- Давай, подъем. Опыт подсказывает, что если есть гора, значит, найдется и пещера.

И он оказался прав, хотя я с гораздо большим удовольствием осталась на дневку в лесу. Пещера была достаточно глубокой, чтобы защитить от солнца и довольно-таки вместительной. Изнутри камень выглядел почти обычно, легкий красноватый оттенок на сколах не в счет. Но сама атмосфера… я затылком чувствовала всю ненадежность многотонной глыбы, я почти слышала, как потрескивает, оседая камень, как молниями расползаются трещины, разламывая розовую плоть горы, и как она урчит не то от боли, не то в предвкушении добычи.

Это все мерещится, от усталости. Нужно хорошо отдохнуть, тогда и глупости всякие в голову лезть перестанут.

Стоило закрыть глаза, и я провалилась в сон, вязкий, розовато-бурый, то ли лабиринт, то ли стремительно каменеющее болото, выбраться из которого невозможно. Я барахтаюсь, тону, падаю в трещины и задыхаюсь под тоннами камня.

Просто задыхаюсь. Наяву. Жесткая ладонь зажимает рот, когти больно впиваются в кожу, вес чужого тела придавливает к земле, а вторая рука, наглая, раздирает рубашку.

- Тише, кисуля, расслабься… все будет хорошо…

Вальрик

Днем в горах еще более красиво, чем ночью: небо светлое-светлое, почти белое, воздух до того холодный, что дышать невозможно. Солнечные лучи скользят по ледяным вершинам, а Саммуш-ун на фоне этого великолепия выглядит несколько жалко, Саммуш-ун принадлежит ночи, а днем отгораживается от мира плотными шторами и железными ставнями. Блеклые стены и жутковатого вида башни, переплетенные в невероятный узел, выложенный черными плитами коридор и пропасть, отливающая лиловым бархатом. Так и хочется протянуть руку и потрогать, убедится, что там не ткань, а лед и камень.

А еще день принадлежал людям, вампиры не выносят солнечного света… скоро он тоже станет… или не станет?

Выбор. Сегодня нужно дать ответ, а он так ничего и не решил. Вообще появилась дикая мысль подбросить монетку, пусть судьба подскажет, но вот беда, монетки в карманах не нашлось, а возвращаться в замок Вальрику не хотелось. Очень уж день хороший… светлый.

Скрипнула дверь, и тонкое полотно снега заскрипело под ногами. Наверное, Кхимар, опять благодарить станет, а у Вальрика не то сейчас настроение, чтобы благодарности выслушивать. Сказать что ли, чтобы ушел?

Лень.

- Господин?

Нет, не Кхимар - Илия. Что ей надо?

- Господин… вы, наверное, замерзли? Идемте в дом, господин, вам отдыхать надо, - узкая ладошка касается руки Вальрика и тут же отдергивается. Боится? Да, но кроме страха есть кое-что еще… запах незнакомый… приятный…

- Пойдемте, господин, - Илия протягивает руку. Пальцы покраснели от холода, а тонкое серебряное колечко выглядит вызывающе дешевым. - Пойдемте.

Не подчиниться этому голосу было невозможно.

Вальрик и не понял, как они оказались в его комнате, и почему Илия в таком виде… распущенные волосы, длинная рубашка, слишком прозрачная, чтобы оставаться равнодушным. Ее ладонь, все еще холодная, но такая живая, скользит по щеке. И странное дело, это прикосновение остужает.

- Зачем?

- Что? - ее ресницы вздрагивают, а в глазах непонимание. Вальрик и сам не очень-то понимает, в чем дело, просто… неприятно. Неправильно.

- Зачем ты делаешь это?

Щеки вспыхивают румянцем, Илия прижимает к лицу ладони, словно пытаясь спрятать этот предательский румянец.

- Я… вы… господин… я не хотела причинить вам вред… я виновата, господин, я… сделаю все, что захотите, господин.

Вальрик постепенно приходил в себя, и с каждой минутой на душе становилось все более мерзко. Илия стоит, виновато опустив голову, хотя она как раз-то и не виновата.

- Кто тебе приказал… сказал… в общем, кто тебя на это надоумил?

- Д-дедушка, - теперь горели не только щеки, но и уши.

Значит, Кхимар, старый хитрец, решил таким вот образом благодарность изъявить. Господи, ну до чего же мерзко.

- П-простите… п-пожалуйста… - Илия всхлипнула. - Он не хотел вас разозлить, он сказал, что вы пострадали из-за меня, что меня могли не только выслать из замка, но и казнить, что вы были так добры, чтобы заступиться за меня и…

- Перестань!

