— Прекратите! — раздался сзади не очень громкий голос.
Я обернулся, одновременно фиксируя автоматчиков, определенно пребывавших в некоторой растерянности. Похоже, рукоприкладство тут не в чести. Ну и то ладно.
На крыльце стоял худой дядька болезненного вида в меховой безрукавке, одетой поверх домотканой на вид рубахи длиной до середины бедра. Седые волосы коротко подстрижены, глаза глубоко запали, так, что даже цвет не разглядеть, бледные губы сжаты в узкую полоску. Ему бы еще посох и длинные космы — вылитый старец из былин и сказок.
— Та-ак, — протянул я. Когда нужно, я умею говорить до ужаса противным голосом. — Это еще кто?
— Идите сюда! — велел дядька. — И уберите свой дурацкий пистолет.
— Чего это он дурацкий? — поинтересовался я, не двигаясь с места. — Это хороший пистолет. Проверенный. Показать? Я могу.
— Не стоит. Дверь открыта.
Сказал, развернулся и ушел внутрь. Дверь и вправду осталась открытой. Силён мужик.
— Ладно, — проговорил я. — Эй, ты! — Это я уже любителю покурить. — За мной! И поаккуратнее. Проверю.
Тот в ответ поспешно кивнул.
Теперь я имел возможность рассмотреть внутренность крепости подробнее. Кстати, восточнее, там, где я проехал, таких укреплений не наблюдается. В лучшем случае ров вокруг деревни, да и то не всегда. Здесь же что не поселение, то фортификационное сооружение.
Не военный городок в привычном понимании, но порядок налицо. На плацу видны свежие следы метения, никаких мусорных куч, у домиков аккуратные огородики и кустарники в линеечку, причем я сразу опознал смородину. За домами, похоже, сад из плодовых деревьев. Во всяком случае то, что там росло, я определил как яблони, хотя с такого расстояния мог и ошибиться. Мои камеры работали на всю мощь. Интересно, если тут есть радиостанция, на чем она работает? Батареи можно сразу исключить; столько времени они не живут. Дизель? Солярка тоже не может храниться бесконечно. Ветряк? Что-то не видно. Или это просто остатки прежней роскоши? Так сказать, обветшавшая позолота былого величия. Нет, все же очень интересно — есть у них связь или нет. Хотя бы просто приемник. Это многое решает.
Вообще на территории с энергией полный монохром — сплошь печное отопление. Освещение — свечи или примитивные лучины. Об электричестве и речи нет. Хотя сами лампочки кое-где встречаются. Единственный в этом смысле просвет, да и то лишь по слухам, где-то в горах кто-то умудрился соорудить крохотную гидроэлектростанцию. Собственно, ничего особенно мудрого в том нет, вопрос в другом — что ей питать? Лампочки в жутком и совершенно невосполнимом дефиците. Правда, я слышал осторожные намеки, что будто бы есть канал. И не только в смысле электроламп. Кстати, меня неоднократно принимали за торговца. И что? Торговал, конечно! Хотя торгаш из меня, как из тряпки пуля.
Словом, здесь во всем просматривалась организация и дисциплина. Не покривлю душой, если определю ее как армейская. Во всяком случае, тут был порядок. А вот то, что касается выучки и моральных качеств гарнизона, то налицо явные пробелы и вопиющие недоработки.
И еще я обратил внимание на обувь. У всех сапоги. Офицерского кроя кожаные сапоги, сильно ношеные, но в порядке. И еще одно. Когда я всходил на крыльцо, посмотрел влево, на домики. Возле одного из них на веревке сушилось белье. По виду солдатское вперемежку с гражданским. А с краю, наполовину скрытые деревом, висели сапоги от штатного 03 К — общевойскового защитного комплекта. Это такие плотные и высокие чулки зеленого цвета из прорезиненной ткани, надеваемой поверх обуви. ОЗК, как известно, предназначен для нахождения личного состава в агрессивной химической или биологической среде, для чего к нему дополняют противогаз. Сами же сапоги, они же чулки, с удовольствием используются рыбаками из тех, кому не по карману или нутру фирменные шмотки.
