И доброту в глазах этого мужчины Камми видела так же ясно, как Гомер распознавал розы на расстоянии или за плотно закрытыми дверями.

На этот раз, когда Грейди здоровался с ней, она увидела не только доброту, но и кое-что менее знакомое: детское волнение и изумление.

— Мне следовало лучше тебя подготовить.

— Подготовить меня?

— По телефону. К этому.

— Я принесла медицинский саквояж. — Она прошла на кухню.

— Я не об этом. Подготовить в другом смысле. — Он закрыл дверь. — Хотя я не уверен, что такое возможно. Я хочу сказать, подготовиться. К такому.

— Ты заговариваешься?

— Если послушать, то да. Многое произошло. Я не знаю, как это все понимать. Как с ними быть. Может, ты поймешь. Они в гостиной.

Камми последовала за ним, пересекая кухню. У самого коридора Грейди остановился. Она чуть не ткнулась ему в спину.

Он повернулся к ней:

— Я даже боюсь вести тебя туда.

— Боишься… почему?

— Может, ты не удивишься. Может, у тебя найдется для них слово. И тогда это будет не нечто. А пока это нечто. Я хочу сказать, нечто необыкновенное. Но откуда мне это знать? Я слишком много говорю, да?

— И на тебя это совершенно не похоже.

— Они съели моих кур. И долю Мерлина тоже. Я предполагаю, что это они. Доказательств у меня нет.

— Я здесь не для того, чтобы арестовать их.

— Но кто еще мог их съесть? Может, тот, кто включал свет в мастерской.

Не понимая, в чем дело, Камми тем не менее решила подыграть.

— Может, выключатели в мастерской пахли, как куры? Это послужит каким-то доказательством?

Грейди отвернулся от нее, потом вновь повернулся к ней лицом.

— Мне без разницы, они съели кур или нет. Меня удивляет другое — они сразу вошли. Я хочу сказать, в дом. Дикие животные не так смелы.

Он вновь двинулся к гостиной. Но через три шага остановился, обернулся к ней. Она врезалась в него. Грейди одной рукой поддержал ее.

— Дикие, смелые, но неопасные. Даже наоборот. Почти ручные. Словно чьи-то домашние любимцы.

Отпустил Камми и пошел дальше.

Опасаясь, что он вновь внезапно остановится, Камми не сдвинулась с места.

Он оглянулся уже в арке, которая вела в гостиную.

— Чего ты ждешь? Иди, иди.

В гостиной Мерлин сидел на полу. Посмотрел на Камми, его хвост дернулся, но он не поспешил к ней, как бывало обычно. Его внимание целиком и полностью занимали два существа, которые расположились перед ним на диване.

Размерами с шестилетних детей, они сидели, как могли сидеть дети, не на задних лапах, как собака или кошка, но на заду, опустив ноги вниз.

В передних лапах каждое существо держало собачью игрушку и с интересом ее разглядывало. Желтую плюшевую утку, пурпурного плюшевого кролика.

Они и сами напоминали плюшевые игрушки: с густой блестящей белоснежной шерстью, с лишенными шерсти угольно-черными носами, губами, лапами.

— Ну? — спросил Грейди. — Это нечто? Это нечто или нет?

Камми посмотрела на него. Кивнула. Обрела голос.

— Да. Нечто, будь уверен.

Она поставила на пол медицинский саквояж. Ноги стали ватными. Она села на подставку для ног напротив животных. Присмотрелась.

Черепа круглые, а не удлиненные, будто у собак, морды плоские в сравнении с собачьими. Носы и губы скорее кошачьи. Выдр они напоминали больше, чем кошек, но выдрами они не были.

Головы в сравнении с телом у них были побольше, чем обычно у животных, поэтому огромные глаза не казались ни гротескными, ни выпученными. Когда животные моргали, Камми видела, что веки у них такие же черные, как носы и губы.

Эти существа отличались от млекопитающих и многим другим, но прежде всего внимание Камми приковали глаза.

У некоторых животных, ведущих ночной образ жизни, скажем, обитающих в африканском буше, глаза достаточно большие в сравнении с телом. Но она не могла назвать ни одного с такими огромными глазищами.

