Литмир - Электронная Библиотека
A
A

Над моей безвременной могилой — цветы, и знамена, и мужественное молчание друзей. Я все это вижу и чувствую всепрощальный закат, ветер, колышущий знамена, скупые слезы, хотя я — убита.

Нет, даже Валюхе не рассказывала я об этом. А оно жило во мне, повторяясь, обрастая подробностями, снова и снова, от начала и до конца. Граница. Скалистые горы. Тропинка над обрывом… Прощальный закат над свежим могильным холмом. Но вот друзья расходятся. И сразу становится пусто: не там, у свежего могильного холма, а во мне все меркло и скучнело. И тогда я, непонятно как, вдруг снова оживала. Ведь не обязательно погибать!

А иногда мы оказывались там вместе со Славой. Мы шли по этой узкой каменистой тропинке вдвоем. Снова гремел в горах выстрел врага, но теперь я успевала броситься вперед и заслонить собой Славу. Пуля, предназначавшаяся ему, попадала в меня. Что ж, пусть! Если надо погибнуть, я готова отдать свою жизнь для Родины. А мальчик с белой головой — пусть живет! Он такой хороший! Он лучше всех мальчиков на свете.

Колька никогда не выходил из комнатки. Он вылезал из дырки в заборе. А мы, мы словно случайно шли мимо и вдруг увидели его, останавливались.

— Здравствуй, — говорила Валя.

— Здравствуй, — говорила я.

— Здравствуй, — буркал Колька, непонятно кому из нас отвечая, и тоже останавливался. Так мы стояли и молчали некоторое время.

— А мы шли, — говорила Валя.

— Мы из школы шли, — говорила я.

Колька молчал, отводя глаза в сторону.

— Послушай, а почему ты не учишься? — говорила Валя.

— Почему ты не учишься? — говорила я. — Ведь сейчас не старое время. Сейчас все должны учиться.

— Ты, наверное, отстал, — говорила Валя, — так это ничего. Мы с тобой будем заниматься — я и Таня.

— Будем заниматься, — говорила я, — я и Валя.

Несколько дней мы прогуливались зря. Колька не показывался. Но зато потом, в один из дней, когда мы свернули на знакомую улицу, он уже сидел на заборе. Увидел нас — спрыгнул на дорогу.

— Вчера ты опять торговал, — укоризненно сказала Валя.

Колька взорвался:

— Торговал. А жрать-то надо? «Ходи в школу, — передразнивал он Валю, — не ходи на рынок». Ишь какая умная нашлась. У меня вон две сестры, такие же дуры, как ты, только поменьше. Им с утра подавай чего пожрать.

— А родители?

— Что родители? Отец помер. А мать одна, разве ей прокормить такую ораву.

Он круто повернулся и пошел, не оглядываясь. Мы его все-таки снова подстерегли. А может, и он нас ждал. Вылез. Стоит — глаза в сторону.

— Ну иди работать, — говорит Валя.

— У меня брат на «Арсенале» работает, я с ним поговорю, чтобы он тебя устроил. Ну, хочешь?

— У меня отец, — говорю я.

Но Колька будто не слышит меня.

— А кто он — твой брат, что он меня устроить может? Директор или повыше? — не без ехидства спрашивает он Валю. — Ах, главный подметала.

Но потом он все же сдается.

— Ну, ладно, веди меня к своему брату. Пусть устроит, если не врешь!

Но пошли мы не к Ваянному Яшке. Я рассказала о Кольке отцу, и он сказал:

— Пускай приходит, что-нибудь придумаем. Сколько ему годов, говоришь?

Годами Колька еще не вышел — ему не было даже пятнадцати, но раз мой батька обещал — значит, придумает!

После того случая, когда Сережка Крайнов отказался петь в хоре, авторитет нашего командира был подорван. Тут ему все припомнилось.

— Чуть что, ты кричишь, — говорила Сима.

— А меня он назвал дурой. Девочки, он меня дурой назвал! — возмущалась Люська.

— А что же ты умная, что ли? — огрызался Сережка. И хотя умной Люську никто не считал, девчата разозлились:

— А еще командир!

— Ну и что ж, что командир. Могу и не быть, если не хотите!

Через некоторое время Сережку и вправду лишили звания командира. Против голосовала одна Валя. Валя сказала — Сережка погорячился и должен извиниться, а командир он хороший и преданный делу. И как это моя Валюха решилась выступить против всех! Ребята с Валей не согласились. Сережку переизбрали. Командиром отряда был выбран Слава.

