Трижды за последние годы, когда ненависть к себе становилась слишком сильной и сдержать ее не удавалось, он принимался вколачивать массивные кулаки в собственное лицо, пока боль не лишала его чувств. Всякий раз кто-то находил его и вызывал «Скорую помощь».

Он соглашался на лечение, но отказывался от пластической хирургии. Разве что вставлял зубы. Он хотел выглядеть так, как себя чувствовал: сломавшимся, ни

на что не годным человеком. Хотел, чтобы люди видели его сущность и выражали или жалость, или презрение.

Унизительное положение позволяло обращать раздражительность исключительно на себя. Он боялся, что придет день, когда его злоба превратится во враждебность к другим и он набросится на оказавшегося рядом человека. Он страшился насилия, которое мог совершить, боялся превратиться в монстра.

Когда он просил милостыню, то держал в одной руке табличку с надписью, указывающей, что он ветеран, чудом выживший после взрыва бомбы в одном из ближневосточных конфликтов, но на самом деле он был ветераном войны внутри себя.

В тот день, побрившись, вымыв голову в море, одетый в мятые брюки цвета хаки и пеструю гавайскую рубашку, Том выглядел достаточно презентабельно, чтобы за три часа заработать тридцать долларов с мелочью.

Он пребывал в одиночестве на площадке отдыха, когда чайки спикировали на него, что привело к головокружению и тошноте, после чего он и блеванул в мусорный контейнер.

Желудок очистился, он достал из кармана бутылку текилы, чтобы изгнать мерзкий привкус изо рта. Все произошло, когда он поднес бутылку к губам.

После того как к Тому вернулась способность двигаться, он пошел на север от площадки отдыха, и там, где обрыв уступил место крутому каменно-песчаному склону, спустился вниз, с трудом удержавшись на ногах. И уже на пляже понял, что не глотнул текилы и лишился бутылки.

Несколько месяцев он жил в пещере глубиной в десять футов у подножия обрыва, аккурат под площадкой отдыха. Там, вместе со спальным мешком и небогатыми пожитками, он держал запас текилы и жестянку с самокрутками из синсемиллы[17].

В последние годы он больше пил, чем курил. Теперь хотел совместить первое со вторым, чтобы поскорее забыться.

Однако, в первый раз на своей памяти, отказал себе в том, чего хотел. Вместо этого, полностью одетый, вошел в море и сел там, где прибой мягко разбивался о его грудь.

На этом участке побережья, принадлежащего штату, в силу опасностей, грозивших людям, запрещалось плавать, заниматься серфингом, останавливаться на ночь, ловить рыбу. Но у находящейся на грани банкротства Калифорнии сил хватало только на сбор налогов, и Том не тревожился из-за того, что его прогонит отсюда какой-нибудь береговой патруль.

Административная граница ближайшего города находилась в миле к югу, сам город совсем недавно с оптимизмом смотрел в будущее, но теперь превратился еще в одно место, где люди ждали, пока закончится одно и начнется что-то другое, более худшее. Почти каждый день он появлялся в городе, но никто из его жителей не заходил так далеко на север на своих двоих.

За прошедшие годы ему доводилось жить в самых разных местах: в палатках, дренажных тоннелях, брошенных домах и автомобилях, полуразвалившихся сараях. Он надеялся, что эта пещера под обрывом может стать его последним прибежищем.

Шестью месяцами раньше ему дважды приснился сон о том, что он живет в пещере, расположенной чуть выше линии высокого прилива, с гладкими стенами, где врывающийся ветер иногда говорил многими голосами. В этих снах море вздымалось чудовищной волной и приходило к нему, когда он наблюдал, как вода стремится поглотить звезды.

После второго сна он пришел на побережье и отшагал мили по песчаным пляжам и гальке, пока не нашел эту пещеру с гладкими стенами, которая теперь служила ему домом. Он поверил в обещание цунами и знал, что ему делать: ждать, пока волна придет, чтобы забрать его с собой.

Но случившееся на площадке отдыха все изменило. И теперь он не знал, что ему делать.

