— Говорят, что в Лондоне разные бабушки всегда выгуливают котов и кошек в кожаных ошейниках, — задумчиво сказал Алекс. — Это правда?
— Слушай, я сто лет не была в Лондоне. Может, там что-то и изменилось за эти годы или это специфические районы, но такого я не видела ни разу… — Лора опустила голову и поправила капюшон.
— Почему-то вспомнилось. Кто-то что-то говорил, и я решил спросить у очевидцев. Или это только во Франции так принято? Да, а что, ты совсем бросила писать рассказы? Этот твой текст про юг — он же прекрасен.
— Это не текст. Я это только сейчас придумала.
— Все равно. У тебя хорошо получается, и мне всегда нравились твои тексты.
— Я знаю, мне уже говорили. И ты говорил. Может быть, и буду еще. — Лора ненадолго замолчала, поправляя выбившуюся из-под капюшона рыжую прядь волос. — У меня времени нет абсолютно, ты же знаешь, не успеваю, блин, ничего. Дом — работа, дом — работа… и в промежутке сон, которого мне не вечно хватает. Еще надо в магазин сходить, еду приготовить, постирать и телек посмотреть, а выходные забиты всякими делами, что за неделю накопились... В общем — часто хочется дурой набитою стать, как в том стишке, про уставшую деловую женщину.
— Что за стишок? — Алекс правда не понял, о чем она говорит. — Почему про уставшую деловую женщину?
Тут Лора стала декламировать по памяти:
— «Хочется дурой набитою стать, –
Чтоб позабыть, как писать и читать,
Чтобы в постели — круглые сутки...
Чтобы смеяться на глупые шутки...
Чтобы переться от розовой шмотки,
Чтобы подруги — одни идиотки,
Чтоб в ридикюле духи и жЫвачка,
Чтоб Петросян насмешил до усрачки.
Чтобы компьютер — большой калькулятор,
Чтобы с «ашипкай» писать «гиниратор»,
Чтобы «Дом-два» — «зашибись передача»,
Кучу любовников и побогаче.
Чтобы в наушниках — «Шпильки» с Биланом,
Чтобы трусы — только «Дольче Габана»,
Чтоб «информатика — страшное слово»,
Чтобы «политика — это не клево».
В общем, хочу быть набитою дурой,
Брать не умом, а лицом и фигурой,
Все достигать, выставляя коленки...
Стать бы такой... И убица ап стенку
Станешь такой — офигеешь от скуки!
Будут вокруг не подруги, а суки.
Все мужики будут гады и жмоты,
Отдых достанет ну просто до рвоты.
Будут в квартире не стены — застенки,
Будут скучать друг по другу коленки.
Так что ресницами глупо не хлопай:
Взгляд в монитор и работай-работай!»
— Класс! — засмеялся Алекс. — Аддитивная какая-то поэзия.
— Чего?
— Аддитивность — это такое свойство отдельных объектов, заключающееся в том, что значение величины этих объектов, отвечающее целому объекту, равно сумме значений величин, соответствующих его частям, при любом разбиении объекта на части.
— Да? Сам-то понял, что сказал? — сердито спросила Лора.
— С трудом, если честно. Но тебе, по-моему, не о чем беспокоиться — с лицом и фигурой у тебя все более чем в порядке. — Тут Алекс действительно не кривил душой. Лора была не только красива, элегантна и изящна, но и выглядела сильно моложе своих паспортных двадцати трех, без малого, лет. Правда у нее было два комплекса — по поводу слишком юной внешности и небольшого, как ей почему-то казалось, размера бюста. — А кто автор сего творения? Я хочу знать.
— Я тоже хочу. На стихах точка ру заявлена какая-то Аня Ахметова, но это явно такой неудачный псевдоним. И вообще под этим ником всего три произведения. Я в Интернете постоянно находила этот стих, то на «ЖЖ», то на «ЛиРу», но обычно оно там совсем без автора. Кстати, я тут прочитала на ночь твой рассказ про извращенцев, в результате чего мне приснился целый триллер, про какой-то город, где почему-то никогда не бывает солнца. Там совсем рядом оказался такой буйный тропический лес, а в этом лесу завелся специальный маньяк, который похищал людей и помещал в какой-то секретный проект… в конце концов этим маньяком оказался ты! Типа ты там где-то в дебрях этого леса создал целый город, для которого тебе нужны были жители, за которыми тебе было бы интересно наблюдать, чтобы потом использовать свои наблюдения для написания книг…
— Фигасе! Нашла чего читать на ночь! — усмехнулся москвич. — Но вообще-то у тебя здорово вышло с этим сном! Какая превосходная идея! Может, в самом деле, надо какой-нибудь такой рассказ написать? Подари сюжет! Правда, я что-то такое где-то уже читал… или видел?
