– Ты не смеешь так говорить про Сергея! – впервые за многие годы вышла из себя обычно флегматичная Евгения. – Ты мне завидуешь. Ты… пустышка. Мужчинам требуется от тебя только одно…
– Что именно, милая моя? – зло прошептала Надежда. – Ну, не тяни, можешь сказать, что именно, я дитя нового времени и знаю о жизни поболее, чем ты.
Евгения уже растеряла боевой пыл и замолкла. Она иногда ненавидела сестру, не в состоянии простить ей любовь отца. Но в то же время она чувствовала, что любит ее. Надежда, которая испытывала особое удовольствие в том, чтобы позлить Евгению, боялась себе признаться, что не мыслит своего существования без старшей сестры. Она привыкла к Евгении, как привыкают к предмету обстановки.
– Извини, – произнесла примирительно Евгения. – Я не хотела… Но я его люблю, Надюша, и это серьезно.
– Ну что же, мои поздравления, он отличный экземпляр, – ответила Надежда, потрепав сестру по руке. – Желаю тебе счастья, моя дорогая, ты его заслуживаешь. Но подумай над тем, что я сказала, охотников за приданым сейчас ой как много.
– Я знаю, Наденька, что ты желаешь мне только добра. Как же я счастлива! – воскликнула Евгения.
Злоба, только что кипевшая в ней по отношению к Надежде, исчезла без следа. Она даже расчувствовалась и начала всхлипывать.
Надежда с усмешкой заметила:
– Не нюнись, Евгения. В жизни тебе, и ты сама это прекрасно знаешь, выпадает всего один шанс выйти замуж. Если он тебя любит и ты в нем уверена… Но не забудь, меньше чем через полгода ты получишь деньги.
– Он не из таких, – повторила Евгения. – Мой Сергей самый лучший.
Свадьба, которая изначально намечалась на конец сентября, была отложена по не зависящим ни от Евгении, ни от ее избранника причинам. Россия вступила в Первую мировую войну. Внезапно благостный мир, полный неги, расслабленности, упоенный ароматом вишневого сада, сменился суровыми военными буднями. Вместо разнузданно-утонченных балов и вечеринок давались благотворительные вечера, патриотический настрой сплотил нацию.
Все были уверены, что совсем немного, и кайзер, который вероломно втянул империю в войну, окажется наголову разбитым. Ведь русские войска уже вступали как-то в Берлин.
Евгения, которая совершенно не интересовалась происходящими событиями, была вынуждена принять их в расчет. Сергей, военный инженер, специализировавшийся на планировке и возведении фортификационных сооружений, был немедленно мобилизован.
Они расстались, клятвенно пообещав, что никогда и ни за что не забудут друг друга. Евгения была уверена – он ее не обманет. Газеты уверяли, что война закончится еще до Рождества, надо всего лишь немного подождать…
Шли месяцы, наступила зима. Война, вместо того чтобы прекратиться победой сил Антанты, увязала где-то в глуши Галиции и левобережной Украины. Евгения оторвалась от трудов по фундаментальной астрономии и взглянула в лицо жизни. Она требовалась Родине. Она требовалась Сергею.
Она организовала подписку для нужд фронта и первой внесла сто тысяч рублей. Затем отдала под госпиталь один из домов, который принадлежал ей в Петербурге и сдавался внаем. В конце концов решила и сама отправиться на фронт в качестве медицинской сестры. Однако ей чрезвычайно вежливо намекнули, что ее присутствие на театре военных действий нежелательно.
– Куда ты лезешь? – удивлялась Надежда.
В свои шестнадцать она превратилась в удивительно красивую молодую женщину, которая пленяла неземной красотой и таинственным шармом. Денег Модестина, обитавшая к тому времени в Риме, выделяла дочери не так уж много, предпочитая тратить все на себя и очередного юного любовника. Однако Надежда не бедствовала. Евгения замечала, как далеко за полночь, когда она, утомленная дневной беготней по многочисленным чиновничьим инстанциям, работала над научной статьей, шумный мотор привозил Надежду, одетую в шикарные меха и сверкавшую драгоценностями, домой.
