— Господа, России кто-то из вас собирается объявлять войну?

Удивленные взгляды и сбитый наступательный напор.

— Тогда почему вы находите возможным, прерывать отдых князя и государева порученца, который только что полностью и дословно выполнил государево дело? Если вы про запоздавший к старту корабль, то в царевом закладе оговорен вес балласта, Соловки, которые потребно обогнуть. И все! Время старта не оговаривалось, как и особенности судна, я и сей час могу дать старт любому плоту, который изъявит желание участвовать, пускай берет балласт и догоняет гонку. А теперь я вас слушаю, и надеюсь, меня подняли по серьезной причине.

— Князь Александр, там суда столкнулись — виновато начал первый из представителей — хотели, что бы вы разобрались.

Мдяя, что то на людей кидаться начинаю. Думал опять, а это просто суда… Суда?!

— Какие суда?!

Фууууу, не Орел! Он ушел в первой десятке, а дальше начался бардак. Пожалуй, плохой из меня организатор регат. Надеюсь, никто не надоумит Петра сделать ее ежегодной. Хотя, это решит наши транспортные проблемы. Нет, все же не решит. Больше такого наплыва не будет. Или наоборот, отыграться захотят? Надо будет позондировать почву у капитанов на эту тему.

Два дня нарастающего напряжения. Два столкнувшихся корабля с регаты снял, разбирался со штрафами. Собрал за два дня комиссию по приему финиша. Мне обязательно надо было несколько человек, в том числе и иностранные дворяне, чтобы зафиксировать победителя, и чтобы никто не мог обвинить в предвзятости или подтасовке. Вот им то и рассказал, что тем, кто дойдет до Соловков, вручат медали с номером, вот такие только серебренные — покрутил золотой медалью. Медаль пошла по рукам. Все покивали, что поняли. С пониманием тут было иногда сложно. Говорил в большинстве случаев через толмача, так как пришедшие капитаны и прочие любители экзотики русского не знали, в отличии от их соплеменников в немецкой слободе. Днем перед ожидаемым финишем пытался отоспаться, сбор комиссии назначили на вечер в управе гостиного двора, и бдеть нам предстояло минимум двое суток, а то и больше. Озаботился, чтобы в управу перенесли лежаки из караулки, если дворяне и побрезгают, то мне все равно, на чем спать.

Отоспаться днем не получилось, не научился спать в нервном напряжении. Тая старалась помочь, очень старалась. Как позже выяснилось, чай мне заваривала на мяте и пустырнике, надо же, даже не почувствовал. По всему выходило, что год этой робинзонады закончиться для меня очень серьезным нервным срывом. Немного подумал, отдал все патроны от пистолетов Тае, из стволов то же вынул. А вот пистолеты нужно было носить, так солиднее и меньше дурных мыслей у окружения возникает.

Вечером собрались в гостином дворе и начали тихо и нервно квасить. Алкоголь особо никого не цеплял. Радовало, не у меня одного нервишки шалят. На каждый шум выглядывали, рассматривали рейд, потом курили.

Под утро издергались все, колокола на заутреннюю ударили по нервам, как будто ток пропустили. Часть моей комиссии сбежало хоть чем-то отвлечься. Часть пыталась обсуждать аукцион, только разговоры не клеились. Двое суток прошло, примерно в это время два дня назад ударили пушки. И как продолжение мысли ударила пушка. Не на раскатах, а ближе к морю. Мать моя женщина, нет на Орле пушек! Народ бежал со всего города, бежал, спотыкаясь и что-то крича. Все внешние шумы слились в один неприятный зуд под черепом. Приплыли. Теперь меня у государя закатают в такое, из чего мы селитру получаем. И веры мне уже такой не будет. И как эта лоханка умудрилась уделать прекрасные суда? По Двине медленно поднимался большой трехмачтовый галеот. Они на нем что? Шестьсот километров гребли? Не верю, что такая плоскодонка уделала Орла!

Немного отлегло. Тут что-то не так. Может на судне поломка, и он сошел с дистанции. Слегка успокоившись, жду прихода капитана. А на причалах твориться, что-то непонятное, народ кричит, и на руках тащит к нашей компании приплывшего капитана. Капитан улыбается, машет всем руками, то же что-то кричит. Ну и как это понимать? Комиссия вокруг меня радостная, обсуждают бурно, никто, мол, не ожидал, а вон оно как повернулось. Оглядываю всех мрачно, прошу быть серьезными, мы государев наказ исполняем. Комиссия приосанилась, стала ждать, когда донесут капитана. Капитана поставили перед нами, он кивнул приветствие и разразился речью. Повернулся к толмачу, приподнял бровь в вопросе

— Голландец он, говорит, с божьей помощью сполнил спор царский.

