— Ну и наплевать, — обиженно заявил Эмиль. — Тем хуже для них. Они рискуют вообще никогда со мной не познакомиться.
— И со мной тоже, — подхватила Ида.
Сперва было решено оставить дома Лину, чтобы она присмотрела за детьми. Но Лина с раннего утра канючила, все твердила, что ей надо проведать мать, которая живет неподалеку от Скорпхульта. Лина, видно, сообразила, что раз они все равно едут в ту сторону, ей стоит этим воспользоваться и прокатиться на санях.
— Пусть едут, — сказал Альфред, — за детьми и я могу присмотреть. Еды полно, а я послежу, чтобы они не играли со спичками. Будьте спокойны, глупостей я им делать не позволю.
— Но ты же знаешь, как с Эмилем трудно. За ним нужен глаз да глаз, — сказал папа и помрачнел. Но мама тут же возразила:
— Да что ты, Эмиль прекрасный мальчик! И уж сегодня он во всяком случае не будет шалить, потому что сегодня праздник. Не ной, Лина, ты поедешь с нами!
На том и порешили.
Альфред, Эмиль и Ида стояли у кухонного окна и глядели вслед саням, пока они не скрылись за поворотом дороги. И тогда Эмиль на радостях подпрыгнул, как козлик.
— Ура! Теперь мы повеселимся! — воскликнул он.
Но тут Ида указала пальчиком на дорогу и сказала:
— Смотрите, вон идет Стулле Йоке.
— Да, странно, — удивился Альфред. — Что же это там у них случилось?
Дело в том, что Командирша не разрешала Стулле Йоке выходить из приюта. Она уверяла, что в голове у него от старости уже все путается и его нельзя выпускать одного.
"Он заблудится, это точно, — говорила Командирша. — А мне некогда за ним бегать, искать его".
Но дорогу в Катхульт Стулле Йоке все же нашел и вот теперь шагал по ней, да так шустро — седые пряди так и развевались вокруг его головы. Несколько минут спустя он уже стоял на пороге кухни и тяжело вздыхал.
— Нам не досталось ни кусочка окорока, — выпалил он, едва успев перевести дух. — И колбасы мы даже не понюхали. Командирша все взяла себе.
Больше он не смог произнести ни слова, потому что горько заплакал.
Тут Эмиль разозлился, да так разозлился, что Альфред и Ида прямо не решались на него взглянуть. В глазах его вспыхнул недобрый огонь.
— Подать мне сюда Командиршу! — крикнул он не своим голосом. — Где мой ружарик?
Альфред по-настоящему испугался.
— Прежде всего успокойся! — сказал он. Так злиться просто опасно.
И Альфред, ласково похлопывая своего старенького прадедушку по спине, стал утешать его и расспрашивать, почему ж это Командирша так гадко поступает. Но Стулле Йоке был настолько расстроен, что не мог успокоиться, и все твердил одно и то же.
— Нам не досталось ни кусочка окорока. И колбасы мы даже не понюхали. Табак мой я тоже не получил, — всхлипывал он.
Но тут Ида снова указала на дорогу.
— Глядите, а вон и Тумбочка идет, — сказала она.
— Это она за мной, — сказал Стулле Йоке и затрясся всем телом.
Тумбочкой прозвали маленькую, проворную старушку, которую Командирша обычно посылала в Катхульт, как только исчезал Стулле Йоке. Он иногда тайком уходил на хутор, потому что там ведь жил Альфред, его правнук, а мама Эмиля была очень добрая и встречала его всегда приветливо.
Тумбочка рассказала все по порядку: Командирша поставила корзину с гостинцами в шкаф на чердаке, потому что там было холодно. Но когда она поднялась туда, чтобы достать продукты на ужин, то обнаружила, что не хватает одной маленькой колбаски, и пришла в бешенство.
— Ходила среди нас, как волк в овчарне, и все рычала, — сказал Стулле Йоке.
И Тумбочка подтвердила, что так оно и было, и продолжала свой рассказ:
— Командирша потребовала, чтобы тот, кто взял колбасу, немедленно признался в этом страшном грехе. "А если никто не признается, то я вам устрою такой праздничный ужин, что не обрадуетесь!" — пригрозила она. И так оно и было, — продолжала Тумбочка. — Потому что, как Командирша ни кричала, все равно никто не признался, что взял колбасу. Некоторые старики даже считают, что Командирша нарочно все подстроила, чтобы оставить себе все угощение. А когда она узнала, что Стулле Йоке отправился на хутор жаловаться, она совсем рассвирепела и велела мне немедленно привести его назад. Так что нам лучше пойти, Йоке, — закончила свой рассказ Тумбочка.
