Ошеломленный Валерий стоял молча, с трудом осмысливая происходящее. Мальчик умен не по летам. Он изложил теорию жизни в нескольких фразах, и она была, пожалуй, вернее и правильнее многих других, в том числе, и малаховской.
- Хорошо, - с трудом овладев собой, сказал наконец директор. - Но думал ли ты о том, что нас двое?
До какого унижения он дошел! Объясняться с мальчишкой! У ребенка вымаливать разрешение на право существовать рядом с любимой!
- Нет, - искренне ответил Карен. - Я считал, все решится само собой.
Малахов резко повернулся и почти побежал к дому. Олеся испугалась, увидев его осунувшееся лицо.
- Что-нибудь сердечное... - прошептал Валерий - У тебя есть? И поскорее...
Олеся бросилась к аптечке, Полина метнулась на кухню за водой и самостоятельно побрызгала Малахова ледяными каплями из-под крана. От них директору стало еще холоднее.
- Валерий, погоди, не умирай, - волнуясь, уговаривала Полина, сжимая его запястье маленькими пальчиками. - Мама никак не может накапать лекарство. Подожди еще чуть-чуть, пожалуйста, она сейчас принесет...
Олеся вылила Валерию в рот горько-кислую мерзость с отталкивающим запахом и предложила вызвать личного врача Глеба.
- Не надо, - отказался директор. - Просто посиди со мной... Дай мне руку. А Глебу позвони, пусть он приедет, если сможет. Я люблю его.
Звонить пошла все понимавшая Полина. Вернувшись, она доложила, что новая бабушка недовольна, но дед тотчас выезжает.
- Все бабушки да бабушки! - проворчала Олеся. - Настоящий идиотизм! Совсем заморочил ребенку голову...
- Не сердись на него, - просительно сказал Валерий, поглаживая ее вздрагивающую ладонь. - Он такой, какой есть. И твоему ребенку голову не заморочишь. Поле нравится эта пестрая вереница юных бабушек.
- Очень нравится, - с удовольствием подтвердила Полина. - Пусть их будет больше и больше и пусть все меня балуют!
- Пусть-то пусть, - вздохнула Олеся. - Но я не о том. Что случилось, Валерий? Почему тебе вдруг стало плохо?
- Это не вдруг, - начал Малахов и замолчал.
Продолжать не имело никакого смысла. Что он может сказать нового?
- Пора и мне собираться в дальний путь. Уходящий человек - просто уходящий человек...
Олеся сжалась.
- Что с тобой?
- А что со мной? - удивился Малахов. - Ничего особенного! Просто старость. Ты знаешь, что такое старость? Всего-навсего потеря остроты. Сначала кажется, невелика потеря, а потом начинаешь подсчитывать: нет остроты чувств, остроты переживаний, остроты впечатлений, наблюдательности, мышления... Значит, ничего нет. Еще совсем немного, и я стану стариком... Этот ребенок уже второй раз не пускает меня к тебе, и теперь так будет всегда, когда бы я здесь ни появился.
Олеся молчала, опустив растрепанную голову. Она долго ждала продолжения, не дождалась и в испуге сунула Валерию в рот новую гадость в виде таблетки, приказав сосать. Он лежал тихо, вытянув руки вдоль тела и закрыв глаза. По его лицу бродила вечерняя тень давней усталости и скрытой, незаметной прежде болезни.
- Прекрати кормить меня всякой дрянью, - попросил он Олесю. - Самое ценное в жизни - ее кратковременность, так что не стоит продлевать...
- Немедленно замолчи! - шепотом приказала Олеся. - Твое резонерство надоело! И вовсе не к месту! Это просто погода на выживаемость. Сейчас приедет папа...
- Погода всегда на выживаемость. А твой папа большой мудрец, он давно пытался внушить мне, что жену и курево надо бросать сразу, иначе толка не будет. Почему я не послушал его?
Олеся встала и отошла в угол. Брось он Эмму раньше - возможно, что-нибудь и устроилось бы... Конечно, неловко, нескладно, с несчастной Эммой перед глазами, но хоть как-то. А теперь ничего уже бросить нельзя - поздно! Теперь у ее подъезда стоит другой "князь ты мой прекрасный"...