В это время мы готовились к вечеру. Вечера мы обычно проводили к каждому празднику: первомайский, октябрьский, годовщина Парижской коммуны, день солидарности женщин. «Только Новый год не праздновали. Это ведь не революционный день. Да и вообще какой это праздник — от рождества Христова? Только какие-нибудь отсталые могут его праздновать, да еще елки наряжают, украсят разноцветными бусами дерево и пляшут вокруг него как дикари», — сказал Сережка Крайнов. Но наверное, еще немало было на свете отсталых людей, потому что многие тащили елки, и возле Севбаза вся площадь была усыпана ветками и хвойными иглами. Мама зачем-то послала меня к Макарьихе, кажется, попросить сито. Я вошла, и на меня сразу же пахнуло густым смолистым запахом, как в лесу. В ведре с водой стояла островерхая елочка. А на ней блестящие красные, синие, зеленые стеклянные шары, такие тоненькие, что казалось, дотронься — зазвенят, золотые и серебряные орехи — Машутка, правда, потом сказала мне, что это не настоящие орехи, а одни скорлупки. А вверху на самой макушке елки висели два ангела — такие хорошенькие, что я хотя и знала прекрасно — никаких ангелов на самом деле не существует, но все же засмотрелась на них и совсем позабыла, зачем пришла.

По городу в это время стали ходить слухи про разные чудеса. Рассказывали — на одной церкви обновились купола. Многие подтверждали: своими глазами видели, купола были темные, а теперь сияют золотым блеском, как новенькие. Христофор Иннокентьевич объяснил нам, конечно, это никакие не чудеса, просто в воздухе произошла химическая реакция. Мы тоже можем при помощи некоторых химических веществ обновить металл. Сначала мы хотели показать это у себя в школе, а потом раздумали. Наши ребята ведь и так в чудеса не очень верят, другое дело позвать гостей — жителей поселка и устроить все на глазах зрителей. Но в школу гостей не очень позовешь, зал у нас маленький, ребята в нем и то не помещаются во время наших вечеров. Вот если в клубе «Арсенала»!

Когда мы пошли в заводской комитет комсомола договариваться, чтобы нам предоставили клуб, там предложили провести этот вечер совместно. Мы обрадовались. Уж очень трудно да страшно было нам браться за такое дело одним.

А вместе с заводскими комсомольцами — совсем другое дело.

И тут Валюха написала, наконец, пьесу. Получилось хорошо. Встречаются старушки и начинают рассказывать друг дружке про чудеса. А потом появляется волшебник.

— Ну вот, а ты меня ругала, — сказала я Валюхе.

Будут и другие выступления: хор и танцоры. Машутка с Валиной Нюрой спляшут казачка, хоть они еще и малолетки, но прибились к нашему отряду. Не гнать же их.

Несколько дней мы просидели, заготовляя пригласительные билеты.

— Моя мама пойдет, — объявила радостная Валюха, вбегая к нам, — мама страсть любит, когда представляют. А вы, тетя Саша, пойдете?

— Пойду, — сказала моя мама, — пойду.

— И я пойду, — вылез из-за занавески, за которой он отдыхает после ночной смены, отец. — Что ж это вы меня не приглашаете. Ну-ка, где мой билет? — Мы с Валей одновременно вытащили билеты и предложили отцу выбрать.

А потом к нам прибежала испуганная Машутка:

— Бабка тоже на вечер идет! Как же я теперь плясать буду? И кто ей только билет дал? Что, если она меня там увидит на сцене? Она говорит: никаких пионеров — все косы выдеру. Может, мне не плясать?

— Как тебе не стыдно? — укоряла ее Валя. — Настоящие пионеры — они жизни не жалели, а ты: «косы», «не плясать». Для чего мы тебе костюм шили?

На вечер мы решили идти торжественно, в строю, со знаменем, горном и барабаном. Знамя нам дали в райкоме, еще тогда, когда нас приняли в пионеры, горн — тоже. А барабан где-то достал Сережка. Был барабан не новый, но нас это нисколько не смущало. Мы все по очереди стукали его в тугой живот, он звонко гудел от каждого прикосновения: и в школе несколько дней стоял непрерывный барабанный бой.

15
{"b":"134009","o":1}