— Да, дедушка, — поддержал ее Альфред, — мне очень жаль, но что делать? Придется тебе идти.
Эмиль молчал. Он сидел на сундуке и скрежетал зубами. Еще долго после того как ушли Йоке и Тумбочка, он продолжал сидеть в той же позе. Казалось, он о чем-то думает. В конце концов он стукнул кулаком по сундуку и сказал:
— Я знаю одного человека, который собирается устроить пир! Пир на весь мир!
— Кто же это? — поинтересовалась Ида. Эмиль снова стукнул кулаком по сундуку.
— Я! — сказал он. И объявил, что собирается устроить пир, о котором долго будут говорить в Леннеберге, потому что на него будут приглашены все, кто живет в приюте для бедных. — И мама будет только рада, — добавил Эмиль.
— А папа? — спросила Ида.
— Хм, — промычал Эмиль. — Но все равно это же не озорство.
Он умолк и снова задумался.
— Как их вывести из дома? — размышлял он вслух. — Тут нужна какая-то хитрость. Пошли, попробуем!
Тем временем Командирша прикончила и окорок, и колбасу, и весь студень, а потом расправилась и с пряниками. Нюхательного табака, посланного для Стулле Йоке, тоже ни понюшки не оставила. Она сидела одна на чердаке и была настроена весьма мрачно, как это обычно бывает, когда знаешь, что поступил дурно, да к тому же съел слишком много. Идти вниз, к остальным, ей не хотелось — они хоть и не скажут ни слова, но будут вздыхать и глядеть на нее с укоризной. Но не могла же она весь день просидеть на чердаке!
Тут она услышала, что стучат во входную дверь, и быстро спустилась по лестнице, чтобы поглядеть, кто же это пришел.
В сенях стоял Эмиль. Эмиль с хутора Катхульт. Командирша, конечно, испугалась, она подумала, что Стулле Йоке или Тумбочка пожаловались и Эмиль пришел узнать, что случилось. Но Эмиль только вежливо поклонился и спросил:
— Скажите, пожалуйста, я не оставил здесь перочинного ножика, когда приходил в прошлый раз?
Подумай, до чего Эмиль был хитер! Перочинный нож лежал у него в кармане, и Эмиль прекрасно знал, что он там лежит. Но ему надо было найти предлог для своего прихода, вот он и спросил про нож.
Командирша заверила его, что не видела никакого ножа. И тогда Эмиль спросил:
— Ну а колбаса была вкусная? А студень? А пряники? Командирша опустила глаза и стала почему-то внимательно разглядывать свои башмаки.
— Конечно, конечно, — проговорила она торопливо, — твоя дорогая мамочка не забывает на своем хуторе про нас, бедных. Сердечно поблагодари ее!
И тут Эмиль сказал то, ради чего пришел, но сказал как бы только потому, что к слову пришлось, так, между прочим:
— Мама и папа уехали в гости в Скорпхульт. Командирша воодушевилась:
— Как, сегодня в Скорпхульте гости? А я и не знала! "Знала бы, давно бы уж там была", — подумал Эмиль. Когда на каком-нибудь хуторе бывал праздник, то с утра пораньше в дверях кухни появлялась Командирша и ни за что не уходила пока ей хоть чего-нибудь не перепадало. Особенно она любила сырные пироги, это все знали.
— Там будет много сырных пирогов. Я слышал, целых семнадцать штук! Вот это да! — сказал Эмиль. — Ешь — не хочу.
Эмиль, конечно, не мог знать, сколько сырных пирогов будет в Скорпхульте. Да и врать не хотел, просто сказал наугад.
Сказал и ушел. Свое дело он сделал. Он знал, что через полчаса Командирша будет уже на пути в Скорпхульт.
И поверь, Эмиль не ошибся. Он притаился с Альфредом и сестренкой Идой за поленницей и видел, как Командирша, закутавшись в свой самый толстый шерстяной платок, вышла с сумой под мышкой. Она зашагала в сторону Скорпхульта. Но можно ли было предугадать, что она сделает? Уходя, она заперла дверь дома и положила ключ к себе в карман, представляешь? Вот что она сделала! Теперь все эти бедняги были как в тюрьме, и Командирша, видно, считала, что так оно и должно быть. А ну-ка, Стулле Йоке, попробуй пискнуть! Знай, у кого здесь власть, кто хозяин. С Командиршей шутки плохи!
