Мы оглянулись и увидели грузовую машину.

Машина остановилась. Я от удивления раскрыла рот.

Представьте, из шофёрской кабины выскочила моя колхозная Люся Богачёва.

— Садитесь! — закричала она. — Быстрее только! Мне дали машину на полчаса. Предупреждаю: на борта не садиться. Вытряхну. Это — раз. На ноги не вставать. Это — два. В кузов положено сено, чтобы мягко сидеть. Это — три. Держаться надо друг за друга покрепче, потому что поедем сначала по лесной дороге.

— А кто поведёт машину? — спросил Бомба, заглядывая в кабину.

— Я поведу! — сказала Люся.

— А у тебя есть права? — спросил Бомба.

— Есть!

— Покажи!

— Сначала покажи свои права проверять шофёров! — усмехнулась Люся.

Бомба закричал:

— Ребята, она угробит нас! Она без правов!

— Не без правов, а без права! — поправила Бомбу Таня Жигалова.

— Всё равно угробит, — засмеялся Бомба. — Хоть правильно говори, хоть неправильно. Ей сколько лет?

Люся вспыхнула и сказала сердито:

— Нос вытри, а потом спрашивай. Человека не по летам судят, а по его делам!

— Да он смеётся! — сказала я. — Бомбе просто завидно, что он не умеет водить машину. Ему просто обидно, что мы, девочки, умеем делать то, что мальчишкам не по силам.

— Ну, уж ты, — закричал Бомба, — не примазывайся к чужой славе! Мы пахали!

Тут Дюймовочка попросила слова и, волнуясь, сказала:

— Ребята, Люся, конечно, доведёт машину. Я не сомневаюсь. Но вдруг по дороге мы встретим инспектора движения? Тогда что? Ведь он же не разрешит управлять машиной девочке без прав. Вот какой вопрос я предлагаю обсудить срочно.

Не успела Дюймовочка закрыть рот, как из кабины показалась голова мужчины, очень похожего на Люсю. Он зевнул сладко и сказал:

— Порядок, порядок, ребята! Усаживайтесь! Шофёр без прав ведёт машину под моим наблюдением. Садитесь быстрее! Порядок!

Мы стали садиться, но тут кто-то заметил, что пропал наш Ломайносов. И мы побежали искать его. Он ведь такой растяпа, что за ним приходится следить всем классом. И не могли же мы оставить его на станции, если все поручились в школе смотреть друг за другом, дали слово не драться, вести себя как полагается взрослым шестиклассникам.

После недолгих поисков Ломайносова мы нашли рядом с коровой. Он стоял и смотрел, как она кушает пирог с рыбой.

— Ребята, — замигал длинными ресницами Ломайносов, — оказывается, рыба нравится корове больше, чем пирог. Смотрите, она сначала выбирает рыбу из пирога, а потом ест всё остальное.

Таня Жигалова сказала:

— Когда я была маленькая, мы жили недалеко от Мурманска. Там все коровы ели рыбу. По-моему, эта корова родилась за Полярным кругом, где сена очень мало… Коров там кормят сушёной и вяленой рыбой.

— А может быть, корова ест всё подряд потому, что она голодная? — спросила Света.

Пыжик покачал головою:

— Ничего не голодная. Просто не хватает ей каких-то витаминов. В одной книге я читал, что северные олени иногда ловят и поедают мелких животных и птиц, грызут, как собаки, кости. Учёные говорят, что оленям нужен фосфор, кальций, натрий и ещё что-то, а в лишайниках, которыми питаются олени, ничего этого нет. Вот оленям и приходится охотиться за мелкими животными. Наша корова, наверное, нуждается в каких-то витаминах. Она же всю зиму провела в сарае и всю зиму питалась одним только сеном.

— Ребята, — сказал Чи-лень-чи-пень. — Если поставить серьёзно опыты, — мы можем написать научную работу. И знаете какую? «Как приучить животных к разной пище»! Нет, в самом деле! Едят же собаки хлеб! А собака какое животное? Травоядное?

— Одна моя знакомая собака, — сказала Дюймовочка, — ела траву. Честное пионерское! Сама видела!

— Это же она лечилась! — крикнул Бомба. — Собаки едят траву, когда болеют. И кошки едят траву. А когда я ездил с отцом в Крым, мы видели там собак и кошек, которые едят виноград. Честное пионерское!

— А куры? — закричала Дюймовочка. — Куры зерноядные? Да? А разве куры не едят мясо? Они даже куриное мясо едят с удовольствием. И варёное и сырое. Это уж я точно знаю.

Мы бы ещё долго обсуждали все эти вопросы, но Люся начала гудеть, и мы побежали к машине. С нами вместе помчалась и корова. Кажется, мы произвели на неё хорошее впечатление, и мне кажется, она твёрдо решила присоединиться к нашей компании.

