Отец пригладил волосы. Заходящее оледеневшее солнце нехотя мазнуло блеклым красноватым светом его идеально отутюженную рубашку и зарылось в тяжелые облака.

- Ты вряд ли это помнишь... Хотя уже ходила в школу... - снова заговорил отец. - Я получил рекомендацию в Союз писателей на Совещании молодых писателей в Софрино. Один семинар там вел Аксенов. Он был еще в России. Мы - двадцать с небольшим! - нахальные, глупые, толклись возле него, не давая даже спокойно пообедать, совали в руки свои первые рассказенки... У него тогда в столе лежали семь неопубликованных романов... Он выглядел уставшим, но никогда не отказывался прочитать наши рассказята и высказать свое мнение. Мы не знали, куда деваться от восторга. Была зима, холодно... За окном летали синицы и садились на форточки, ожидая хлебных крошек... Ко мне неожиданно приехала Инна...

Отец замолчал. Маша настороженно ждала продолжения.

- Она замерзла, пока добралась от электрички, и я согревал ее пальцы в ладонях, целовал их и думал, что ради нее брошу все, уеду куда угодно, лишь бы она навсегда осталась со мной... Зачем мне этот семинар, рекомендации, великие руководители? Зачем мне литература? Мне нужна только моя жена... Я думал, она соскучилась за пять дней без меня... Инна смотрела вокруг восторженной девчонкой, говорила почтительным шепотом - на каждом шагу живые классики! И вдруг сказала мечтательно: "А через несколько лет ты будешь вести здесь семинары, принимать в Союз и публиковать свои книги одну за одной!" У нее в глазах я отчетливо увидел себя в виде забронзовевшего памятника на высоком постаменте... Вот для чего я был ей нужен... А ты помнишь нашего кота?

Отец неожиданно оживился. Маша удивилась. У них был когда-то толстый холеный Омар, настоящий перс, бабушкин любимец. Его нужно было каждый день расчесывать.

- Еще бы не помнить! Такой жутко ленивый... Страшно не любил делать лишние движения. Наверное, вы его кастрировали.

- А вот и нет! - засмеялся отец. - Он просто вырос избалованным домашним трусливым котиком, совсем не разгульным по характеру. Боялся улицы, машин и шума и предпочитал сидеть в теплых комнатах. Это природа! Да и твоя любимая бабушка все равно не дала бы надругаться над животным, если бы даже назрела такая необходимость. А ты не помнишь его любовь?

Любовь кота?.. Маша удивленно покачала головой. В комнате темнело, но отец не зажигал свет.

- На даче Омар нашел себе пассию: подзаборную гулящую драную лахудру по кличке Муська. Все поселковые коты были ее. Возвращаясь по утрам с гулянок, Муська обычно устраивалась высыпаться на нашем заборе. Омар тихо подходил, вставал на задние лапы - он вырос огромным и почти доставал до Муськи - и так стоял, охраняя ее сон. Просыпаясь, эта зараза злобно била Омара по носу и пыталась сбросить его лапы с забора. Она несколько раз сильно его царапала. Он все молча терпел и уходил домой. До следующей Муськиной ночевки на нашем заборе. Бабушка эту шалаву не выносила, гнала прочь, била, но стервозина упорно возвращалась на понравившееся ей место, а бедный кот снова стоял возле нее, любуясь и тоскуя. Это была настоящая трагедия. Муська его и близко к себе не подпускала. А ему была нужна только она... - Отец снова замолчал. - Неужели не помнишь? Значит, прошло мимо тебя, ничем не задев... Ну да, у тебя были велосипед, который ты для себя изобрела, такая же выдуманная Эля и вполне реальный Толя...

- И поезда... - добавила Маша.

Отец улыбнулся.

- И поезда. Знаешь, я иногда все-таки надеюсь: а вдруг это чудовищная глупая ошибка и несправедливость, и ты - моя дочь... И не было никогда никакого Дмитрия!.. Очень хочется в это верить... А потом сам понимаешь, что все это - бред измученного сознания... Врагу не пожелаешь...

Маша молчала, уставившись в пол.

- Я не знаю, как и где они познакомились, - медленно договорил отец. - Да и какая разница... Блокадный мальчик... Но однажды, отчаявшись, я спросил Инну об этом... И знаешь, что она мне ответила? Она сказала: "Он подал мне пальто... После пресс-конференции. И все - стены обрушились!.. Он просто подал мне пальто... Так, как никто, кроме него, делать не умеет...Ты не понимаешь..."