Когда я перешагнул порог, понял, насколько снаружи было жарко. Тут царила прохлада и легко уловимый дух канцелярщины, передать который я не в состоянии. Чем пахнет любая контора? В крупных офисах ароматной отдушкой и нагретой пластмассой. Это если не считать сложной смеси духов, кофе, уставших тел, бумаги, завядших цветов и неистребимых мышей, жирующих на спрятанном в столовых ящиках печенье и бисквитах. Здесь же… Во всяком случае, никаких одеколонов. Сухой травой — да. Но главное, бумага. Подозреваю, что даже какой-то клей. Такая архаика, что оторопь берет. И в этой канцелярской дыре кроется очаг мирового пожара?
Прямой коридор, обшитый бугрящимися листами фанеры, щедро выкрашенными в зеленый цвет. По обеим сторонам двери. Такие с большой буквы Двери. Толстенные. Тоже крашеные, но даже несколькими слоями не скрыть, насколько они монументальны. Будь они не из дерева, а из железа, вполне пригодились бы хорошему банку. Все закрыты. Кроме одной в конце коридора. Полагаю, мне туда.
Дверей, расположенных в шахматном порядке, оказалось восемь. Немало. И ни звука из-за них. До чего же тут нелюбопытные люди обитают. Или привыкли не совать свои носы куда не просят? Либо же там никого нет. Тоже вариант. Я шагнул влево и потянул на себя ближайшую. Она легко подалась, и я заглянул внутрь. Три стола, за двумя сидят мужчина средних лет и женщина с длинным носом, оба склонились над бумагами. На третьем стоит допотопная пишущая машинка.
— Добрый день, — поздоровался я. Они посмотрели на меня и синхронно ответили: «Здравствуйте». Я закрыл дверь. Контора пишет.
За открытой для меня дверью оказалась большая комната с четырьмя рядами лавок. У противоположной стены длинный стол, за которым сидит давешний тип. Над ним серая холщовая растяжка с крупными красными буквами, вышитыми крестьянским «крестиком», складывающимися в призыв: «Мы придем к победе!» Слева от стола старенькое пианино с варварски поцарапанной боковиной. На боковых стенах плакаты и в ряд портреты каких-то мужиков. На левой от меня стене два окна с двойными стеклами. Между ними две полки с книгами разной толщины, одна над другой.
— Ставь сюда, — скомандовал я вошедшему за мной автоматчику. — Пока свободен. Ну знакомиться будем?
Я двинулся к столу президиума.
— Покажите ваши документы.
— Опять?
— Покажите, — упрямо и тускло повторил он.
— Ладно, уговорил.
— И постарайтесь мне не тыкать.
— Это я уже сам как-нибудь решу. Кстати, почему вы не провели перерегистрацию радиостанции?
— А мы ее никогда не проводили, — небрежно ответил он, принимаясь за изучение моих «корочек».
— Это что же получается, закон не для вас писан?
— Какой именно?
— Какой?! Я вам покажу какой! В акте. Крупными буквами.
Что-то он уж очень спокоен. Мне не нравится, когда проверяемые вот так спокойны. Я бы сказал, демонстративно. Да еще при этом ловко уходят от моих вопросов.
— Когда последний раз ей пользовались?
— Кем?
— Только не нужно мне тут! Когда, я спрашиваю?
— Давно. Российская Федерация? — поднял он взгляд от документа.
— Как давно? Точнее?
— Не помню. Это все, других документов не имеется?
— Имеется. Как у дурака фантиков. Представьтесь для начала.
— Кононов. Исполняю обязанности руководителя экспедиции.
— Исполняете, значит. На каком основании?
— На основании приказа. Если требуется, покажу.
— Непременно. Только позже. Если с формальностями покончено…
— Боюсь, что не совсем. Как вам уже сказали, товарищ Попов, это режимный объект. Вы должны были знать.
— Вэче 02714. На это намекаете? — Я достал еще одно удостоверение. На этот раз военной прокуратуры. — Устроит?
— Посмотрим.
Он опять принялся его изучать. Неторопливо и дотошно.
— Да, чувствую, придется нам тут подзадержаться, — продолжал я раздуваться административной важностью. — Значит, так. Для начала мне нужны ваши годовые отчеты. Надеюсь, есть? Дальше… Полевой журнал наблюдений. Списки личного состава. Акты инвентаризации имущества за два последних года.
— Предписание, — проговорил он, поднимая голову. — Что?