Слушая сегодня джазовую музыку, заметил, что она через некоторое время утомляет и раздражает, это, по-видимому, оттого, что она не волнует, не трогает те чувства, которые связаны с нашей повседневной жизнью. Джазовая музыка слишком праздна для жизни с ее будничными заботами, в ней я вижу больше интересного для молодежи, которая стремится иметь свой мир, созвучный их возрасту: мечущийся, бурный, порывистый, ищущий, только ей одной понятный, монопольный, чтобы не быть в зависимости от наставлений и насаждения мнений старшего поколения. Но молодое племя с годами переходит рубикон юности, и истинное искусство — классика, народное, только оно дает успокоение, а отсюда и наслаждение. А увлечение молодости приятно вспомнить, но ненадолго, и тем более увлечения нового поколения пропускаются через призму своих юных и зрелых лет. И новое воспринимается с интересом в только современного человека, а порой со скептицизмом и даже сарказмом, что все это проходящее и, во всяком случае, не лучшее, чем было в ваше время.
Отдыхает душа, когда слушаешь русские мелодии, танго, фокстроты. Или романсы в исполнении Руслановой, Штоколова, Кобзона. Они пробуждают теплые чувства и не мешают мыслям.
2 АВГУСТА
С утра выполняли медицинские эксперименты. Медики сказали, что во время «Выхода» пульс у меня был от 90 до 150 ударов, а у Толи от 80 до 145. Все хорошо. Фотографирую интересные по географии места Земли. День неплохой, но вот что удивляет. Спрашиваю Тамару Батенчук (специалиста по медицинским экспериментам), какой был пульс при «Выходе»? Говорит: «Небольшой, около 100, ты же улыбался». Интересно все таки мы устроены — когда напряжение в голосе, высокий пульс, то создается ощущение значимости момента.
Когда же сложная, тяжелая работа выполняется спокойно, без нагнетания трудностей, с улыбкой, то это не впечатляет. А то, что за этой улыбкой, легкостью и спокойствием в работе стоят годы тяжелого серьезного труда, в результате которого все отшлифовано, отработано по самой большой мерке личной ответственности, это не всем понятно, это вне поля зрения. Хотя в этом я вижу высшую форму профессионализма, что созвучно словам Суворова: «Тяжело в ученье, легко в бою». Потому что в пик напряжения ценится выдержка, собранность, а улыбка — достойное их проявление. Вечером делали тест рентгеновского спектрометра. Что-то он барахлит. Все же надеюсь, что заработает, без него мы много потеряем ценной информации в программе астрофизических исследований. Вечером разговаривали с Женей Кобзевым. Он говорит, что в ЦУПе уже появились разговоры у специалистов и руководства, подтверждающие наши предположения перед полетом и совпадающие с нашим большим желанием идти на продление полета до рекорда. Я сказал, чтобы он как врач в эти разговоры пока не вмешивался.
Фотографирую интересные по географии места Земли. Снял сегодня острова Зеленого Мыса, Кейптаун, мыс Доброй Надежды, залив Лаврентьева. Острова Зеленого Мыса встали в Атлантике небольшим хороводом, как бы защищаясь от суровых нападений океана. Острова вулканические, на одном хорошо видел жерло в куполе старого вулкана. Рядом с крупными островами размером в поперечнике около 40 км есть маленькие, как детеныши, которые как бы прижались к большим. Вокруг синева океана и темно-коричневые острова, как спины огромных морских животных. На одном из них в северной части светлый песок.
Западный берег Африки ровный, окантован широкой светло-желтой полосой песка, переходящей в белую линию прибоя. В юго-западной части Африки, почти на ее оконечности, серповидная дуга суши образует хорошо закрытую бухту — это Кейптаун, а южнее виден мыс Доброй Надежды, ничем не примечательный выступ берега, а известность его в том, что траверз маяка, расположенного на нем, является границей раздела Атлантического и Индийского океанов.