— Или писал? Да ради бога. Это я тебе еще краткий пересказ выдала, а прикинь, как там все красочно было! Типа, когда ты раскрываешь, кто ты такой все люди в восторге, а я в панике, потому что мне предстоит остаться в твоем городе и я навсегда потеряю свободу.
— Хоть не осталась?
— Нет, проснулась! — засмеялась она. — Ты вот что мне лучше скажи, что в твоем понимании значит «свобода?»
— «Свобода» — это такая старая парфюмерная фабрика в Москве. Она сохранилась в первозданности еще с советских времен, и до сих пор работает. У них, кстати, очень недурственный крем после бритья. Он с витамином F и очень хорош при всяких повреждениях кожи — трещинках там или микротравмах…
— Нет, я серьезно? Можешь прямо сейчас сказать?
— Могу, почему нет? — согласился Алекс. — Свобода — это возможность удовлетворять свои желания и потребности, если твои действия не ущемляют чьих-то интересов.
— Вот! Сам говоришь — «если не ущемляют чьих-то интересов», — а это уже ограничение.
— Да, правильно, ограничение, а то получится не свобода, а вседозволенность. Человек не может и не должен быть полностью свободным. Ведь есть границы, ограничения, стереотипы. А еще есть узы, связи, ответственность, чувство долга, наконец, все то, что нам очень и очень необходимо в жизни.
— Нет, ограничение — это именно несвобода! — Лора явно уже много думала на эту тему, и была рада возможности высказать свои мысли. — То есть, когда у уже тебя есть желания, но они не могут быть выполнены из-за разных ограничений. Несвободным тебя может сделать экономическая зависимость, и твоя обидчивость, и постоянное желание казаться хорошим. А еще огромную роль в нашей жизни играет мнение окружающих и точка зрения тех, кто старше и выше. Часто все это мешает задуматься о том, кто ты на самом деле, и так ли уж важно, что в данный момент о тебе думают. Эти границы определяют, где надо работать, как одеваться, где жить, с кем спать и многое другое, мешая оставаться самим собой в разных ситуациях. Такие ограничения мешают реализоваться всем нашим потребностям и воплотиться желаниям.
— Ну, да, все правильно, только вот не всяким желаниям надобно давать ход! А если все твои потребности будут удовлетворяться…
— А я бы только спасибо сказала, если бы меня как барашка кормили, выгуливали, не обременяли выбором и убили без особых мучений. Это к вопросу о потерянном рае — главная характеристика этого рая как раз в том, что в он исполняет все желания. Как у плода в чреве матери.
— Я бы тоже спасибо сказал! Да и не только я, никто бы не отказался! Но какие у эмбриона желания? Дай бог рефлексы.
— Ну не скажи! Питание — ровно столько, сколько надо, избавление от продуктов жизнедеятельности, возможность сколько угодно спать, комфортное состояние. Степени свободы определяется потребностями человека. Если у человека два желания, и в системе, где он существует, они оба выполняются — он обладает абсолютной свободой.
— Питание и избавление от продуктов жизнедеятельности у плода идет через пуповину. Это неосознанно и вегетативно. Спать — да, плод спит. Но я не думаю, чтобы у него возникали осознанные потребности спать. Засыпает и все. Когда у меня был совсем маленький сын, я проводил над ним всякие психологические наблюдения. Так почти до года после рождения он засыпал совершено бессознательно.
— Да дело не в осознанности. Счастье — это такое состояние, когда больше уже ничего не хочется. Чаще всего человек не может внятно произнести, чего ему хочется конкретно. Ему просто плохо и некомфортно, а он желает, чтобы все было хорошо. Собственно, поэтому рай во всех культурах — это место, где все хорошо, вне зависимости от конкретных форм и содержания.
