— А потом?
— Потом ещё шаг и ещё… Никогда не беспокойся о шаге втором, проживи сполна первый. Дурак никогда не делает второго шага — каждый шаг для него первый, каждый миг у него — единственный, каждый вдох — неповторимый. А что за ними?.. Туман, непознан-ность, тайна… Тайна — это и есть место обитания Дурака. Непо-знанность — его суть. Туман — путь к нему…
Голос затих. Молчал и Петя, себя слушая и удивляясь слегка — всё ещё звучала в нём струна особая, несмолкаемая, на странную ноту «да» настроенная.
— …И не забывай, — сказал ему голос напоследок уже, — ты всего лишь в гостях у самого себя. Пора бы и домой, Петя, — Дурак давно уже ждёт тебя…
*
— Ничего не поделаешь, — сказал Кот. — Все мы здесь не в своём уме — и ты, и я.
— Откуда вы знаете, что я не в своём уме? — спросила Алиса.
— Конечно не в своём, — ответил Кот. — Иначе как биты здесь оказалась?
Льюис Кэрролл
*
Ну вот, уважаемые коллеги волшебники, мы с вами и подошли к тому рубежу, к тому пределу, за которым обращаться друг к другу возможно лишь как «коллеги Дураки», и никак иначе. Но не спешите делать это прямо сейчас — никогда не стоит поминать гордое имя Дурака всуе, эту честь ещё заслужить надо…
Именно этим мы и будем заниматься на протяжении всего третьего уровня, а именно — исследовать новое качество своего стремительного пробуждающегося сознания и выстраивать такие формы и способы существования, которые будут близки осознавшему себя Хозяину и играющему, смеющемуся Дураку.
«Освоение пространства Сказки» — надеемся вас не очень смутило подобное заглавие нового уровня школы? Скорее всего нет, ибо провести определённые аналогии и ощутить взаимоперетекающее единство между «пространством игры», «пространством смеха» и, наконец, «сказки» не так уж и сложно.
А вот осознать, что это именно вашу привычную обыденность и рядовую повседневность предлагается воспринять «пространством Сказки», ощутить себя автором Сказки и сделать её действительно Волшебной, — это уже совсем другое дело.
Но поверьте — вы к этому давно готовы. Вы всегда могли и знали много больше, чем вам пытались навязать и в чём старались уверить. И нет никакого сомнения, что от занятия к занятию вы всё более отчётливо будете осознавать это сами.
«Школа Дурака» — такой подзаголовок имеет наш третий уровень. Не слишком ли дерзко и вызывающе? Уж не эпатировать ли мы решили мирных сограждан таким названием, заодно и вас пытаясь втянуть в эту странную и непредсказуемую авантюру? Давайте во всём разберёмся не торопясь, ведь это важно — сохранять осознанность происходящего, пусть даже следуя непроторенной тропой Дурака.
Совершенно особое отношение к образу Дурака просматривается в наших традициях, в сказочном фольклоре, в самой основе нашего сознания. Нет ни его уничижения, ни злой насмешки над ним, нет к нему неприязни или осуждения. Напротив, есть потаённая, здоровая зависть к свободе и независимости Дурака, к его неизменной удачливости и оптимизму.
«Дураку море по колено», «Дураку закон не писан», «Бог даёт, а Дурак берёт», «Из Дурака и плач смехом лезет», «Дураку всё смех на уме», «Кто и в горе смеётся, тому всё удаётся», — чего больше в этих присказках: назидательного укора или восхищения перед «неуловимостью» Дурака проблемами и невзгодами? Мы понимаем, что скорее всего единого ответа не получится. Каждый увидит лишь то, что присуще именно ему, — «чем наполнен кувшин, то из него и выльется», — знакомо и не раз уже отслежено, не правда ли? Вот вы сейчас и определите направление своего дальнейшего пути. Ответьте, кто же вам милее — привычный и знакомый умник, богатый лишь чужим знанием, или непривычный и непредсказуемый Дурак, истинно мудрый не словами и мыслями, а особой внутренней убеждённостью и реальными поступками? Только не ошибитесь. А то спохватитесь, когда слишком поздно будет — ведь Дурак-то, он заразителен…
Ну, так кто же он — этот вечно смеющийся Дурак? Ни в грош не ставящий те ценности, за которые так цепляются обыватели, стремясь сохранить своё достоинство, свой статус, самих себя? Дураку плевать на почёт и славу, но именно о нём рассказывают сказки и слагают былины; он всегда рад малости и сыт сухариком, но почему-то именно у него оказывается изобильная скатерть-самобранка; богатство и деньги для него не имеют никакого значения, но вновь — лишь ему достаются все сокровища и, как правило, полцарства в придачу; он не стремится никем повелевать, но всегда вокруг него куча помощников, наперебой предлагающих свои услуги; все решения он принимает не по уму и расчёту, а по вдохновению и внутреннему порыву, и именно они оказываются единственно верными и приводящими к удаче.