– Где ты была? – пыталась привести в чувство сестру Евгения, но Надежда отвечала ей грубо:
– Женечка, не суй свой толстый нос в мои дела. Я веду такой образ жизни, который мне подходит, ты это поняла?
Евгения, без успеха воздействовавшая на сестру увещеваниями, сдалась. В самом деле, Надежда имеет полное право жить так, как ей хочется. Их огромный, богато обставленный дом превратился в линию фронта – война шла между двумя сестрами. Евгения кичилась тем, что она принадлежит к старинному роду и обладает уникальными способностями в точных науках, Надежда, фыркая, отвечала, что никогда бы не променяла свою красоту и очарование на физические формулы. Сестры постепенно отдалялись друг от друга.
До Евгении доходили слухи, что Надежда ведет праздный, если не сказать более, образ жизни. Она удивительно быстро сошлась с теми, кто получал от войны и людских страданий выгоду, с теми, кто наживал на крови капитал, с теми, кто понял: настал уникальный момент прийти к власти.
Рестораны, в которых водку и коньяк по причине введенного сухого закона подавали в пузатых чайниках и пили из стаканов; особняки, в которых кипела таинственная ночная жизнь; скверные личности с золотыми зубами и многокаратовыми бриллиантовыми перстнями на волосатых пальцах; истерические ворожеи и сибирские старцы; томные извращенные аристократы…
Все это так и влекло Надежду, только что вступившую в жизнь.
Сергей сдержал слово – он писал, как только мог, Евгении, в скупых словах, неподвластных военной цензуре, выражал ей свою любовь. Они поженились в небольшой церквушке в Смоленской области, куда Сергей вырвался всего на день, чтобы обвенчаться с Евгенией. Никакого пышного торжества, никаких гостей и помпезностей. Все прошло чрезвычайно быстро и скромно.
Первая брачная ночь, которой Евгения так боялась и которой она так нетерпеливо ждала, прошла в крестьянском доме. Утром Терпинин снова отбыл на фронт. Евгения возвратилась в Петербург.
Она стала госпожой Терпининой и, достигнув двадцати одного года, получила все завещанные бароном и баронессой Корф деньги. Она и не подозревала, что речь идет о такой огромной сумме.
Надежда, узнав, сколько именно причиталось сестре, с жадным блеском в очаровательных глазах заметила:
– Женя, и зачем тебе столько? Ты ведь не сумеешь потратить…
– Сумею, – возразила Евгения.
Она тратила – на благотворительность, отсылая на фронт медикаменты, снаряжая лазареты, обеспечивая инвалидов, оказавшихся в тылу, деньгами и продовольствием. О ней с восторгом писали газеты, отмечая ее беспримерную щедрость. Евгения не замечала, сколько именно она снимает со счета. Деньги ее практически не интересовали. Зачем ей дорогие платья, которые только подчеркнут изъяны ее далеко не совершенной фигуры, зачем ей драгоценности, которые она никогда не надевала?
Надежда, как узнала Евгения, сблизилась с тем самым старцем Григорием, который теперь вершил политические дела во всей стране. Евгения была наслышана о мерзостях и разврате, который практикует святейший Распутин.
– Конечно, я понимаю, что он мошенник, но гениальный мошенник, обладающий поразительными способностями, – призналась Евгении как-то Надежда. – Я, в отличие от многих, не считаю его святым. Он проходимец, которому самое место в тюрьме. Но что поделаешь, если ему удалось взлететь так высоко? Императрица слушается его беспрекословно, а кто принимает решения во всей империи, когда император находится в ставке? Она, а значит, Григорий. Евгения, ты себе представить не можешь, какие деньги проходят мимо него. Такие ослепительные возможности, такие перспективы… Он делает мечты реальностью.
– Все это закончится кровью, – заметила Евгения. – Держись от этого подальше, Надюша. Зачем тебе вся эта мерзость? Мечты, ставшие реальностью, часто приносят страдания и разочарования.
Надежда в ответ рассмеялась и сверкнула уникальным рубиновым ожерельем:
– Ты думаешь, откуда у меня эти вещи? Это манто из шиншиллы… Я буду с теми, у кого есть деньги. Моя мать, и тебе это известно, потратит все состояние за несколько лет. Мне ничего не достанется. А я не хочу влачить жизнь в нищете.
