- На Рождество, - глухо добавила Олеся.
- Ну да, вероятно, на Рождество, - недобро согласился Витковский. - Я собираюсь отсюда поехать в аэропорт. Поедешь со мной, Поля?
Девочка осторожно встала с колен деда. Она оказалась перед нехорошим и сложным даже для взрослого человека выбором: поехать - значит, оскорбить мать, не поехать - значит, обидеть дедушку и не увидеть любимого Валерия, давно пропавшего. Кроме того, в интонации Глеба ей почудилась тревога. Он словно на что-то намекал. А на что - Полина догадаться не могла.
Олеся пристально разглядывала свои руки. Карен удивленно уставился на Глеба темным немигающим взглядом - и Витковский против них... Полина внимательно посмотрела на мать, пытаясь прочитать в ее смятенной, непутевой душе хотя бы строчку.
- Я поеду с тобой, Глеб, - наконец решилась Поля. - Я хочу попрощаться с Валерием.
Олеся даже не подняла головы. Карен смотрел озадаченно и недоуменно: почему же отец Олеси против них?..
Валерий отошел от взлетной полосы. Вдруг стало тоскливо, страшно и очень одиноко: что ждет его впереди? Что и кто?
Да никто на Земле не ждет тебя, господин директор. Ты летишь сейчас в никуда, только совсем один - вспомни стихи Витковского. Подумав о нем, Валерий решил позвонить и вытащил мобильник. Ответила Юрате. С милым акцентом, чудовищно искажая слова, она объяснила, что Глеб поехал к дочери - к своей старшей дочери - и будет не раньше десяти вечера.
Олеся... Задумчивые бровки и ничего не выражающий взор... Валерий снова направился к летному полю. Оно не отпускало от себя, манило полосками дрожащих болотных огоньков, мрачным простором и магической, реющей в воздухе уверенностью в том, что все будет хорошо: иначе здесь не рискнули бы пускаться в длинные и опасные перелеты. И вдруг Малахов увидел Полину. Девочка бежала к нему, раскрылив руки.
- Валерий! - закричала она на бегу. - Я так скучаю без тебя! Не улетай, пожалуйста!
Беспокойная мелодия сердца зазвучала громче.
- Поля... - растерянно сказал Малахов, наклонившись. - Ты что здесь делаешь? Ты одна?
Полина с плачем повисла на его плечах.
- Не улетай, Валерий! Мы с Глебом приехали тебя проводить, но я поехала, чтобы уговорить тебя остаться! Ты ведь не бросишь меня и Глеба, правда?
Сердце заговорило тяжело, глухо и совершенно невнятно. "Спокойно, это невроз", - сказал себе Малахов, пытаясь найти хоть как-то успокоить девочку. Глеб подоспел вовремя. Его трость болталась на руке некрасиво и нелепо.
- Ну что же ты плачешь, мартышка? - загудел он. - Разве он улетает навсегда? Он вернется через десять дней, и вы снова будете с ним видеться, только у меня, вот и все! Утри слезы, детка!
Полина оторвалась от Валерия и в замешательстве взглянула на деда. Как странно - почему она вдруг решила, что больше никогда не увидит Валерия? Ведь никто ни слова не говорил об этом. Девочка растерянно молчала, не вытирая мокрых щек, и переводила испытующий взгляд с Малахова на деда и обратно. Глеб пристально глянул в глаза Валерию. Тот мужественно и невозмутимо выдержал нелегкое испытание.
- Да, конечно, - хладнокровно подтвердил он, - я вернусь дней через десять. Ты что-то перепутала, Поля, но ты молодец, что пришла меня проводить! Здорово придумала!
- Это не я, это Глеб, - сказала девочка, успокаиваясь. - Он сам предложил мне поехать с ним. Я люблю тебя, Валерий!
И она снова прижалась к нему, словно пытаясь возместить своей привязанностью все недоплаченное ему судьбой. Если бы Полина хоть что-нибудь могла сделать для него!..
- Возвращайся скорее, - сказал Витковский, продолжая неотрывно глядеть Малахову в глаза. - Мы с Полей будем ждать тебя.
- Да! - подтвердила Полина, все время тактично обходя любое упоминание о матери. - Мы будем очень ждать тебя... - Она уже совсем успокоилась, забыла о своих почти высохших слезах и радостно подпрыгивала на месте. - Теперь я буду всегда хорошо учиться. Недавно я получила пятерки сразу по русскому и математике. Потому что со мной занимается Карен.
