— Ты видишь Марианнелунд? — крикнул Эмиль.

— Нет! — крикнула сестренка Ида. — Только Леннебергу!

— А-а, только Леннебергу… Спустить тебя? — крикнул Эмиль.

— Нет, еще не надо! — крикнула Ида. — На Леннебергу отсюда тоже интересно смотреть… Ой, гости едут!

И в самом деле, гости так и повалили. Вскоре весь двор был уже запружен колясками и лошадьми, а люди двинулись к дому. Впереди всех шагала важная фру Петрель. Она не поленилась приехать из Виммербю, чтобы отведать пирога мамаши Альмы. Фру Петрель, дородная, величественная, в шляпе с перьями, выглядела как настоящая дама.

Фру Петрель с удовольствием оглядывалась по сторонам. Хутор был сейчас и вправду очень красив: ярко освещенный солнцем дом, окруженный цветущими яблонями и сиренью. И все выглядело так празднично! Может быть, из-за флага? Да-да, флаг был поднят, это она видела, несмотря на свою близорукость.

Флаг! Вдруг фру Петрель застыла в растерянности. Что творят эти Свенсоны, просто уму непостижимо!

Как раз в эту минуту папа Эмиля вышел наконец из коровника, и фру Петрель крикнула ему с возмущением:

— Как это понять, Антон? Почему вы подняли не наш шведский флаг, а "датчанина"?

Рядом стоял Эмиль. Он не знал, что это за штука такая — "датчанин".

Он и понятия не имел, что так называется красно-белый флаг Дании — страны, где живут датчане. Зато он хорошо знал, что красно-белое пятно на верхушке флагштока вовсе не "датчанин".

— Ха-ха-ха! — рассмеялся Эмиль. — Да это же просто сестренка Ида!

И сестренка Ида, болтаясь наверху, тоже смеялась.

— Хи-хи-хи, это просто я! — крикнула она. — Я вижу всю Леннебергу.

Но папа Эмиля не смеялся. Он тут же опустил Иду вниз, и тогда она сказала:

— Хи-хи, мне еще ни разу не было так весело, как там, наверху… Разве только когда Эмиль купал меня в морсе.

Она вспомнила вот что: как то раз Эмиль играл с ней в индейцев и окунул ее в огромную лохань с давленой брусникой, чтобы она стала краснокожей, как и положено индейцам.

Да, Эмиль видел, что Ида очень довольна. Однако никто его за это не поблагодарил. Напротив! Папа грубо схватил его за руку и потащил прочь.

— Что я говорила! — воскликнула Лина, когда увидела, что папа тащит Эмиля к сараю. Там его обычно запирали в наказание за шалости.

Эмиль кричал, плакал, протестовал.

— Она ведь сама хотела увидеть Ма… ри… аннелунд! — всхлипывал он.

Эмиль считал в ту минуту, что его папа очень несправедливый человек. Ведь никто никогда не говорил ему, что нельзя показывать Марианнелунд сестренке Иде. И не его вина, что дальше Леннеберги она ничего не увидела.

Эмиль плакал, только пока папа не запер за собой дверь сарая.

Оставшись один, он сразу утешился. Собственно говоря, сидеть в сарае было совсем не скучно. Тут валялось много чурбачков и дощечек, из которых можно было мастерить разные вещи. Всякий раз, когда Эмиля запирали в сарае после очередной шалости, он вырезал из подходящего брусочка какую-нибудь смешную фигурку. У него их набралось уже пятьдесят четыре штуки и, судя по всему, скоро должно было стать гораздо больше.

— Плевать я хотел на их дурацкий пир, — сказал он себе. — Пусть папа сам подымает флаг, если ему угодно. Вот сделаю сейчас нового человечка, а потом все время буду злиться.

Но, по правде сказать, Эмиль знал, что его скоро выпустят. Его никогда не запирали в сарай надолго.

"Выходи, но только если ты как следует подумал о том, что ты наделал, — обычно говорил при этом папа. — И смотри, чтоб такое больше не повторялось!"

Ну, в этом Эмиля трудно было упрекнуть — он редко повторял свои шалости, потому что всегда придумывал что-нибудь новенькое.

Итак, он сидел в сарае, резал из чурбачка очередную фигурку и думал о том, как он поднял на флагшток Иду вместо флага. Но оба эти занятия скоро себя исчерпали, потому что человечков он резал умело и быстро, а долго думать было не в его привычке.