- И что Повелитель изменил решение только благодаря вашему заступничеству, что вы, наверное, скоро тоже… изменитесь. - На последнем слове Илия споткнулась и замолчала. Она была такой близкой, горячей, послушной… в конце концов, она ведь сама пришла, Вальрик ни о чем не просил. Так зачем отказываться? Она больше не дрожит, смотрит исподлобья, но взгляд не испуганный, а… вызывающий?

Ее руки гладят волосы, поглаживают царапины на лице, шею… расстегивают рубашку… нельзя же так.

- Уходи.

Она смеется и мотает головой, светлые волосы шелковыми прядями скользят по коже, Илия чуть прикусывает мочку уха и шепчет.

- Никогда, господин…

- Почему?

- Вы же победили… вы сильнее, значит, лучше… и…

Она говорила это совершенно искренне, и Вальрик не нашелся, что ответить, да и не нужен был ответ.

Илия ушла, когда он спал, точнее, притворялся спящим. Он слышал, как она встает, собирается, идет к двери… наверное, нужно было остановить или хотя бы сказать что-то на прощанье, но Вальрик совершенно не представлял, что следует говорить в подобных случаях. Притвориться спящим куда как проще.

Хлопнувшая дверь и легкое поскрипывание половиц. Теперь можно открыть глаза, тело лениво и расслаблено, а на душе по-прежнему не спокойно. И дело отнюдь не в Илии, дело в том, что время почти вышло, а Вальрик так ничего и не решил.

Посоветоваться бы…

Рубеуса Вальрик нашел в библиотеке, что было несколько неожиданно, поскольку прежде Рубеус не проявлял интереса к книгам. А Вальрику здесь нравилось, единственное место в доме, которое не отталкивало его. Здесь не было той вызывающей роскоши, которой отличались прочие комнаты Саммуш-ун, тяжелая тишина, запах пыли и бумаги, немного резковатый свет и уютные тени в углах. Здесь почти так же спокойно, как в заброшенных комнатах.

- Вечер добрый.

- Добрый, - отозвался Рубеус. Тон не слишком дружелюбный, впрочем, на дружелюбие Вальрик не слишком-то рассчитывал. Плевать на дружелюбие, ему совет нужен. На то, чтобы прояснить суть вопроса ушло гораздо меньше времени, чем предполагал Вальрик. Рубеус слушал молча, внимательно, но вместе с тем как-то отвлеченно, взгляд его скользил по книгам и разложенным на столе бумагам, и Вальрик не мог отделаться от впечатления, что на самом деле Рубеусу все равно, что случиться с Вальриком. Возможно, так оно и есть, Рубеус-вампир сильно отличался от Рубеуса-человека.

Ну до чего ж все сложно, из головы не идет Илия… до чего же не вовремя, у него совершенно нет времени думать об Илии, он и с собой-то не знает, что делать.

Соглашаться или нет?

- Нет, нет и нет! - Рубеус был категоричен - Речи быть не может, понятно? Я даже думать тебе запрещаю, понятно?

- Но почему? - Вальрик, конечно, предполагал, что Рубеусу вряд ли понравится идея, но настолько резкой реакции не ожидал.

- Потому. Выбрось из головы и все.

Нет, не все, далеко не все, если Вальрик откажется, хотя по-настоящему веских причин для отказа он не видел, то придется думать, что делать дальше. В деревню? К коровам? Ну уж нет.

- Ты не понимаешь, Вальрик. Невозможно понять, пока сам таким не станешь, пока в первый раз с головой не накроет. Холод адский, кажется еще немного и конец, не больно, но жутко. Жажда ни на что непохожа, она - бездна, в которую ты проваливаешься, ежеминутно, ежесекундно, все глубже вниз, а рядом никого, кто бы протянул руку и вытащил. Это - замершая смерть, живешь и не-живешь одновременно. Не понимаешь? Я тоже не понимал, зато теперь, - когти оставили длинные царапины на полировке стола. - Падаешь, падаешь, а дна, чтобы разбиться и, наконец, умереть нет. Кровь замедляет падение, кровь вытаскивает из пропасти и несколько недель ты чувствуешь себя почти нормально, а потом снова вниз… бесконечная агония. Это только кажется, что можно противостоять, чем дольше сопротивление, тем холоднее… Сколько я выдержал? Недолго, очень недолго, и то благодаря Коннован.