Это было так смешно, что мы чуть не умерли от смеха.

Когда мы подбежали к машине и корова увидела, что мы уезжаем, она ужасно заволновалась. Пыжик закричал, дурачась, что он не поедет без коровы. Перегнувшись через борт грузовика, он схватил корову за рога и сделал вид, будто тянет её в машину.

— Цепляйся, цепляйся, Матильда Ивановна! Ребята, освободите место для мадам коровы!

— Ой, какие балованные ребята! — закричала Люся. Она выскочила из машины и отогнала корову хворостиной подальше. Корова жалобно замычала. Пыжик начал ломать руки над головой.

— Прости, священная скотина! — запел он. — О, как жестоко разлучают нас!

Ребята долго ещё не могли успокоиться. Солнечный весёлый день и крепкие запахи земли и ещё чего-то, что всегда будоражит всех за городом, настроили всех так, что мы готовы были дурачиться без конца.

Бомба кричал:

— СОС! СОС! Сейчас начнётся невероятное автомобилекрушение. Наденьте спасательный пояс на Ломайносова. СОС! СОС!

Все захохотали, потому что Игнатьев вовсе никакой не Ломайносов, а прозвали его так за то, что он часто налетает носом на двери, парты, на классную доску и, конечно, ломает нос. Не совсем, правда, ломает, но синяков и царапин у него хватает. Ну, вот его и прозвали Ломайносовым.

В конце концов все уселись и мы поехали.

Дорога была ужасная.

Машину то и дело подбрасывало, и Бомба кричал всё время:

— СОС! СОС! Дайте умереть спокойно. Ой, шофер без прав, пожалей наших родителей. Я уже превратился в гоголь-моголь!

Но когда лесная дорога кончилась и машина выбралась на асфальтированный тракт, тряска прекратилась, ребята повеселели.

Девочки запели «Летят перелётные птицы», мальчишки подхватили, и мы помчались с песней мимо весенних солнечных перелесков, лесных полян. По сторонам потянулись поля, чёрные и бурые, и только кое-где ещё лежали полоски жёлтого снега.

Весна!

Ну до чего же она весёлая за городом! Воздух тут такой чудесный, что его уж никак не сравнить с ленинградским. И небо за городом весёлое, а голубой горизонт словно акварельной краской расписан. Такой нежный и неземной.

По сторонам то и дело всплывали из-за бугров силосные башни. Кое-где уже ползали приземистые трактора. Но вряд ли это была вспашка. Наверное, тракторы вывозили на поля удобрения. Но Птицын потёр руки и сказал, махнув рукой в сторону тракторов:

— Ранняя вспашка!

И начал объяснять, как пашут землю и для чего нужна такая пахота. Но мы и без Птицына знали всё ещё в первом классе.

Мальчишки повалили Птицына и стали кричать:

— Дважды два — четыре! Волга впадает в Каспийское море! Птицын питается сеном! — И, дурачась, начали щекотать Андрюшу, выкрикивая: «Помогайте, кто может, перепахать старосту!»

Птицын взвизгивал, словно поросёнок, а время от времени вопил, как автомобильная сирена.

Под визги его и вопли мы влетели на широкую улицу колхоза, перепугав до смерти кур и гусей, которые совещались о чём-то на самой середине улицы. Захлопали крылья, поднялся такой негодующий шум, словно мы передавили половину всех кур и гусей. Но, конечно, ни одна птица не пострадала, только следом за машиной взвились в воздухе пух и перья.

Перед колхозным клубом машина остановилась. И тотчас же из переулочка вышли колхозные ребята (я думаю, они давно уже стояли тут, поджидая нас). Они стройными рядами двинулись прямо к машине. Впереди, барабаня на сверкающем новыми красками барабане, шла Наташа Пономарёва — наша старая знакомая. За ней важно вышагивали Петька, Нина, Тамара, Коля и другие ребята, которые приезжали к нам в Ленинград, а за ребятами бежали, высунув языки, тоже знакомые уже нам барбосы, джульбарсы, дамки, пираты, буяны, трезоры и ещё какие-то пегие и лохматые собаки, которым, наверное, всё равно было, как их называют. Увидев нас издали, собаки бросились к машине с лаем, но, когда подбежали ближе, сразу узнали нас (мы же теперь не чужие в колхозе) и принялись махать хвостами, приветствуя нас по-своему, по-собачьему. В клубе уже стояли накрытые столы. На тарелках лежали творог, мочёная брусника и яблоки, в мисках светился золотистый мёд, пышные ломти хлеба были сложены горками на одном и другом концах стола.