Это, к слову, о напарниках. С тех пор пистолет я ношу на груди и других заставляю делать то же.
К тому моменту, как мы преодолели зону ответственности последнего на нашем пути КПП, я убедился, что в своем новом напарнике не ошибся. Для его возраста он был уверенным профессионалом и при этом хорошим товарищем и надежным человеком, которого не страшно иметь за спиной. Не страшно и спокойно. Это притом, что ехали мы чуть не в чумную зону, где есть шанс упокоиться навечно. То есть понятно, на мозг это давит. Я вам так скажу: нет людей, которым не страшно. Просто одни умеют этот страх не показывать, другие в критической ситуации предельно концентрируются. Третьи же жидко растекаются. Впрочем, знавал я одного деятеля, который демонстрировал испуг просто-таки запредельный, даже глядеть на него неприятно было, на самом же деле так он подстраивался под ситуацию, как бы выводя себя за рамки претендентов на возможное сопротивление. То есть героем он не был, во всяком случае записным, лубочным, но то, что человек толковый и головастый, — это да. Голову не терял. Но это, полагаю, все же исключение.
Я не буду расписывать, как мы с Колей впервые встретились с «дубинщиками», как он их окрестил. Упомяну только, что эти ребята каким-то образом наладили контрабандный канал через границу — и какую! Потом были свинари — тоже не сахар. Про охотников и прочих вообще не говорю. Чего стоит только то, что нас ночью хотели зарезать, для чего была разработана целая операция. Ничего, отбились-отмахались. Даже пленных взяли. Так что к Егорову у меня претензий не было.
Попались мы на «амазонках». Это я их так потом уже окрестил. Грамотно сработали дамочки, ничего не скажешь. Взяли они нас на молоке.
Представьте себе картину. Едем по дороге, в том месте она еще весьма приличная, глядим, справа четыре женщины косами машут. Покос у них, ясное дело. Самое милое дело расспросить пейзанок. Останавливаемся. Здравствуйте. День добрый. Бог в помощь. А не подскажете ли путникам? Чего ж нет-то? Спрашивайте, мы, типа, завсегда пожалуйста. Кстати, поснедать не желаете ли? Почему бы и нет, благодарим.
Это уже потом я узнал, что у них зелье наготове всегда. И не только оно. Но это так, детали. Выпили по кружечке молока парного, свое кое-что выставили — никакой водки! Консервы мясные, конфеты. Разговор такой милый, ужи-мочки, приятное, но ненавязчивое заигрывание. Расслабуха полная. Потом чую — а не чую я ничего. И Коля мой, гляжу, плывет. Его уже под рученьки и в кустики. Аккуратненько так, нежно, но уверенно. Поначалу думаю, ну, дело молодое, озорное. Потом же — ой! Что мне ни говорят, я на все киваю, со всем соглашаюсь, хотя внутри еще жив прокурор, пытается возразить. Но по факту — никак! А прокати, касатик? Да без проблем! И глупо хихикая. Вот это я особенно хорошо запомнил, как хихикал. Сам трясусь мелким смехом и вижу себя как будто со стороны. Ты чего, Попов, творишь?! А Попов барышень в машину и повез катать. Куда указывали. Вот туточки на эту руку бери, ага, тама вот. Си-ичас под го-орочку. В общем, все в этом роде.
Чуть ли не единственное, что я сделал почти осмысленно, так это запер машину личным кодом и поставил на сигнализацию.
Очухался я, как оказалось, через сутки с лишним. На кровати. В обычной, в общем, деревенской избе. Рядом на столе под полотенцем еда. На полу — обмазанная глиной корзина. Параша, стало быть. Сам я голый и на цепи.
Подробности я опущу. Ну их, в самом деле, и без того натерпелся. Суть даю.
Нас похитили как самцов-производителей. Набедовались бабы, рожая от близких родственников и чуть ли не от собственных сыновей. Вся округа — родня. Дети — уроды чуть не через одного. Или мутанты, это уж как угодно. Трехпалые, со сдвоенными ушами, с третьей недоразвитой ногой на спине, дауны с вечной слюной на губах, с рудиментарным глазом на макушке — жуть! Были у них, правда, и относительно нормальные мужики, только сильно пьющие. Очень сильно. Ну одни сами померли, других, говорят, выгнали. Ладно, поверим. Вот с тех пор и ловят чужаков. Так сказать, производителей. На развод.