По-видимому, моряки поэтому назвали его мысом Доброй Надежды, отправляясь в богатые страны Юго-Восточной Азии. Поперек Южного берега Африки с запада на восток протянулись складки горных хребтов и глубоких разломов. Побережье Западной Африки красновато-бурого цвета, ощущение такое, будто земля раскалена, да оно так и есть: ведь сколько жара Солнца она в себя впитала.
Прошли сейчас над Камчаткой, цепь вулканов вытянулась с юга на север линией вершин, и складки сопок, отороченные снегом, напоминают серебристые звезды на новогодних елках, а все это еще окружено синей лазурью воды. Красиво, черт побери! Некоторые купола есть и чистые от снега, светло-коричневого цвета. Заговорили с Толей о том, какая наша большая Земля — Родина. Москва только засыпает, а мы уже летим в утро своей дальней родной Земли.
Около 20 минут из 90 — это время оборота вокруг планеты — мы летим над нашей Родиной. По нашему телетайпу «Строка» получили приятную телеграмму со Всесоюзной ударной комсомольской стройки ордена Ленина Управления КрасноярскГЭСстрой.
«Как и весь советский народ, мы горячо аплодируем славным отважным космическим труженикам, приумножающим славу советской науки и техники в освоении космоса. Честь и хвала всем, кто сконструировал и изготовил чудо-аппарат „Союз Т-5“ и обеспечил уверенный полет. Мы желаем Березовому, Лебедеву успешного выполнения ответственного задания Родины, нас особенно радует то, что в звездном звене космонавтов находится выпускник МАИ. Гидростроителей Енисея и институт МАИ связывает многолетнее содружество. Неоценим вклад студенческих отрядов в сооружение самых мощных гидростанций Сибири, нашей страны и мира, таких, как Саяно-Шушенская. Маевцы сегодня оказывают помощь по сооружению высотной плотины в Карловском створе. В ознаменование полета „Союз Т-5“ совместным решением трудовых коллективов, комсомольских организаций строителей, а также бойцов студотрядов МАИ, работающих в Саянах, Валентин Витальевич Лебедев зачислен плотником-бетонщиком комсомольско-молодежной бригады Дмитрия Сергеева с перечислением заработка в советский Фонд мира. Желаем Вам сибирского здоровья, счастья, успешного завершения полета, благополучного возвращения на Землю. Дружески обнимаем. Ждем в гости на Саянах. Начальник Управления строительства Садовский, секретарь парткома Смирнов, секретарь комитета ВЛКСМ Сыроешко. Командир студотряда МАИ — Дорошин. Комиссар — Кыпев».
Не откладывая, подготовил ответ и ночью в последнем сеансе передал телеграмму:
«Дорогие друзья, сердечное Вам спасибо за поздравления по случаю нашего полета и за большую честь, которую Вы мне оказали, зачислив плотником-бетонщиком в комсомольскую бригаду Дмитрия Сергеева. Я хорошо знаю, что маевцев связывает с Красноярскими гидростроителями крепкая трудовая дружба на протяжении многих лат. Это очень хорошо, что наши молодые маевцы, будущие строители летательных аппаратов разных классов и назначений, проходят у Вас рабочую закалку, познают современную стройку, чем живут ее люди, их заботы и, конечно, технику и организацию.
Но главное — они узнают основу основ своей будущей профессий: что только в единении сил природы, таланта и дерзаний человека рождается энергия, способная преодолевать даже такую силу, как притяжение Земли. Заверяю Вас, что своим трудом на борту орбитального комплекса „Союз“ — „Салют-7“ — „Прогресс“ я постараюсь достойно представлять славных гидростроителей. До встречи на Земле. В. Лебедев».
Подходим к побережью Черного моря, вижу Дунай. Снимаем Болгарию. У входа в Босфор со стороны Средиземного моря скопились корабли — полтора десятка. Впереди Каспий. Открыта дельта Волги.
Прошли Апшеронский полуостров. Хорошо видны Нефтяные Камни. Азовское море все рыжее, видно, прошли дожди с сильным ветром, и низовое течение подняло ил со дна. Земля подтвердила, что там действительно выпало полторы годовых нормы осадков.