Он сидел в воде, пока таял день. Если уж море не поднялось волной, чтобы забрать его, оно хотя бы могло объяснить, что он увидел, что сие означает и что ему делать теперь вместо того, чтобы дожидаться волны.

Дважды люди с площадки отдыха кричали ему. Он их словно и не слышал. Чуть позже двое молодых парней спустились с обрыва, то ли посмотреть, смогут ли они помочь, то ли, что более вероятно, взглянуть, а нельзя ли устроить себе развлечение. Когда они приблизились, один спросил: «Эй, чувак, а где твой серфборд?»

Когда он повернулся, одного вида его лица хватило, чтобы они остановились и, похоже, пожалели о том, что спустились вниз. Во всяком случае, они отступили на пару шагов.

И пока перешептывались, Том поднял из воды руки, чтобы показать им размер своих кулаков.

Молодые люди вернулись на обрыв и больше не возвращались.

Какое-то время спустя Том пересел поближе к обрыву, так чтобы прибой разбивался у его ног.

Ни сумерки, ни ночь не помогли понять, что же он увидел.

В далеком темном море корабельные огни двигались на север, двигались на юг, становились ярче, потом тускнели, растворялись во тьме.

Будто совершив путешествие во времени из доисторического мира, большая голубая цапля появилась к югу от Тома, доисторическое существо ростом в пять футов. Цапля неспешно шагала по мелководью прибоя, попутно кормясь мелкой рыбешкой.

Цапли часто кричат во время охоты. Эта предпочитала тишину.

Птица остановилась около ног Тома, посмотрела на него маленькими круглыми глазками. Вместо того чтобы раскрыть огромные крылья и взлететь или издать агрессивный крик, цапля задержалась лишь на мгновение, а потом двинулась мимо него, на север, острым клювом выхватывая из воды рыбку за рыбкой.

Луна, корабли, охотящаяся цапля вроде бы говорили Тому Биггеру одно и то же: «Поднимайся, иди, не останавливайся».

Внезапно замерзнув, он стянул с себя мокрую одежду, оставил ее на берегу. Переоделся в одну из двух имевшихся у него смен: толстые носки, походные ботинки, джинсы, рубашку из джинсовой ткани.

Положил в рюкзак шесть бутылок текилы, остальные свои пожитки зарыл в песок в глубине пещеры, хотя подозревал, что никогда сюда не вернется.

Спальный мешок, рваный и засалившийся, оставил в пещере, но взял с собой жестянку с самокрутками из синсемиллы и пистолет.

Еще не определившись с маршрутом, он решил последовать за кораблями в море. В этот самый момент в море светились два созвездия корабельных огней. Оба двигались на юг, вот и Том зашагал к городу.

Он не верил, что город — конечная цель его путешествия. Рассчитывал, что по прибытии получит знак и поймет, куда идти дальше.

Иногда он принимал решения, базирующиеся на снах, которые казались вещими, как случилось с поисками пещеры, где он рассчитывал попасть под гигантскую приливную волну. Сны, в которые он верил и которыми руководствовался, всегда вели к смерти, пугающие сны, но при этом и притягательные.

Ранее он не рассчитывал на какие-либо знамения в мире бодрствования. Возможно, не увидел бы их и теперь. Но случившееся на пустынной площадке отдыха перевернуло его представление о действительности. И он не удивлялся, что ему указывает путь повседневное — те же голубые цапли и далекие корабли, потому что самое привычное приобрело теперь большую значимость и требовало толкования.

Влажный плотный песок под ногами. Огромное, укрытое пологом ночи море по правую руку. Над головой жесткое и холодное небо, усыпанное звездами. Слева — суша, автострады и города, люди и их боль, бесконечные возможности, неописуемые ужасы, мир, давно для него потерянный, все, что могло быть его, но так и не стало, а теперь, возможно, будущее, к которому он шел.

Сидя на скамейке для ног, держа Тайну на коленях, Камми начала с пушистых ушей, форма которых напомнила ей цветки лилий, двинулась по шее к плечам, добираясь пальцами до подшерстка, массируя гладкие мышцы существа. Ее удивило то, что она нашла… точнее, не нашла.