И мы отправились в дорогу. Камоа включил на полную мощность радио, так он волновался. От этого радио можно обалдеть, столько всякой информации, рекламы, круглых столов, сводок погоды. Однако мы все же смогли поймать очень далекую станцию, где передавали песню «Битлз» "Nowhere man", и это было здорово.

«Опель» Камоа быстро покрыл расстояние между двумя городами, обгоняя на своем пути другие машины. День стоял холодный, и стекла запотевали. Все много курили. Опускалась ночь. В маленьких селениях зажигали фонари, на дорогах — фары. Весь путь «опель» одолел за двадцать пять минут, но [153] нам казалось, что мы никогда не доедем. Когда мы добрались до соседнего городка, уже совсем стемнело. Камоа припарковал машину на первом попавшемся углу, и мы направились в сторону площади. Теперь еще больше похолодало, ясное небо с незыблемыми звездами чернело над головой. С моря дул ветерок. Мы поднялись по длинному проспекту, приглядываясь к деревьям на случай, если птицы поменяли место. С ними никогда не знаешь наверняка, они могут направиться, куда им заблагорассудится. Но на деревьях их не было. По улице со скучающим видом шли люди. Какая жалость, что никому из них не пришло в голову пойти поприветствовать птиц. Люди не умеют отличать важные события от второстепенных.

В конце улицы мы решили скостить путь и выйти на площадь с другой стороны. И вот на площади мы их увидели, вернее, сперва услышали. Там стоял такой гвалт, что он перекрывал шум моторов и автомобильные гудки. Все птицы на деревьях кричали разом, и их галдеж разносился по площади. На секунду мы остановились, чтобы послушать издалека это нескончаемое волнующее сплетение пронзительных звуков, которые исходили, казалось, одновременно отовсюду и, ни на мгновение не утихая, колебали воздух.

С этого момента мы решили больше не говорить; мы промолчали даже тогда, когда, выйдя из-за рощицы, к нам присоединилась Найя Найя. Мы медленно шли к их любимым высоким деревьям, и птичья перебранка становилась все слышнее. Теперь уже мы не обращали внимания на шум, издаваемый людьми, забыли о самих людях. Затаив дыхание, черепашьим шагом мы приближались к высоким деревьям. Лишь подойдя совсем близко, мы разглядели на ветвях нечто похожее на облако, скрытое за листьями. Рой юрких черных точек, которые раскачивались из стороны в сторону, махали крыльями, застыв на месте, или кружили вокруг вершин деревьев. Они больше походили на мух, чем на птиц. Их было так много, что различить каждую в отдельности не представлялось возможным. Они составляли как бы темное пятно среди деревьев. Гвалт стоял невероятный. Слышалась дробь, звучные удары, хрипловатые крики на фоне низкого, еле различимого постукивания и шума крыльев. Воздух, словно сгустившись, подрагивал.

Птицы наводнили все деревья вокруг площади. Держась плотной группой, мы осторожно продвигались вперед. Найя Найя пристально вглядывалась в верхушки деревьев, [154] прислушиваясь к верещанию птиц, потому что понимала их язык. Временами птицы замолкали, и воцарялась гнетущая тишина. Временами они раскачивались над площадью на некотором расстоянии от деревьев, потом снова садились на ветки, и галдеж возобновлялся.

Приблизившись к деревьям, мы уже могли различать птиц поодиночке. Из-за холода они прижимались друг к другу и топорщили перья, походя при этом на маленькие шарики. Земля и машины под деревьями были отмечены белым пометом, с деревьев падал пух.

Мы расположились тут надолго послушать щебетанье птиц и шум их крыльев. Джин Шипучка и Аллигатор Баркс, глядя наверх, уселись на край тротуара. Иногда прохожие с некоторой тревогой на лицах также оборачивались к деревьям. Людям становится страшно, когда много птиц собирается вместе. Нам страшно не было, но птичий гам заставлял нас отступить, убраться восвояси, как будто мы сами были большими птицами, неспособными, однако, летать.

