— Поторговать бы с ним, — раздумчиво проговорил старик, будто невзначай блеснув золотыми часами с дарственной гравировкой на какого-то Успенского. Бор еще в детстве на них заглядывался. «От членов ученого совета с уважением и благодарностью». Каждую буковку, каждую бороздочку он своим детским пальчиком прощупал-погладил, ноготком колупнул. Только надпись непонятная. Буквы наполовину кривые, гнутые.

— Чем это? Эй! Не спешить, не спешить! — Это он на переправу.

— Так пришлый зачем-то полез сюда. Зачем? Чего-то надо ему. Не просто же так. Машина у него, я скажу, новая.

И стреляет.

Да уж. То, что чужак стреляет. Бор видел собственными глазами. Да еще как. Ему бы такое оружие совсем не помешало. Висящий у него за седлом старенький АК-47 больше похож на декорацию, чем на настоящее оружие. Воронение вытерто до белизны, приклад треснул, в рожке три последних патрона. Он уже второй год тихо торгуется, пытаясь добыть хотя бы заряды, и ничего. У кого есть — не продают. Самим надо. У кого нет… Да что тут говорить, и так понятно. Туманные обещания, намеки на какие-то склады, знакомых. Жулье!

— Что предлагаешь? — спросил, небрежно отвернувшись к переправе. Сейчас это важнее. Да и чуял, что разговор начат не про то. Курчав хитер, змей. Недаром в совете состоит. Ученый!

— Послать бы ему навстречу пару ребят посмышленей да женщин эдак трех. Кури, скажем. Нельсона твоего. Кстати, чего-то он задерживается.

— Подумаю, — солидно кивнул Бор, не отрывая взгляда от переправы.

Там Капес, широкий, как медведь, пытался за гриву удержать жеребенка, сносимого водой.

— Эй! Чего смотришь?! Помоги давай!

Каждая лошадь, каждый жеребенок были на счету. С одной стороны, самим надо и еще не хватает. С другой же — расчет такой шел: одна лошадь — один патрон. Тут подумаешь. За молодую женщину давали три патрона. Иногда четыре. За мальчика пяти-шести лет три. А еще пять лет назад можно было получить десять. За двоих — автомат.

— Ты хочешь сказать, этим надо заняться прямо сейчас?

— Да, Бор, думать об этом уже пора.

— Пускай сначала подойдет Ланд. — Он демонстративно посмотрел на часы. — Опаздывает. Сам понимаешь.

Сказав это, он не согласился и не отказался. С Курчавом ухо нужно востро держать.

— Хо! — ответил старик. Тоже непонятно, согласился или просто закончил говорить. Мудрит. Его этика стоит на том, чего, наверное, ни в одной седельной сумке не отыщешь.

У всех за плечами и годами есть своя книга, сколько их не сжигай. Лично Бор считал, что их нужно всего три. Да больше он и не читал. Ну и какая, скажите, в этом необходимость, если всего в трех содержится вся мудрость мира?! «Познавательная физика в лицах» самая главная из них. Учпедгиз, 1957. Тираж 200 тысяч. Еще никто и, факт, никогда не сможет оспорить эту великую вещь! Не посмеет.

Несчастье все же случилось. Мать Вольта, одного из лучших лучников, жадная, скаредная тетка с отвисшими щеками и расплывшейся грудью, упустила какой-то узел, заголосила и, нагнувшись, чтобы его достать, упала в воду, продолжая орать. Хоть бы она утопла, сволочь голосистая.

— Догнать! — заорал Бор. — Ты! Быстро! Да брось ты это. Почему так долго нет Ланда? Если по-хорошему, так он должен был оказаться тут первым. Переправа идет уже — Бор посмотрел на часы — сорок пять минут. Что случилось? Медведи, которые волки, твари поганые, виноваты? Или сам племянник? Бор давно подозревал, что тот хочет открыть собственный институт. А для этого все средства хороши. В том числе предательство. И убийство тоже. Нильса щадить племянник не станет. Каждому хочется заполучить свой эксперимент. Может, они в другом месте переправляются?

— Фара, — подозвал он своего десятника, — пошли двух человек вверх и вниз по течению. Двух вверх и двух вниз, — уточнил Бор на всякий случай. — Далеко уходить не надо. Пятнадцать минут туда, пятнадцать обратно. Пусть посмотрят что к чему. Что-то Ланд запропастился. В случае чего пусть сами переправляются. И предупреди, чтобы не ввязывались ни во что. Их дело только смотреть.