Пожалуй, только если с божьей помощью, иначе никак. Голландец закончил речь и довольный уставился на меня.

— Попроси у него отдать медаль — говорю переводчику и протягиваю капитану руку.

— Он говорит, что не понимает, что от него хотят.

Вытаскиваю золотую медаль, показываю капитану, прошу переводчика объяснить, такая же медаль но серебренная. Капитан по прежнему не понимает о чем речь.

Поворачиваюсь к комиссии, которая разом растеряла веселье.

— Господа, этот капитан не знает, о какой медали я говорю, что думаете о том?

Комиссия зашумела, общий смысл, гнать в шею обманщика. Поворачиваюсь к стоящим рядом с караулкой стрельцам

— Арестуйте этого капитана, и посадите в поруб, до прибытия остальных капитанов и свитков с Соловков. Судно арестовать и оставить у причала так же до выяснения. Сопровождающего груз держать под арестом на судне.

Вроде всех предупреждал о регистрации на Соловках, как же капитан так лопухнулся то? Не ужели не понимал, что проверю списки обязательно? Или я чего-то не знаю?

Капитан яростно кричал, и доказывал. Даже не поинтересовался у переводчика что именно. Выступил перед начавшей волноваться толпой. Пояснил, что капитана задержали по подозрению в обмане. Он не может доказать, что был на Соловках. Выяснять это будем, когда все капитаны вернуться. А пока ждем следующего. Народ загомонил, начал расходиться. И тут с моря ударила еще одна пушка, правда жиденько как-то. Кранты. Или это еще один самозванец? Нервно набиваю трубку. Никотин за эту ночь уже из ушей капает. Руки затряслись, оставил набитую трубку не раскуренной, стал смотреть вдоль Двины и просто ждать.

Мастер отчалил после заутренней, всю ночь говорил, какие мы молодцы, а сам белый аж, ни кровиночки в лице, и глаза бешенные. Как на борт к нам влез, думал, убьет. И тож по Правде будет. Чуть не сковырнулись. Как мне мастеру казать, почто в парус из пистоля не попал? Не облыжишь же князя, мол, палить не обучил. Он как с Москвы возвернулся так живот да не поправил. Так есть сам я старый дурень, не опробовал машинки, что мастер доверил. Спасиб Проху, тесаком дело поправившему. А тож и заряжать пистоли мастер не показывал как, токмо у стрелков морских этих новомодных и видел, как они в овраге по тесу палят. Знатно тоды поломались, да и под волну нырнули, как тюлень со льдины, браты мои, по снастям висящие, ужо к угодникам собрались. Да смилостивился Господь, не дал государеву детищу сгинуть, и нас, рабов своих, с пучины поднял с ним заодно.

На Проха потом всем гуртом молились. Добрели на нижних платах, до стен монастырских, там и осмотр учинили. Низкий поклон тебе мастер, скорлупа, хош и без ледовой шкуры, но зело прочна. Да мачты устояли. А пеньки мы новой навернем, чтож у нас, родоков под соловецкими стенами мало? А чтоб к сроку поспеть, пойдем тихо, да на ходу переплетем заново. Как до Двины дойдем так и сменим все треснутое.

Но о том мастеру знать не надыть, он совсем занеможет, а на нем вся артель Вавчужная держится, поломались — починились, вот и вся недолга.

Утро то какое погожее. Господь с нами, и царь-батюшка на нас смотрит, вот и мастер то говорил. Никак нам не можно царско слово порушить.

Браты на снастях, завязки уже распустили, на самых верхних. Руками рей обнимают, платку раскрыться не дают. Потом сверху вниз так платки и ставить, да обтягивать будут. Все ставить не будем, мастер говорил по реке не гнать, только чтоб корабль управлялся. Пушки ждем. Вот и она родимая, давайте братцы, сами все не хуж меня знаете, а мне пока по стремнинке, по стремнинке, да от мыска подальше, да мимо купцов этих не разворотливых. Вон за тем фрегатом и пристроюсь, мастер просил не лезть вперед на реке, гнать ток как в море выйдем. Ну ты глянь, знает фрегатишка мели наши, во как крутит. А мне то чудилось в тайне на мель его задавить. Теперь и самому выкручивать надоть, ох уж медленно то как, ну да на мель уже не сядем. Мешает он мне, прыти не набрать. Кораблик не тяжеловоз Холмогорский, лошадка княжеских кровей. Во как взбрыкивает, на волю хочет. И вялый совсем без скорости то. Потерпи милай, выходим уже.