прочного материала.

Заложив руки за спину, сыщик ходил по комнате. Дойдя до зеркала, он взглянул в него и в тот же момент отшатнулся, словно пораженный собственным отражением.

– Однако же, эти молодцы хорошо знают свое дело, – вырвалось у него невольно. – Они меня разгримировали до того, что Ник Картер остался в своем настоящем виде, в том виде, в котором его никто не видел, кроме Дика и кузины Иды, даже Патси не видел никогда моего лица без маски.

Покачав головой, он снова принялся ходить взад и вперед по комнате. Так прошел целый час, в течение которого тишина не была нарушена ни разу. Очевидно, сыщик находился в одной из внутренних комнат дома.

Вдруг взгляд сыщика упал на единственную, находившуюся в комнате, дверь.

"Она, понятно, заперта", – подумал он, подходя к двери.

В двери не было ни ключа, ни ручки. При толчке Ника Картера, она, к его удивлению, открылась, и сыщик вошел в соседнюю, не менее богато обставленную комнату.

"Дверь была умышленно оставлена открытой", – подумал Ник Картер.

Постояв минуту на пороге, он хотел было уже двинуться дальше, как вдруг услыхал вдали дребезжание электрического звонка.

К двери, должно быть, был проведен ток и сыщик, открыв ее, тем самым оповестил об этом своих тюремщиков.

Но напрасно сыщик надеялся найти кого-нибудь в этой комнате, как ни вглядывался он, но не мог заметить ни одного живого существа.