Вёдра у него пешком ходят, печи без колёс ездят, корабли по небу летают, топоры сами лес рубят, — может, он просто лентяй? Так отчего ж тогда другие и не лентяи вроде, а не могут себя сподвигнуть на подобное? Может, потому что лень — это не столько внешнее бездействие, сколько внутренняя косность и неподвижность души? А вот Дурак без всякой видимой суеты легко смещает своё сознание, настраиваясь на любую, самую невероятную ситуацию. Он, играючи и получая явное удовольствие, делает то, что оказывается абсолютно невозможным для его окружения. «По-дурацки», конечно, делает, не «по-людски», вызывая насмешки и подначки, но в финале неизменно звучит завистливо-восхищенное: «Везёт Дураку всё же…»
И оказывается, что качества, выражаемые Дураком, всегда нам чем-то симпатичны и близки; выясняется, что они глубоко, буквально изначально заложены в нас, в нашей культуре, в нашем мировоззрении.
Интересно, что дурак, являясь расхожим героем в европейских сказках, анекдотах и баснях, чаще всего именно у нас обретает истинно сакральную глубину и привлекательные черты — это всегда Дурак с большой буквы.
Алексей Толстой берётся переложить сказку об итальянском деревянном мальчике Пиноккио для русскоязычного читателя, и что же выходит у него в результате? Да всё тот же Дурак, хоть и переименованный в Буратино. Ну не получается у него стать «по-итальянски» примерным живым мальчиком! Нет, он с радостью остаётся деревянной куклой, принимая себя таковым без остатка. Он радуется жизни, проказничает, смеётся, все беды с него «как с гуся вода» и в итоге именно ему достаётся Золотой Ключик.
Понятие Дурака в своей основе глубоко эзотерично и многопланово. Характерно, что чем более древними являются источники, в которых он появляется, тем более неоднозначным и парадоксальным он выглядит. Плоским и одномерным символом глупости этот образ становится относительно недавно, в связи с нездоровым возвеличиванием ментала и приданием ему неоправданной значимости, а вследствие этого — всё большей утратой природной интуитивной естественности человеческого сознания. Хотя даже в период позднего средневековья придворные шуты всё ещё выполняли роль некого связующего канала между напыщенным «Я» вельможи и его внутренним Дураком.
Как эзотерический образ, Дурак периодически появляется в разные времена и в разных культурах. Наиболее близки Дураку суфийские традиции, самым ярким представителем которых был незабвенный Ходжа Насреддин — неизменный притчевый герой, глубину поступков и суждений которого постичь линейным и плоским умом невозможно.
Древние даосские и дзэновские школы так же богаты рассказами и притчами, в героях которых мы легко и радостно узнаём «нашего» Дурака. Китайские странствующие смеющиеся монахи, японский толстый и всегда хохочущий Хотей, приносящий всем удачу и счастье, — их было немало, продолжателей изысканных и парадоксальных древних традиций.
Буквально каждый народ, любая социумная общность имела своих «Дураков», своих «блаженных» и «юродивых». Причём издревле в эти понятия вкладывался смысл, во многом отличный от нынешнего.
Блаженные на Руси всегда почитались «божьими людьми», то есть теми, кто «помечен Богом». Ведь Блаженный — это тот, кто уже достиг, кто уже в счастье, «во благе». К ним относились с большим уважением, а к их странным, но часто провидческим словам всегда прислушивались и передавали друг другу.