Из-под приоткрытых век Валерий внимательно наблюдал за Олесей. Он отлично понял ход ее мыслей. Она запрещала ему сейчас действовать - он опоздал! Опоздал всюду, хотя всегда приходил к назначенному часу. Этот мальчик на его пути...
"Армяшка проклятый, - с отчаянием подумал директор, с ужасом вдруг обнаружив в себе ярого националиста. - А Олеся попросту шлюха - ну, кем еще может быть дочь Витковского? Ждет не дождется, чтобы мальчишка немного вырос и можно будет начать с ним трахаться, хотя, на мой взгляд, он вполне для этого созрел. Мое существование абсолютно ей не мешает. И вообще никому. Я только сам себе мешаю..."
Приехал шумный и встревоженный Глеб. Одной рукой прижимая к себе Полину, он вошел в комнату и сел возле дивана.
- Вся беда в том, Валерий, что нам значительно сложнее жить, чем женщинам. Они легче и проще находят себе в жизни замены: могут заменить мужа ребенком, семьей - работу, карьеру и наоборот. Мужчины на такие замены не способны.
Олеся фыркнула у отца за спиной.
- Тебе бы толстенные романы писать с этакой мудростью, а не стишками пробавляться.
- Ты лучше не встревай, - повысил голос Глеб. - В твоих рекомендациях никто не нуждается. А прозу я писать не могу по той простой причине, что от долгого сидения на стуле у меня начинает ужасно болеть спина. Понятно, дорогая? Стишок - совсем другое, приятное и очень милое дело. Тебе же, Валерий, я тысячу раз советовал никогда не спрашивать у женщин лишнего, чтобы не услышать лишнего в ответ. Твоих вопросов я боялся всегда, и вот сегодня их результат налицо. Ну, сознайся, ведь спрашивал? Спрашивал?
Малахов со вздохом кивнул.
- Зачем ты обманываешь? - возмутилась Олеся. - Как раз сегодня ни о чем меня не спрашивал, наоборот, это я без конца приставала к тебе, выясняя, что случилось.
-Я не у тебя спрашивал, - устало отозвался Валерий. - Сегодня - не у тебя...
- А у кого же? - удивилась Олеся и осеклась. Догадалась. Глеб тоже понял, в чем дело.
- Знаешь, моя девочка, - сказал он, - мне опять придется увезти от тебя Валерия. Эмме я позвоню сам, потому что, возможно, будет нужен врач. А ты пока... - он пристально, оценивающе осмотрел дочь с ног до головы, - займись чем-то отвлекающим, например, намажься кремом и сделай массаж. И не таращись на меня возмущенно. В непростых ситуациях лучше всего выручают настоящие пустяки. - Витковский помог Валерию подняться. - Включи телевизор, послушай какую-нибудь новомодную группу. У них удивительная бедность метафор, зато запоминается легко.
- А что потом? - тихо спросила Олеся.
- Вот напасть! - простонал Глеб. - И ты заразилась от него дурацкими вопросами! Ну что потом, что потом?! У каждого человека "потом" разные! Ты всегда плохо отделяла мелочи от главного, поэтому мой тебе совет сейчас вообще ни о чем не задумываться.
Поэт вывел Валерия на улицу. Снова черное, плывущее по ветру, уставшее небо. И бесконечный дождь. Тревожный равномерный стук.
"Никогда не замечал раньше, сколько тревоги в однообразном и размеренном действии, - подумал Малахов. - Сколько печали, недоверия, настороженности... И недосказанности одновременно. Словно хочется что-то высказать и непонятно, как это лучше сделать".
И ничего больше нет, кроме дождя и грязи, и желтых заплаток листьев на асфальте, и пестрой гусеницы зонтиков.
Карена в темноте Валерий не заметил, потому что хитрый Глеб постарался провести его к машине очень быстро и другой дорогой.
Карен видел, как они уезжали. И отлично понял, как плохо сейчас Малахову, как мечется он в поисках невозможного выхода из тупика, куда именно Карен, сознательно и жестоко, загнал его своим появлением на пути. Стало мучительно жаль директора. Беспомощный, совершенно обессилевший взрослый человек - что может быть тягостнее и безнадежнее? Карен решил пойти домой - на сегодня хватит! - но дождь неожиданно кончился, и Сонечка, так долго неслышно сидевшая под курткой, вскарабкалась мальчику на плечо и стала забавно перебирать передними лапками. Карен решил ее пока не беспокоить и немного подождать.