"Только рядом с ним я чувствовала себя настоящей женщиной..." Понимаешь ли, знаешь ли, помнишь ли... Три глагола плюс частица... И целая жизнь позади...

14

Ровно в семь Маша стояла на вокзале. Она почти не замечала ни клубящейся вокруг толпы, ни холодного позднеосеннего ветра и не слышала пронзительно-навязчивых объявлений о движении поездов. Она блаженствовала, вдыхая любимый с детства запах вагонов и рельсов, и старалась не слишком задумываться о будущем. И о прошлом тоже. Напротив на стене висели три концертных афиши: "Басков", "Носков" и "Песков". Видимо, расклейщик не страдал отсутствием чувства юмора. Или просто не читал своих бумажных агиток.

Вовка подошел неожиданно, уткнулся носом в ее волосы и прошептал:

- Прости, длиннушка, застрял в очереди тебе за билетом... У меня "сезонка"... Давно стоишь?

- Очевидно, ты вообще шел сюда пешком? - холодно поинтересовалась Маша. - Или в метро устроили перерыв на обед?

- Я ехал на троллейбусе. Я люблю троллейбус.

- А я не люблю долго ждать...

- Нестыковка... Это слишком не совпадает с моими желаниями и настроениями... - пробормотал Вовка, прижимая Маню к себе. - Я бы хотел, чтобы ты дожидалась здесь меня всю жизнь...

- И превратилась бы, в конце концов, в ледяной столб, - закончила Маша.

- Зато потом я, стараясь не разбить, отмораживал бы эту гадкую, противную, мерзкую ледышку в ванной, поливая горячей водой из душа ... - забормотал Вовка трансовым голосом. - Я бы тер тебя губкой до красноты, растирал мохнатыми полотенцами, я бы гладил тебя, чтобы ты отмерзла навсегда и больше никогда не грезила ледовыми монументами ...

Они оба одновременно представили себе эту картину. Маша отчаянно покраснела и попыталась вырваться из Вовкиных цепких рук. Но он держал ее крепко, не собираясь никуда отпускать, и наслаждался своими ярко-нескромными, почти реальными видениями.

Почему она раньше думала, что люди разные днем и ночью? Нет, сутки - понятие неделимое, и никто не живет двойной жизнью, делая вид, будто жизнь всего-навсего одна. Она действительно только одна. Почему Маня считала, что застегнутые днем наглухо на все пуговицы люди ночью становятся совсем другими: открытыми, свободными, с иными словами, манерами, поведением, превращаются в самих себя, в настоящих?.. Вовсе нет! Она просто принимала желаемое за действительное, она ошибалась... Человек всегда одинаков, и закрытый наглухо днем - точно такой же ночью... И наоборот... Сколько лет ей понадобилось для открытия этой простой, даже примитивной истины... Она, кажется, изобрела свой любимый велосипед. Но сложнее всего познать самое простое.

- Давай попробуем, как только приедем... - нашептывал, словно ворожил, Вовка, безошибочно и четко разгадывая ее мысли. - Тебе от меня так легко не избавиться... Не рассчитывай и не надейся! Лошадка необъезженная... Автономная республика. Нельзя прожить жизнь, задвинув все "молнии" и закрыв все замки. К ним рано или поздно найдутся ключи. Обязательно. Понимаешь, мышонок? А это маленькая награда и компенсация за твои ветреные муки. Сникерсни!

И Вовка сунул в Машкины ладони шоколадный батончик.

- Устраиваешь мне сладкую жизнь? - спросила Маша.

- Пытаюсь... Маленькие радости большой страны... Почему я был раньше такой дурак? А впрочем, всему свое время... И если бы мы с тобой все сделали раньше, в те далекие времена, нам уже ничего не осталось бы на сегодня и, наверное, ничего бы не захотелось и не понадобилось... Прямая - далеко не всегда кратчайшее расстояние между двумя точками. Часто именно между ними очень трудно провести одну прямую. Поэтому "мы все начнем сначала, любимый мой... Итак..."

- Может, и начнем. Хотя теперь уже продолжим, это точнее, - как можно холоднее заметила Маша, бросив шоколад в сумку. - Но ты обманул меня! Хорошее начало! Почему ты сказал, что твой отец умер, когда он жив и здоров и прекрасно себя чувствует в Америке?