— Ладно. Второй вопрос. Выходите ли вы на улицу днем?
— Вы смеетесь надо мной. О чем вы вообще думаете? Я что, похож на обгорелый остов? Да, однажды я допустил ошибку. Прошлой зимой. Я оставался на ярком дневном свету ровно полчаса. Весь покрылся волдырями, даже под одеждой. Мне пришлось прятаться три ночи. Моя кожа местами просто облезла клочьями. Нет. Я не выхожу на улицу при свете солнца. Закат — вот заря для таких, как я.
— Вопрос третий: сколько вам лет?
— Этой осенью исполнится двадцать два. По сути, на будущей неделе. Полагаю, я буду жить вечно, но началось это у меня примерно шестнадцать месяцев назад.
— Вопрос четвертый…
— Погодите минутку…
— Вопрос четвертый…
Я подождала, но он не стал перебивать меня снова. Только смотрел этими скорбными темными глазами.
— Вы добываете и пьете человеческую кровь? Насыщаетесь ею?
— Да. Вы уже знаете, поскольку именно этому только что помешали — добыть и выпить кровь, чтобы насытиться ею.
— Вопрос пятый…
Он вздохнул — ничего более.
— Вы едите или пьете что-либо кроме этого?
— Нет. О, вода годится — или бокал вина. Даже пиво или лимонад. Похоже, жидкости вполне усваиваются. Больше ни на что я не отваживаюсь.
— Так что ваша последняя настоящая трапеза происходила…
— Шестнадцать месяцев назад. И меня сразу же вырвало.
— Значит, кровь — ваше единственное пропитание. Что подводит нас к шестому вопросу: как часто вы это делаете?
— Раз в неделю — это в среднем. Я могу продержаться без крови месяц, если придется, но когда я воздерживаюсь — я только о ней и способен думать.
— Похоже на развлечения с так называемыми рекреационными наркотиками?
— Понятия не имею, — холодно отрезал он. — Никогда их не пробовал.
— Прекрасно. Вопрос седьмой: вы меняете облик? Я имею в виду, способны ли вы казаться чем-то иным, скажем, животным или даже неодушевленным предметом?
— Да, — ответил он почти смущенно, как если бы хвастался, сам того не желая. — Главным образом я принимаю облик волка. Но однажды я… я вроде как превратился в телефонную будку.
Я расхохоталась — ничего не могла поделать.
— А кто-нибудь пытался… зайти внутрь и позвонить?
Он усмехнулся. О, усмешка у него тоже оказалась красивой.
— Да. Но ему не удалось открыть дверь.
— Вопрос восьмой: доводилось вам когда-нибудь убивать, Ангел? — Я вернула нас в суровую реальность.
— Боже мой, нет. Нет. Я не… я осторожен. Достаточно плохо уже быть… тем, чем я являюсь. Я не хочу становиться еще и убийцей.
Точно не знаю, когда именно я встала со скамейки, но теперь мы уже оба стояли.
— Тогда вопрос девятый, — сообщила я. — И последний. Как вы узнали, что стали вампиром?
— Как я?.. Послушайте, я и прежде подозревал, что мы, то есть вся моя семья, предрасположены к этому генетически. Я думаю, что дело именно в генах. Как в некоторых семьях по наследству передаются рыжие волосы или какая-нибудь особенная аллергия… Я знаю, как это обычно бывает в книгах и фильмах. Кто-нибудь делает это с тобой, пьет твою кровь и превращает тебя в вампира, в себе подобного. Ничего такого не было. Я говорил, моя тетя… я догадался, что она… она была вампиром. Просто со стороны казалось, что она сумасшедшая. И любая ее странность списывалась на это: боязнь солнечного света, отказ от еды, все такое. К тому времени, как я все это связал, она уже была два года как мертва. И она оставила мне наследство, как будто знала, что я окажусь таким же. И вот я все это сопоставил, но поначалу не поверил. Я говорил, я хочу — то есть хотел стать писателем. Поэтому я начал писать об этом, о моей жизни, какой она была бы, окажись я вампиром. Я пытался в этом разобраться.