Короче, ему захотелось выйти из сарая. Но родители со своими гостями, видно, совсем позабыли про него. Он ждал, ждал со все возрастающим нетерпением, но никто не приходил. Тогда Эмиль решил, что ему надо как-нибудь выбираться самому.

Может, через окно?

"Наверное, это не так уж трудно", — подумал Эмиль. Правда, окно находилось очень высоко, но он легко добрался до него по сваленным в груду доскам.

Эмиль открыл окно — он хотел из него выпрыгнуть. Но, выглянув, увидел под самым окном заросли крапивы. Прыгать прямо в крапиву ему не улыбалось. Эмиль уже как-то раз это проделал, просто так, чтобы узнать, каково это, и повторять опыт охоты не было.

— Я ведь не сумасшедший, — сказал себе Эмиль. — Найду и другой способ отсюда выбраться.

Если бы ты когда-нибудь побывал на таком хуторе, как Катхульт, ты бы удивился, как тесно там расположены разные хозяйственные постройки. Только войдешь во двор, сразу хочется играть в прятки.

В Катхульте были не только конюшня, коровник, свинарник, курятник и овчарня, но еще и множество каких-то амбаров и сарайчиков. Была, например, коптильня, где мама Эмиля коптила колбасы, и прачечная, где Лина стирала белье. И совсем рядом стояли два сарая: один — дровяной, где был заперт Эмиль, другой — кладовая для продуктов.

По вечерам Эмиль часто играл с сестренкой Идой в прятки между всеми этими постройками. Только, конечно, не там, где росла крапива.

Но сейчас Эмиль ни во что не мог играть, потому что был заперт и не решался выпрыгнуть в окно из-за зарослей крапивы.

Эмиль задумался, потом еще раз огляделся. И тут он заметил, что окно в кладовой открыто. Ему сразу пришла в голову хорошая мысль: просунуть доску между окнами, это нетрудно, а по ней он проберется в кладовую. Право же, он устал сидеть в дровяном сарае, да к тому же и здорово проголодался.

Эмиль не из тех, кто долго раздумывает. Вмиг доска лежала как надо, и Эмиль пополз. Ему было, честно говоря, довольно страшно: доска оказалась слишком узкой, а он сам — слишком тяжелым.

— Если не упаду, отдам моего Петрушку Иде, честное слово, — прошептал Эмиль, стараясь удержать равновесие.

Доска трещала и прогибалась, а когда он поглядел вниз и увидел высокую крапиву, то испугался и покачнулся.

— Помогите! — крикнул Эмиль, теряя равновесие.

Он повис на руках и, казалось, вот-вот сорвется прямо в крапиву, но в последнее мгновение ему все же удалось обхватить доску ногами и кое-как снова на нее взобраться. Он пополз дальше и уже без особого труда добрался до кладовой.

— Да это легче легкого! — произнес Эмиль с некоторой досадой. — Но все же я отдам, конечно, моего Петрушку Иде… скорее всего, отдам… Но только не сегодня. Он все равно уже обтрепался… Ну, я еще успею это решить!

Он с силой толкнул доску, она исчезла в окне дровяного сарая и с грохотом свалилась на остальные доски. Эмиль был очень доволен собой — во всем должен быть порядок. Он кинулся к двери — она оказалась запертой.

— Так я и думал! — вздохнул Эмиль. — Но скоро они придут, чтобы взять еще колбасы, и тогда я вылечу отсюда пулей.

Эмиль принюхался. В кладовой так вкусно пахло! Он огляделся. Вот это да! Сколько здесь всякой еды! Под потолком висят копченые окорока, в углу — ларь для хлеба, полный румяных караваев, а рядом — стол, уставленный желтыми сырами и глиняными крынками со свежесбитым маслом. За столом — деревянный чан с соленой свининой и огромный шкаф, куда мама ставит бутылки с малиновым сиропом, банки с маринованными огурцами, с грушевым джемом и земляничным вареньем. А на средней полке лежат домашние колбасы.

Эмиль любил колбасу, что правда, то правда.

Пир на хуторе был в полном разгаре. Гости уже выпили кофе со сдобными булочками. Теперь они сидели и ждали, пока снова проголодаются, чтобы приняться за грудинку, за селедочный салат и за все остальное, что им приготовили.

И вдруг мама Эмиля воскликнула:

— Ой, да мы ведь забыли про Эмиля! Он уже так давно сидит взаперти!