Объяснили это мне на третий день, когда из меня дурь вышла, которой нас опоили. Кстати, так до самого конца и не сказали чем. Конспираторы. Только я тоже не лох из-за горы. Сделал себе ранку маленькую на пальце и кровью капнул на простынку. Как будто комара раздавил. А потом кусочек тот оторвал. Крохотный, едва на квадратный сантиметр тянет. Вернусь — отдам в лабораторию на анализ. Очень меня та штука заинтересовала. Это что же такое можно замутить в деревенских условиях?
Нет, к кормежке претензий никаких. Я бы даже поправился, если б не обязанности. На меня в очереди были две страждущие. Сестры, кстати. Два месяца — два! — пока у обеих не обнаружились неоспоримые признаки беременности — я регулярно выступал в качестве эталона. Если кто не в курсе, по-французски так называют жеребца-производителя. Только тогда мне вернули одежду и все мои причиндалы, вплоть до оружия. Коле тоже. Мы с ним сели на замшелой лавочке под липой и поначалу не знали о чем и как говорить. Ну стыдно же! Какие-то сексуально озабоченные бабы взяли в плен двух матерых шкуродеров из прокуратуры. Смех! После, слово за слово, разговор пошел. И, чую, мнется что-то мой напарник. Отворачивается, в глаза не смотрит. Не получается у нас разговор.
Ну когда такое дело, я всегда вспоминаю про абсолютное оружие. То есть не то чтоб совсем уж всегда, порой это бывает совершенно неуместно, но меж своими-то чего церемониться? Мухой к машине… Кстати, никто ее и пальцем не тронул, это к слову об императорском гостеприимстве. Достаю из багажника бутылочку ноль, сами понимаете, семь, и обратно к напарнику. Приняли по сто. Прямо так, без закуски. Сурово, по-мужски. Крякнули, утерлись, посмотрели друг на дружку — как, дескать? Нормально. Ну поехали дальше. Между первой и второй промежуток небольшой. И тут наш разговор тронулся с места. Сначала со скрипом, с натугой, как застоявшийся на запасных путях паровоз, а потом ничего, разогнался и полетел, разбрасывая искры и отплевываясь клубами пара.
Долго мы так сидели. Я еще разок сбегал. И было отчего. Влюбился мой напарник. Отчаянно. Втрескался по самое не балуй. До того, что хочет остаться. Только стыдно ему передо мной — долг, присяга и все такое. В общем, и правильно, что стыдно. В конце концов, работа есть работа. И долг, и присяга, и ответственность тоже присутствуют. Для того все это и придумано, чтобы на неокрепшую психику давить.
Только его так приперло, что он уже ствол к виску примеривал. Потому что и так нельзя, и эдак невозможно. Честно говоря, вот это самое последнее обстоятельство меня и смутило. Самостреляться-то зачем? Поговори со старшим товарищем, облегчи душу, может, он тебе чего умное и присоветует.
Уж как я ему советовал! Соловьи таких песен не поют, какие я ему исполнял. И по душам, и по строгости, да с примерами. Один есть просто замечательный. Майор из Интерпола мне рассказывал (сейчас он в бизнес подался). Я тут чуть отвлекусь, чтобы понятно было. В чем, по большому счету, суть деятельности Интерпола? В обеспечении взаимодействия между полициями разных стран. В основном это бумажная работа — запросы, контроль за исполнением сроков, ответы, увязывание, согласовывание и все такое. Нет, конечно, и кое-какой анализ присутствует, но никаких погонь и прочего голливудского героизма. За исключением, пожалуй, одного момента — они участвуют в перевозке преступников из одной страны в другую. То есть, скажем, Россия посылает запрос в Бельгию на какого-нибудь Сидорова, по которому наша ИТК плачет, там запрос рассмотрели и вдруг согласились с присланными доводами. Тогда в Брюссель вылетает российский интерполовец (или даже несколько), ему вручают клиента, с которым он опять садится в самолет, и сопровождает его вплоть до момента высадки, где его уже ждут парни из МВД. ОМОН или кто еще — судя по персоне.
И вот был такой случай. Этапировал одну особу молодой офицер. Аферистка — пробу ставить негде. А красивая! Пока летели — всего-то несколько часов, — она его разговорила и влюбила в себя. Насмерть. Так в аэропорту эту дамочку у него чуть только не с оружием в руках отбивали; он уже намылился ее провести и укрыть в тихом месте для своего, так сказать, личного употребления. Особого шума не было, потому что папа у офицера был большим милицейским чином.