Затем на какой-то вечеринке в Манхэттене я встретил девушку. В одном журнале она прочла мой довольно мрачный рассказ и захотела разыграть его со мной по ролям. Я испугался, но когда я испуган — мне просто приходится сделать то, чего я боюсь, чтобы доказать самому себе, что я это могу. И мы это сделали. Я не причинил ей вреда. Мне важно, чтобы вы это поняли. Она наслаждалась каждой минутой, и потом мне было действительно непросто избавиться от нее. Но для меня что-то переменилось. Когда я выпил крови, я как будто… — он помедлил, рассматривая озеро и луну, — как будто нашел что-то в себе самом, встретился с тем, кто я есть в действительности. И я оказался вовсе не тем, кем всегда себя считал. Оказался кем-то не так чтобы лучше прежнего, но более уместным в этой жизни. Я вышел из квартиры, и все это: улица, город — казалось живым, и я чувствовал себя живым, как никогда прежде до той поры. Вы понимаете? Я не могу этого объяснить. Я умею писать слова, использовать их, заставлять их работать. Но в этом случае я не могу подобрать слов. Как будто я вышел наружу — не из комнаты, а из темной пещеры. Весь мой мир был лишь пещерой — но теперь зажегся свет, и истинный мир окружал меня снаружи и был внутри меня. И это теперь навсегда.
Итак, я ответил на все ваши вопросы, и теперь, полагаю, ваш замечательный отец и его люди прибудут и прикончат меня. Верно, Лел? Вот только это имя на карточке все же ложное. Лишь это меня озадачивает. Не должно ли там стоять Энтони Ван Хельсинг?
Я покачала головой.
— О нет, определенно не должно. Там, на карточке, наша фамилия. И моя тоже.
Он смотрел на меня с недоумением, и в облике его сквозили печаль и готовность встретить некую ужасную и кровавую вампирскую смерть — он уже будто видел все эти заостренные колья, селян с пылающими факелами, намеренных сжечь его заживо.
Должно быть, именно поэтому мне сразу же захотелось защитить его и крепко обнять.
Но, как бы там ни было, он тут же рассмеялся снова — совершенно иным, бархатистым смехом — и исчез. Вместо него передо мной очутился крупный черный волк, ростом с мастифа, и глаза его горели, словно рубины. Казалось, волк тоже смеется. Но в следующую же секунду он уже отпрыгнул прочь, метнулся вдоль берега озера и скрылся между деревьев.
И каков мой следующий ход? Я осталась стоять на месте, чертыхаясь про себя.
Я не сомневалась, что направляется он не в дом и не в город. Он не просто сбросил человеческий облик — он исчез из жизни каждого, кто знал его в последнее время. Не сомневаюсь, что он рассказал мне чистую правду, а я своими искусными уловками загнала его в угол и все испортила. Я его потеряла. И хуже того, из-за меня он сам потерял единственный шанс жить свободно и благополучно в этом безумном мире, который он как следует разглядел лишь шестнадцать месяцев назад. Ох, Лел! Умная, хитрая, самодовольная, всезнающая — бестолковая чертова тупица Лел.
Мой отец — врач. Он имеет дело с болезнями души и тела. Пациенты его бесконечно разнообразны. Он действительно мастер своего дела.
По его собственным словам, он занялся этой работой после того, как сумел вылечить себя самого и своего родственника от довольно-таки тяжелого, пагубного психического заболевания. Его имя, причем настоящее, — тема для отдельного разговора, но, как оказалось, оно чаще вызывает веселое изумление, чем выдает истину. Это похоже на ту штуку с маскировкой, о которой я уже упоминала.
Вампиризм — не болезнь. Это не одержимость, не злое заклятие и не происки дьявола. Это очередная ступень на пути эволюции, поскольку человек как вид эволюционировал, и процесс продолжается. Супермен, Бэтмен — они уже среди нас. Если они не торопятся заявить о себе вслух — станете ли вы их винить? Вампиры, или те, кого стали называть вампирами (слово, кажется, пришло к нам из древнетюркских языков и означает что-то вроде колдуна), — еще одна разновидность этой эволюционирующей сверхрасы, о представителях которой мы читаем в книгах и смотрим в кино, но едва ли ожидаем обнаружить их рядом с собой в вагоне метро.
Вампиры таковы: они взрослеют, но очень долго остаются молодыми — порой веками. Они не нуждаются в еде и питье, хотя могут понемногу есть и пить, если захотят. Вкус чужой крови может вызвать у них осознание себя и своей сущности, но только потому, что они уже приняли эту мысль. То есть они считают, что так будет, и так оно происходит. И, по сути, если им удается осознать правду без насилия и грабежа, они осознают ее лучше и полнее, к тому же с куда меньшим ущербом для себя самих. Представьте себе это так: они алчут крови лишь потому, что в какой-то мере полагают себя вампирами. То есть пить кровь не обязательно. Необходимо лишь взглянуть правде в лицо.