Полина поперхнулась и покраснела. Зачем она упомянула Карена? Дед крякнул и недовольно покосился на нее.
- Я думаю, это твои личные заслуги, а не какого-то там Карена. Ты просто ленива, как и твоя мать. Пойди, детка, к машине и возьми большой белый пакет. Это подарок Валерию, я совершенно забыл о нем, когда ты слишком резво помчалась вперед.
Полина убежала. Поэт задумчиво поиграл тростью.
- Когда ты вернешься, Валерий?
- Сто раз тебе надо повторять?! - рассердился тот. - Зачем ты изображаешь склеротика? Сам только что втолковывал Поле про десять дней!
Витковский усмехнулся.
- Действительно, страшно глупо. Мне кажется, с возрастом я дурею. Но и ты, извини, умнее не становишься. Какие-то скоропалительные выводы, необдуманные решения и совсем уж мальчишеская выходка с отъездом... Или ты правда думаешь, что все так серьезно?
- Думаю, - тихо отозвался Малахов. - Даже уверен в этом... Безумие всегда очень серьезно.
- А я говорю - дурь! - заявил Глеб. - Дурь - и ничего больше! Нужно только немного переждать, вот и все! Но страдать из-за минутных увлечений - тьфу! Из вас троих главный сумасшедший все-таки ты! Вчера, признаюсь, я еще надеялся, что ты передумаешь улетать, но, видно, ошибся. Передать что-нибудь Олесе?
Валерий отрицательно покачал головой. Сердце предостерегающе стукнуло.
- Ничего не надо, Глеб. Впрочем, можешь объяснить ей - чтобы она не слишком мучилась - что я давно не видел тетю Лизу и очень по ней соскучился.
- Тетя Лиза... - пробормотал поэт. - Как вовремя всегда находятся эти спасительные тетушки... Она богата, твоя тетя Лиза? Ты хоть получишь от нее приличное наследство?
Малахов пожал плечами.
- Понятия не имею. Выясню на месте. Вон бежит Полина! Что ты еще выдумал с подарком?
Девочка подлетела к Валерию и ткнулась головой ему в живот.
- Это тебе, Валерий! С Рождеством!
Малахов взял пакет у нее из рук. Пора было садиться в самолет. Табло уже не раз помаргивало, напоминая о времени.
- Спасибо! - сказал он. - Спасибо вам обоим за все... Ну, пока! Я скоро вернусь...
И медленно, поминутно оглядываясь, двинулся вперед. Две фигуры - большая и маленькая - дружно махали ему вслед. Валерий в последний раз оглянулся. Две уменьшающиеся фигурки вдалеке... И широкое, ровное поле аэродрома впереди, с которого через несколько минут рванется в воздух его последний на этой проклятой московской земле самолет...
9
- Ашот! - пошевелилась рядом Маргарита. - Да когда это кончится наконец?
Муж удивился ее вопросу и проснулся. Часы показывали пять минут третьего. Карен, конечно, дома опять не ночует. Если Рита спрашивает о нем, то это не кончится никогда.
На улице под окнами кто-то беспрерывно с отчаянием выкрикивал:
- Я хороший, а она меня бросила! Я хороший, а она меня бросила!
- Сумасшедший! - шепнула Маргарита. - Так кричит уже очень давно.
- И что я должен делать? - спросил Джангиров.
- Ну, Ашот! - закапризничала Маргарита. - Я хочу спать!
Муж лежал, глядя в потолок и вспоминая темноглазого сына с его заносчивым и вызывающим видом.
- Что же делать? - повторил Джангиров.
Словно ему в ответ распахнулось окно этажом ниже.
- Молоток твоя баба! - заорал басом сосед. - Ты, видно, ей надоел так же, как нам!
"Хороший" растерялся и замолчал. Ашот улыбнулся. Наступила долгожданная тишина. И в этой тишине Джангировы ощутили неестественную, угнетающую пустоту в комнате Карена.
- Все-таки ты напрасно разрешил ему не ночевать дома, - жалобно посетовала Маргарита. - Я понимаю, у тебя не было другого выхода...
- Что я должен сделать? - в третий раз повторил Ашот. - И почему ты совершенно не спишь по ночам? Ведь тебя разбудил не этот страдалец, ты просто еще не засыпала.
- Да, правда, - виновато согласилась Рита. - И ты ничем не можешь мне помочь... Неужели мы совершенно бессильны?