— Большие глаза для ночного видения необязательны, — рассуждала Камми, обращаясь не только к Грейди, но и к себе. — Животные, которые могут бодрствовать как ночью, так и днем, подобно кошкам и собакам, хорошо видят в темноте. Потому что у них большие зрачки и множество фоторецепторов в радужках.

В глазах многих животных белки не такие большие, как у человека. У большинства собак белки становятся видимыми, лишь когда животное смотрит вбок. А у пары, что сидела на диване, белки, похоже, вообще отсутствовали.

— Радужка, окрашенная часть глаза, полностью покрывает глазное яблоко, — отметила Камми.

Только это указывало на структурные отличия от глаз других животных. Роговица, похоже, по сложности строения превосходила и человеческий глаз. Передняя и задняя камеры с внутриглазной жидкостью наверняка имели иную форму и сообщались с радужкой во весь глаз не так, как в глазах у человека.

Будучи ветеринаром, Камми хотелось изучить их с более близкого расстояния, но при этом ее сдерживало изумление, потрясение, подействовавшее и на сердце, и на разум. Засосало под ложечкой, ладони вспотели, руки задрожали.

Животные трясли-нюхали-жевали плюшевые игрушки. То, что держало утку, предложило ее другому и получило в порядке обмена кролика.

Мерлин качал хвостом, словно довольный тем, что им нравились его игрушки.

Изумление, которое сокрушило Камми, не так уж и отличалось от ее ощущений на ферме «Высокий луг», когда она оказалась среди застывших животных. Но слово «изумление», пожалуй, не соответствовало ее чувствам. Требовалось более сильное слово. Но пока оно ускользало от Камми.

Наверное, эти глаза многим отличались от глаз других животных, но наибольшее впечатление, помимо размера, производил их цвет. Золотистый оттенок не был однородным. Цвет менялся от золотой пыли ко льну, к янтарю…

— Радужки вроде бы без радиальных линий, — сказала она.

— Без чего? — переспросил Грейди, устроившийся на подлокотнике кресла.

— Без радиальных линий. Темные и светлые полоски мускульной ткани, которые расходятся от центра радужки. Иногда, когда свет играет в светлых глазах, они кажутся ограненными, как драгоценные камни, сверкают.

— Понятно. Само собой. Радиальные линии.

— Здесь их нет. И глаза такие необычные. Я бы очень хотела взглянуть на них через офтальмоскоп.

— Думаю, они тебе позволят.

Камми подняла руку, чтобы показать, как дрожат пальцы.

— Ты же их не боишься? — спросил Грейди.

— Нет. Нет, они кажутся смирными. Просто… просто что они могут означать. Господи.

— Что? Что ты думаешь?

— Я ничего не думаю.

— Нет, что-то ты думаешь.

— Нет. Не знаю. Но они точно что-то означают.

— Я же сказал тебе, что они нечто. Но думал, ты подскажешь, что именно.

— Не подскажу. Я не знаю, что.

— Я думал, ты предложишь хотя бы версию.

— Я ветеринар. Теория — не по моей части.

Грейди встал.

— Сейчас я погашу свет. Подожди, увидишь их глаза в темноте.

Существо с пурпурным кроликом нашло кнопку, при нажатии на которую игрушка начинала пищать.

— Подожди, — остановила его Камми.

— Чего подождать?

Игрушка запищала, раз, другой.

Мерлин поднялся, словно писк означал начало игры.

— Их передние лапы. Я сразу и не заметила. Так увлеклась глазами, что не посмотрела на лапы.

— А что с ними?

Игрушка все пищала.

Ноги Камми оставались ватными, но прилив нервной энергии заставил ее подняться.

— Это не лапы. Это руки.

— Да, — кивнул Грейди. — Как у обезьян.

Ладони Камми вдруг вспотели. Она вытерла их о джинсы.

— Нет. Нет, нет, нет. Не как у обезьян.

Генри Роврой, придерживающийся безукоризненных стандартов личной гигиены, мечтал о ванне. По прибытии на ферму он вспотел не единожды.

Он мог смириться с тем, что несколько последующих лет ему придется прожить в фермерском доме, чтобы сойти за Джима, но не собирался превращаться в Великого Немытого, ни интеллектуально, ни физически.