— Понял тебя, Бор.

— Исполняй. Полчаса!

— Полчаса, понял.

Вольтову мать благополучно достали из воды и мокрую, с трясущимися от холода щеками, выволокли на тот берег. Кури — Бор взглядом отыскал красный платок — уже хлопотала возле костра, рассаживая вокруг детишек. Пускай погреются, как бы скоро снова не пришлось в воду лезть. По счастью, солнце грело еще хорошо, совсем по-летнему, быстро высушивая лошадей, которым досталось больше всего. Не хотелось бы, чтобы хоть одна погибла от простуды. Кстати, в свете происходящего в ближайшие дни не мешало бы порыскать по округе; не может быть, чтобы несколько лошадок не удрали, вырвавшись, от своих хозяев. И вообще пройтись по округе, посмотреть как и что. Наверняка кое-что осталось бесхозным, а ему пригодится. Нет, правильно, что он не ушел на запад. Еще успеется.

Продолжая следить за переправой, он время от времени поглядывал на Курчава и его сыновей. Почему он упомянул Кури? Просто так ляпнул или замышляет чего? Нет, не стоит больше тянуть с этим делом, завтра же он объявит ее своей женой. Или даже сегодня вечером. Ну да там видно будет, этот день еще пережить надо. Так что же с Ландом? И с Нильсом.

Словно в ответ на его слова из леса раздался глухой топот копыт. Бор напряг слух. Одиночка. Ну-ка, ну-ка. В просветах между стволами мелькал всадник, но кто это, пока не разглядеть. Наконец показался из-за кустов, попав лицом в солнечный луч. Вольт!

Бор поднял руку, призывая всадника к себе, но тот уже и так увидел и повернул взмыленного жеребца к нему, осаживая. Остановился рядом, пахнув горячим конским потом и блестя нервным, напряженным оскалом. Бор молча смотрел на него, ожидая вестей; Вольт был среди людей Ланда.

— Бор! Мы напоролись… — Хватанул воздух открытым ртом. Ну?! — На медведей.

— На этих гадов?

Пару секунд Вольт смотрел на него с недоумением. И улыбнулся.

— Не-эт. На настоящих. Они просто бешеные какие-то. Шесть штук. Ланд велел забить их. Одного медвежонка живым взяли, повесили на палку. Пока шкуры снимали, свежевали, разделывали — время ушло. Скоро все будут здесь. Он просил принять подарок и…

— Я приму. Я так приму, что ему мало не покажется, — тихо и зло проговорил Бор, отчего всадник вместе с конем подался назад. — Далеко они?

— Минут пятнадцать ходу.

— Проходи коня, охолони и переправляйся. Твоя семья уже там.

— Слушаю, — сказал Вольт и поспешил удалиться, радуясь, что угроза не касается лично его.

Те, кто пришли с ним, переправились почти все. Полтора десятка мужчин остались. Бор решил, что теперь пришла пора и ему двигать на тот берег. Осторожно, наискось спустившись с крутого откоса к воде, пятками подтолкнул коня к журчащей кромке. Ослабив поводья, дал ему сделать пару глотков. Пора. Тронул рукой веревку — натянута, аж звенит.

— Ах-ха! — гаркнул и ударил жеребца по крупу. Тот резко скакнул и так, крупными махами, в несколько секунд перемахнул через поток.

Скрывая довольную улыбку, резко рубанув рукой, сделал знак оставшимся: «Пошли!»

Тут один за другим вернулись посланные им разведчики. Вторая, чуть припозднившаяся, пара скакала как-то уж очень отчаянно, на скаку делая какие-то знаки. Понятно, что показывают назад. И чего там такого?

Вдруг дошло. Траки! Ну Ланд, получит он. Если выберется. Только бы выбрался. Охотничек! На медвежатинку, видишь, потянуло.

— Далеко? — крикнул.

— Скоро будут здесь!

— Сюда давайте.

И тут показались первые всадники с Ландом впереди. Красавец. На секунду Бор им залюбовался. Действительно хорош. Только людьми ему руководить, как оказалось, рановато. Думает только о себе, не о них. Не понимает еще, что отвечает за них. Нет в нем этого чувства, которое должно быть у каждого руководителя. И тут Бор похвалил себя, да и было за что. Семьи тех, кто были с Ландом, он оставил при себе. Родители, жены, дети. Кто бы из них решился идти против своего истинного руководителя? Скрывая усмешку, провел рукой по усам. Никто. Как это называется? Заложники? Кажется, так. Научный факт.