Деревья, конечно же, любят, когда на них находят приют птицы. Наверняка они ждут этого целый год. И это большой праздник. Деревья как можно шире раздвигают свои ветви и слушают тонкие голоса птиц, которые рассказывают им разные истории. Разумеется, деревья не все понимают, ведь они стары и немного туги на ухо. Но истории им нравятся, они слушают, что передали для них другие деревья, живущие в разных местах на севере, и сами посылают весть деревьям на юге.

Когда птицам надоедает без конца все растолковывать, они вдруг разом, вереща, поднимаются вверх и кружатся в черном воздухе над площадью, исполняя танец путешественников. Они танцуют по ночам, а утром засыпают на ветках. Это черные точечки, множество черных точек, которые поют и танцуют около деревьев, а потом улетают далеко за моря.

Мы долго-долго глядели и слушали, после чего вместе с Найей Найей отправились искать башню. Шли через город Было поздно, огни уже погасли. Очень похолодало, дул ветер Но мы думали о площади с деревьями, птичьем гаме, танце и были счастливы.

Башню мы отыскали сразу за городом, доехали на лифте до самого верхнего этажа, а потом по маленькой лестнице забрались на крышу. Крыша представляла собой большую, покрытую гравием площадку, утыканную телевизионными [155] антеннами. Тут, наверху, ветер дул еще сильнее, и мы дрожали от холода. Но все-таки мы были довольны, потому что отсюда мы видели весь город, прямые улицы с зажженными фонарями, порт, маяк и чернеющее вдали море. Рядом с антеннами находилось маленькое помещение с бетонными стенами для мотора лифта. Камоа, у которого были золотые руки, сумел справиться с висячим замком, и мы забрались внутрь, чтобы вздремнуть.

Мы устроились на полу, тесно прижавшись друг к другу, и закурили. Знаете, в этот вечер мы и сами слегка походили на птиц. Ночь тянулась нескончаемо долго. Поспав немного, мы просыпались. Временами Аллигатор Барксили Луиза с Джин Шипучкой вставали, выходили на крышу пройтись на ветру. Поглазев на площадь вдали, они возвращались в нашу конуру. Около четырех часов утра мы принялись рассказывать друг другу о разных путешествиях, словно нам самим скоро предстояло отправиться в дальние страны. Все говорили чуть ли не одновременно, и это было очень удобно, ведь каждый мог что-то послушать, что-то рассказать, поведать о том, что увидел, пролетая над землями и морями.

Над морем лететь утомительно, все волны да волны и иногда белые кораблики в клубах дыма.

Да, это так, но все же море такое синее и ты летишь навстречу солнцу.

А сколько дней приходится лететь над водой?

Не знаю, не меньше десяти.

Пятнадцать дней.

Получается, месяцы! Вы устали? Да.

О да, я очень устал, мне так хотелось передохнуть на острове.

Никаких островов здесь нет, только море, море.

Но ведь есть Сицилия.

Да, но это слишком далеко.

Дорога очень длинная — без питья, без еды, без сна.

Но скоро уже прилетим. Я чувствую, что скоро прилетим. Желтая полоса на горизонте — это Африка.

Да, я вижу пальмы, песок, белые города.

Так много солнца, все кругом желтое и белое, из глубин материка веет теплый ветерок. Выберем хорошее местечко и остановимся, чтобы перекусить и отдохнуть.

Зерна проса.

Рис.

[156]

Пшеница.

Красные плоды.

Попьем и искупаемся в оазисе.

Вы видели, какой прекрасный тут свет? Желтый, теплый, солнце здесь, наверно, никогда не заходит.

Поля, необъятные поля, утопающие в солнечных лучах, и прекрасные деревья, колышущиеся на ветру.

Смоковницы, апельсиновые деревья, мушмула.

Поедим хурмы.

Взгляните! Там внизу холмы, какие круглые, и множество оливковых деревьев!

Надо лететь дальше, через всю Африку. По ту сторону — жаркие края, леса, цветы, саванна. Тебя уносит теплый ветерок, ты поднимаешься, опускаешься. Пролетаешь совсем рядом с большими белыми городами, где полным-полно женщин и детей! Взгляните! Река.

Это Нил.