Потом он услышал выстрел. И сразу за ним — отдаленный, долгий звон. Словно медленно опадали в безветрии стеклянные листья.
Он исступленно забился в этом окаянном, проклятом аттракционе, занимавшем, если смотреть снаружи, всего лишь небольшой прямоугольный павильон. В одном из тупиков он не выдержал и, хрипло дыша, сопя, едва сдерживая рвущийся из глотки крик, кулаками замолотил в торцовую стену так, что торчащие из нее хохочущие черепа затряслись, грозя обвалиться.
Видимо, лабиринту не хватало именно этого. Стена легко повернулась на скрытой оси, и открылся проход. С той стороны пахнуло пороховой гарью. И Молдер сразу увидел Скалли.
Она стояла посреди груды осколков с пистолетом в безнадежно опущенной правой руке. Ее плечи тряслись. На звук шагов Молдера она оглянулась.
Молдеру показалось, что она плачет.
— Я его видела… — пролепетала она. — Я его видела. А это были зеркала. Молдер! Понимаешь? Это были зеркала!!
Молдер медленно подошел к ней.
— Дэйна… — пробормотал он, с трудом переводя дыхание. — Дэйна…
Наверное, именно его потрясенный вид привел ее в себя. Она с трудом сглотнула и попыталась улыбнуться.
— Ты весь взмок, — тихо сказала она. Молдер вытер лоб тыльной стороной ладони. И тоже улыбнулся.
— Давай выберемся наружу, — сказала Скалли. — Подождем его там.
Им удалось выбраться наружу. Они замерли у порога аттракциона, глубоко дыша. Хотелось сесть. А потом — лечь. И ни о чем уже не думать. Казалось, сил уже не осталось.
Но потом в кустарнике кто-то завозился. Кто-то заурчал и зашуршал. И пистолеты сами собою вновь прыгнули в руки.
Коротко обменявшись давно отработанными жестами — кто слева, кто справа, как и в какой последовательности — они с двух сторон, ступая аккуратно и беззвучно, двинулись на приступ нового аттракциона, состоявшего из пяти аккуратно подстриженных кустов. Тот, кто там был, и не думал прятаться или спасаться — хрустел и хрюкал. Права ему, что ли, его зачитывать, думала Скалли. Убью на месте. Пристрелю, как собаку, думал Молдер. Выдумали тоже — хабеас корпус…
Белый пушистый Коммодор, маленькая осиротевшая собачка маленького мертвого управляющего, робко вышел из тени на свет. Крутя хвостом, он нерешительно, шажок за шажком, подобрался к ногам Молдера и встал, искательно заглядывая ему в глаза и тихонько поскуливая.
Молдер опустил пистолет.
— Тоскливо, да? — сипло спросил он. — Или просто есть хочешь? Проголодался совсем?
— Я спячу, — после долгой паузы сказала Скалли. — Честное слово, я сегодня спячу.
И тут издалека, с территории мотеля, раздался в мертвой тишине ночи отчаянный гортанный визг. Атакующий. Победоносный. Потом невнятный басовитый возглас. И снова визг.
И снова — бег.
Они уже были на полпути, когда визг, из триумфального напоследок сделавшись истошным, захлебнулся и снова наступила ничем не тревожимая тишина.
— Это там, — задыхаясь, отрывисто бросил Молдер, когда они миновали ворота мотеля и оказались у разветвления дорожек.
— Это БЫЛО там, — задыхаясь, зачем-то поправила Скалли.
Там, где, насколько можно судить, это было, прямо на земле неподвижно лежал, отблескивая глянцевитой кожей в лучах близкого фонаря, громадный полуголый человек.
— Загадкин, — прошептала Скалли.
Еще труп — и я подам в отставку, думал Молдер. Хватит. Это невозможно. Неужели и этот мертв, думала Скалли. Неужели и этот? Пока мы ловили Коммодора…
Загадкин был жив. В каком-то блаженном расслаблении он лежал на спине, неподвижными глазами уставясь в черное небо, и мечтательно улыбался. Вероятно, каким-то своим грезам — которых, вероятно, ни понять, ни даже представить себе не смог бы ни один нормальный человек.
Молдер присел рядом с ним на корточки.
— Вы не видели тут… — с полной безнадежностью в голосе начал он и осекся. Загадкин даже глазом не повел. — Тут такого… — Молдер беспомощно повел рукой. — Такого… Не видели?
Загадкин молчал и не шевелился. Ему было хорошо. И ему ни до чего не было дела.
Потом он почесал живот.
Молдер встал.
— Идем дальше, — сказал он.
— Идем дальше, — ответила Скалли. Они ничего и никого не нашли.
На рассвете к ним присоединилось пять человек шерифа. В течение нескольких часов они прочесывали территорию мотеля, потом прилегающие улицы, сквер Рузвельта, овраг, сады…
Ничего.
Мотель «Мост через залив»
10 октября, 14.45
— Наверное, — сказал шериф с улыбкой, — это все-таки был не близнец.
Скалли вздохнула, глядя вдаль. Вдали, от горизонта до горизонта облитый ослепительным солнцем, безмятежно блестел океан. Ветер трепал кроны пальм.
— Наверное, — сказал шериф, — это все-таки была фиджийская русалка. Прыгнула в речку и уплыла обратно на Фиджи.
— Теперь ты понимаешь, как я себя чувствую почти всегда, — тихо сказал Молдер и пошел прочь.
— В таком случае, где близнец? — спросила Скалли.
— Отвалился, — запросто предположил шериф. — Знаете, как зажившие болячки отваливаются. И Лэйни его где-нибудь похоронил. Как я картошку. Только вот вас рядом не случилось, чтоб могилу расковырять.
Он дружелюбно засмеялся, потом, утешая и подбадривая, тронул Скалли за локоть — и тоже пошел по своим делам.
— Черт! — раздалось неподалеку. — Что ты сегодня квелый такой? Все из рук валится. Грузи!
Скалли обернулась.
Возле маленького жучка-«фольксвагена», на крыше которого громоздились чемоданы, корзины, какие-то алебарды и, похоже, чуть ли не пыточные устройства, суетился доктор Лоб. На земле перед ним, по-прежнему в какой-то блаженной прострации, сидел Загадкин со здоровенным тазом под мышкой; доктор Мой Лоб — Все Пули Стоп свирепо размахивал и тряс у него руками перед носом, выговаривая за что-то — а Загадкин лишь моргал, прятал глаза и время от времени делал губы трубочкой, никак, видимо, не желая выходить из своей нирваны. Доктор, похоже, отчаялся; во всяком случае, он умолк, отобрал у Загадкина таз и принялся сам пристраивать его к титанической горе багажа на крыше. И ведь пристроил. И принялся обвязывать гору мощной веревкой. Захар же, как только доктор перестал на него орать, поднялся, открыл дверцу машины и развалился слева от места водителя. Скалли пошла к ним.
— Уезжаете? — спросила она. Доктор Лоб обернулся.
— Еще бы! Пока эта нечисть на свободе…
— Его искали десять часов. Он не мог выжить в одиночку так долго.
— Ну, может, он обратно в Лэйни заполз? А потом опять оттуда кэ-ак прыгнет!
Скалли отрицательно покачала головой.
— Мистер Лэйни умер незадолго до полудня. Даже если близнец жив, ему некуда вернуться, он обречен. Но — вряд ли он жив.
Загадкин расслабленно выставил голову в открытое окошко и, жмурясь, стал прислушиваться.
— Захар! — гаркнул доктор Лоб, и Загадкин вздрогнул. — Втяни башку! А то я тебе ее веревкой прихвачу.
Загадкин всепрощающе улыбнулся и убрал голову.
— И с чего он умер? — полюбопытствовал, почесывая бороденку, доктор Лоб. — Кровотечения не было же!
— Вскрытие показало застарелый цирроз печени, — сказала Скалли. — В заключении его и указали как причину.
— Да, — покивал доктор Лоб с пониманием. — Надо полагать, у старины Лэйни никогда не было проблем, с кем раздавить бутылочку. Спаивал младшенького год за годом!
— Анатомические отклонения уникальны, — проговорила Скалли, поправляя растрепавшиеся от ветра волосы. — Снимки пищевода и трахеи показали, что это практически разделяющиеся трубопроводы. Никогда не видела ничего подобного.
— И не увидите, — заверил ее доктор Лоб, ловко затягивая на веревке сложный узел, а потом снова принялся прохлесты-вать багаж крепежными петлями. — В двадцать первом веке генная инженерия и всякие такие штучки не только устранят сиамских близнецов, людей-крокодилов и прочие крутые отклонения. Вам придется долго путешествовать, чтобы найти человека с неправильным прикусом или нетипичными скулами. Все будут такими, как он! — и доктор Лоб мимоходом ткнул большим пальцем руки себе за спину, туда, где в грустной задумчивости, сложив руки на груди, словно памятник самому себе стоял на ступеньках трейлера Молдер. Он уже успел переодеться, и галстук снова подходил к его пиджаку, пиджак — к плащу, а плащ — к туфлям и к цвету глаз.